Николай Байбаков. Последний сталинский нарком - Выжутович Валерий Викторович (мир бесплатных книг .TXT, .FB2) 📗
Балансовые расчеты испытывали на себе неослабевающее политико-бюрократическое давление и потому не в полной мере учитывали реальное состояние экономики. В итоге составлялись плановые задания, не отражающие насущные общественные потребности, и это приводило к товарному дефициту.
С товарным дефицитом Госплан пытался справляться двумя способами. Прежде всего — наращиванием мощностей предприятий, производящих еду и ширпотреб. Второй же способ был, прямо скажем, нетривиален. «Старым товарам давали новое название и, соответственно, повышали цену на них, — открывает секрет Коссов. — Байбаков прямо призывал Николая Николаевича Миротворцева — своего заместителя, курировавшего легкую промышленность, — новые этикетки клеить. Тем самым создавалась иллюзия, что объем произведенной продукции, измеряемый в рублях, заметно вырос. Кроме того, уменьшали, скажем, объем сгущенки в банке, а цену на продукт оставляли прежнюю. Цена поднималась не номинально, а путем уменьшения в продукте полезного содержания. В конце концов Байбаков поручил моему начальнику Владимиру Петровичу Воробьеву организовать исследование скрытой инфляции. Это было сделано, доложено Косыгину. Разразился грандиозный скандал, но Госплан сам признал, что ситуация очень нехорошая».
Учитывал ли Госплан потребности населения? Был ли в его структуре соответствующий отдел, где занимались бы прогнозированием спроса? «Рыночного понятия “спрос” в советской экономике не существовало, — говорит Уринсон, — но, конечно, в плане всегда фигурировало: сколько нужно промышленности, сколько — сельскому хозяйству, сколько пойдет в розничную торговлю и будет куплено населением. Составлялся баланс не только материальных ресурсов, но и денежный, где суммировались все зарплаты, вклады и т. п. И было специальное подразделение в Госплане, которое балансировало количество денег на руках у населения и количество товаров, которые поступят в розничную торговлю, вкупе с количеством услуг, которые будут оказаны. В семидесятые годы скопилась огромная денежная масса, не обеспеченная товарами. Байбаков это понимал, но что он мог поделать? Советскую власть не беспокоило, что деньги ничем не обеспечены. Она считала, что это нормальная ситуация. Зарплату платим? Платим. Ну и все. Бесплатное здравоохранение, бесплатное образование… Как НЭП отменили, с тех пор стала складываться система, в которой деньги играют второстепенную роль. Поэтому многие госплановцы, люди той закваски, настороженно воспринимали рыночные реформы».
Основной «рабочей лошадкой» в Госплане был главный специалист — человек, который вел «строчку» плана. «Допустим, азотчик отвечал за все азотные удобрения, калийщик — за калийные, которые производились в двух местах — на Урале и в Белоруссии, — поясняет Коссов. — Главный специалист в Госплане СССР знал каждый завод, который производит планируемую им продукцию, бывал регулярно на них, знал руководителей и возможности завода. Если человек дослужился до главного специалиста, это был дока в своем деле. Другое дело, что он знал все, что было в СССР, но плохо знал, что было “за бугром”. Во-первых, в силу незнания языков. Во-вторых, из-за закрытости источников. Ну и конечно, главный специалист всегда выступал лоббистом своей отрасли — просил больше, чем нужно. При том что цена ошибки здесь очень асимметрична. Если он ошибется в большую сторону — бог с ним, а если в меньшую — все, завода не будет. Так что он просто перестраховывался».
Как заместитель начальника сводного отдела Коссов постоянно контактировал с отраслевиками. И чтобы не ударить перед ними в грязь лицом, старался вникнуть то в проблемы строительства, то в нюансы сталеварения. Рассказывает: «Начальником отдела химической промышленности, которая тогда быстро развивалась, был Бибишев. У него один зам — Козлов — отвечал за производство (минеральные удобрения в тоннах действующего вещества и так далее), и другой зам, Барский, — за капитальное строительство — ввод новых мощностей. Он был спорщик великий и громогласный. Я с ним утрясал объемы ввода мощностей в связи с капитальными вложениями, выделенными химической промышленности, а потом с Козловым — объемы производства по отрасли. И вот я как-то сижу, разрисовываю фломастерами процессы химии ацетилена. Заходит Бибишев: “Что делаешь?” А у меня на столе лежат “Основы химической технологии” — толстенная книжка. Я говорю: “Вот я сейчас с химией ацетилена разбираюсь”. Он говорит: “Ты что, ох**л? Зачем тебе это надо?” Я говорю: “Ты понимаешь, приходят ваши главные специалисты, ругнутся каким-нибудь акрилонитрилом — а я что? Делать "умные глаза", что я это понимаю? Я решил во всем этом разобраться, чтобы мне лапшу на уши не вешали”. А он: “Зачем тебе? Даже я не все знаю!” Как-то встретились с ним на заседании у Байбакова. Барский что-то говорит, а голос сиплый. Байбаков: “Илья, что это с тобой?” А он на меня показывает пальцем. Я, говорит, с ним побеседовал. Все хохочут. Вообще мне, как правило, приходилось работать с замами начальников по производству. Те приводили с собой заместителей министров по тем направлениям, о которых шел спор. Мне представляли проект плана. Я его быстренько просматривал и ставил галки на большинстве позиций, где спорить было не о чем. И выделял позиции, о которых приходилось спорить. Но чтоб не выглядеть профаном, я почитывал кое-какую литературу. В Госплане на одиннадцатом этаже была библиотека, замечательная, с хорошей подборкой. Я читал Economist, Canadian Mining Journal и прочие западные журналы. Потому что у меня был допуск. В этих журналах мне попадались статьи моих прежних коллег, уехавших за “бугор”. Кроме того, мне были доступны материалы ЦРУ о состоянии советской экономики. Я читал все это, и мне становилось понятней, что и где у нас не так. Плюс, конечно, собственные расчеты. А с Барским я спорил из-за распределения капиталовложений. Они пытались все вбухать в минеральные удобрения, а я старался вытащить тонкую органическую химию. Я понимал, что он не из вредности со мной спорил, а проводил в жизнь директиву отдела химии ЦК КПСС».
Расчеты плановых показателей вел Главный вычислительный центр (ГВЦ) Госплана. Он был в то время самым крупным и хорошо оснащенным гражданским вычислительным центром страны. Там работали лучшие специалисты в области вычислительной техники и экономико-математического моделирования: Н. Кобринский, Н. Криницкий, В. Собельман, Д. Лозинский, М. Виньков, В. Александров, Б. Зайцев, Ф. Шиллер, Н. Федулова, Т. Старчеус, А. Кострюков, Н. Ковалева, Э. Оганесян… В задачу ГВЦ входили подготовка и оформление государственного плана. Собрать информацию, распечатать ее на вычислительной технике и отправить в правительство. Раньше все это делалось на пишущей машинке, уйма времени уходила на распечатку. В 1973 году по распоряжению Байбакова купили английскую ЭВМ ICL-470. Она занимала два этажа в новом двенадцатиэтажном здании ГВЦ, построенном на Новокировском проспекте (ныне проспект Сахарова). Там было четыре огромных машинных зала, а под землей — артезианская вода, потому что машинам требовалось специальное охлаждение.
Особого искусства требовала «работа над пятилеткой» — так госплановцы называли процесс составления пятилетних планов. Здесь тоже были свои «невидимые миру слезы».
Рассказывает Коссов:
«Вызывает меня Николай Константинович Байбаков и говорит: “Слушай, для товарооборота надо на столько-то рублей товарных ресурсов. Вот тебе деньги на капвложения. Готовь предложения. Давай капвложения под товары”. Я прикинул, сколько нам не хватает товара — числитель. Сколько у меня капвложения — знаменатель. Поделил одно на другое — получил три рубля. Это означает, что если мы даем на пятилетку один рубль какой-то отрасли, то в конце пятилетки должны получить прирост в три рубля. Я объявляю своим коллегам в отраслевых отделах цену отсечения. “Найдите производство ширпотреба с такой вот отдачей. Я готов рассматривать предложение по увеличению товарной массы, чтобы на рубль капвложений было не меньше трех рублей товаров. У кого есть чего, приходите, будем разговаривать”. Но хорошо, когда колготки или что-то другое, где налог с оборота высокий, — например, на спиртное и табак. Тогда для бюджета все просто прекрасно. А если это товары, где и налога с оборота нет, одни субсидии сплошные? Диспропорция в ценах, она работала сильным тормозом…»
