Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920 - Чернов Виктор Михайлович
К Чернову, тогда находившемуся в Гатчине, и военруку местного Совета Винценту Соколову ночью пришла делегация от нескольких присланных с фронта частей, включая 3-й донской казачий артиллерийский батальон. Узнав, что никакого большевистского мятежа в Петрограде не было и что их ведут туда не для того, чтобы защищать Временное правительство, артиллеристы сказали, что хотят подготовить всех своих товарищей к принятию делегации Совета, и пообещали в случае попытки какой-нибудь воинской части арестовать делегатов открыть по ней огонь. На следующий день перед позицией частей Петроградского гарнизона конная разведка Дикой дивизии столкнулась с Черновым, осматривавшим позиции с группой офицеров. Вместо того чтобы взять их в плен, разведчики выслушали Чернова, объяснившего им общую ситуацию, и ускакали обратно.
Дикую дивизию должна была встретить большая мусульманская делегация, организованная Советом. Огромное количество прокламаций от мусульманских организаций и Совета было напечатано на основных языках народов Кавказа. Автомобиль министра земледелия тут же доставил их в Царскую Славянку, где произошел контакт между корниловскими разведчиками и частями Петроградского гарнизона. Место Чернова заняли два представителя казачьей военной секции Совета. Они смело подъехали к передовой линии корниловских частей, где всадники охотно разобрали прокламации. Бессильные офицеры выходили из себя, но вмешаться не посмели.
Ничего этого Петроград не знал. Он жил либо в страхе, либо в надежде военного штурма. Генерал Алексеев «думал, что часы правительства сочтены. Нужно было решать, что станет делать Корнилов после своей победы»1.
Но те, кто заранее считал, что революция потерпела поражение, жестоко ошиблись. Советы и комитеты действовали активно. 29 августа на Юго-восточном фронте Деникин и его начальник штаба были арестованы армейским комитетом. На Северном фронте Клембовский передал свой пост революционному генералу Бонч-Бруевичу. Под фальшивым именем и с письмом от Корнилова Завойко отправился «поднимать Дон», но по пути был арестован гомельским Советом. Оттуда Завойко отправил Савинкову дерзкую телеграмму, словно тот состоял с ним в одном заговоре: «Я считаю, что продолжение моей поездки необходимо для всеобщего блага. Жду возможности сделать это». Командира кавалерийского корпуса, князя Долгорукого, отбывшего из ставки в Финляндию (что было предусмотрено общим планом), арестовали по дороге. В самом Могилеве тоже все пошло не так. Солдаты, работавшие в военной типографии, которая печатала прокламации Корнилова под присмотром туркестанских частей, воспользовались неграмотностью своей охраны и вместо этого напечатали прокламации Керенского, в которых Корнилов был назван изменником. Батальон георгиевских кавалеров заявил, что поддерживает Советы, и устраивал постоянные стычки с туркестанцами. В собственном полку Корнилова семь офицеров пришлось арестовать за неподчинение приказу. 28 августа во время осмотра гарнизона одни части приветствовали Корнилова громким «ура!», а другие отвечали ему гробовым молчанием. Под угрозой забастовки рабочие железнодорожных мастерских добились освобождения станционных телеграфистов, арестованных за то, что приняли телеграмму Керенского. В ставку перестали привозить оружие, продукты питания и фураж. Революционный контроль над почтой и телеграфом практически изолировал ее от остальной России.
Командующий Кавказским фронтом генерал Пржевальский уже передал по телеграфу, что осудит того, кто первым начнет гражданскую войну. Командующий Румынским фронтом генерал Щербачев, генералы Парский, Данилов и другие заявили, что они поддерживают правительство.
Сомнений больше не оставалось: звезда Корнилова закатилась. Советы еще раз спасли Керенского, который ответил В.Н. Львову, предсказавшему бойню Советов: «Вот и отлично. Нам останется только сказать, что мы были бессильны предотвратить ее».
Но если Советы рассчитывали, что теперь Керенский перейдет на их сторону и порвет с группой, которая была готова отдать его в руки Корнилова или сменить на генерала Алексеева, то они тоже сильно ошиблись. По его мнению, теперь Советы стали слишком сильными. Соединившись с ними, он рисковал стать их заложником. Напротив, «регрессивный блок» был абсолютно скомпрометирован своим участием в заговоре и боялся последствий. Тем выгоднее было выступить в роли их всепрощающего защитника. Если бы Советы потерпели поражение, возможно, Керенский попытался бы сыграть ту же роль и по отношению к ним. Естественно, сторонники Корнилова этого не допустили бы. Могла ли советская демократия поступить по-другому?
Ждать первого испытания пришлось недолго. Брожение в отрядах Крымова достигло пика. Солдатское собрание обвинило своих офицеров в обмане, потребовало провести расследование и наказать виновников этой авантюры. Офицеры сослались на миссии Савинкова и Львова и заявили, что они вели войска на Петроград с разрешения Керенского. Тогда солдаты решили провести расследование сами и послали в Совет многочисленную делегацию. Их направили к Чхеидзе, Церетели и Чернову. Керенский тоже принял делегацию, но быстро прервал первого, кто заявил, что солдаты ждут увольнения и наказания предавших их командиров.
29 августа генерал Алексеев сказал капитану кавалерии Шапрону: «Только что здесь был Терещенко. Меня уговаривают занять пост начальника штаба с Керенским в роли главнокомандующего. Если я откажусь, назначат Черемисова. Вы понимаете, что это значит? На следующий день они казнят сторонников Корнилова. Отведенная мне роль отвратительна, но что я могу сделать?»
30 августа Корнилов, все еще не знавший, что случилось с его отрядами, но чувствовавший неладное, стал на всякий случай готовить себе путь к отступлению. Посредником между ним и Керенским стал генерал Лукомский. Обе стороны прекращают выпускать декларации против друг друга; Деникина и других выпускают на свободу; генерал Алексеев приезжает в ставку как посредник. В доказательство своего бескорыстия Корнилов готов передать верховное командование Алексееву при условии, что тот создаст «сильное правительство, независимое от безответственных организаций». Корнилов все еще думал, что он может ставить условия.
Алексеев жадно ухватился за шанс достичь компромисса. Он хотел как можно скорее прибыть в ставку и безболезненно принять верховное командование. Он «горячо убеждал Корнилова сохранять власть» до своего прибытия и отправил по радио приказ правительства «всем, всем, всем» «выполнять оперативные приказы генерала Корнилова».
Восстановив присутствие духа, Корнилов тут же попытался воспользоваться этим полуоправданием своей измены Временному правительству. Он отправил Крымову письмо, иронически сообщая последнему о случившемся и спрашивая, «есть ли еще возможность оказания сильного давления средствами, находящимися в его распоряжении». В конце он просил Крымова держать ставку в полном курсе происходящего, чтобы та могла дать ему соответствующие инструкции. «Если обстоятельства позволяют, действуйте независимо в духе инструкций, которые я вам дал».
Иными словами, марш на Петроград и Временное правительство нужно было продолжать. Корнилов не подозревал, что этот приказ уже некому было передать и некому выполнять. Но 31 августа его последние иллюзии развеялись.
В тот день генерал Алексеев снова разговаривал с Лукомским по прямому проводу. Крымов был в Петрограде и ждал аудиенции Керенского. У мятежников стало еще одной надеждой меньше. Лукомский спросил, посланы ли части для штурма ставки. Да, но сам Алексеев тут ни при чем; сначала он должен выяснить, в какой роли Корнилов примет его в ставке – как посредника или как преемника. Согласен ли Корнилов на прибытие в ставку чрезвычайной комиссии по расследованию во главе с Шабловским? Лукомский ответил, что Корнилов не собирается превращать ставку в крепость. Он примет Алексеева как официального командующего, но тот должен прекратить военные действия против ставки. Вопрос о комиссии остался без ответа: он был слишком болезненным.
