Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920 - Чернов Виктор Михайлович
Остатки правительства пришли в ужас. Савинков сообщает:
«Терещенко подал в отставку. Некрасов предложил передать всю власть Совету рабочих и солдатских депутатов. Некоторые министры предпочли не ночевать дома. Та же самая паника владела и Советом [? – Примеч. авт.]. Только так я могу объяснить поездку Чернова в Царское Село с «инспекцией» обороны, требование Войтинского, чтобы я разоружил юнкеров, и настояния Церетели и Гоца, чтобы делегаты Всероссийского центрального исполнительного комитета присутствовали на совещании штаба военного округа – видимо, для того, чтобы следить за моими инструкциями».
Однако все это говорит не о панике, а об энергичных мерах предосторожности, которые принимал Совет, не доверявший военным властям. Не только Корнилов, но и лидеры Совета не знали, кому Савинков вонзит нож в спину – Керенскому и Корнилову. Савинков сообщает, что даже его коллега, морской министр Лебедев, сообщил Керенскому о «беседе преступного характера», состоявшейся в эти дни по прямому проводу между Савинковым в Петрограде и Филоненко в ставке. Тем не менее Савинков оставался военным губернатором столицы вплоть до 31 августа, то есть в самые критические дни наступления Крымова. Правда, стремясь обелить себя, именно Савинков первым публично заявил, что с Корниловым «следует обращаться как с изменником».
Напротив, думские лидеры «регрессивного блока» набрались смелости. В Петроград прибыл генерал Алексеев. Керенский предложил ему пост главнокомандующего. Алексеев отказался и в свою очередь предложил ему свои услуги для примирения с Корниловым. То же требование примирения между Керенским и Корниловым выдвинули главные лидеры кадетов. Аналогичный совет дал британский посол Бьюкенен. Именно этого и добивались Савинков с Филоненко.
Но о примирении не могло быть и речи; обе стороны слишком далеко зашли. Как и Савинков, Керенский публично назвал Корнилова «изменившим своей стране». Корнилов не остался в долгу; он сообщил на всю Россию, что «Временное правительство действует в полном соответствии с планом германского генерального штаба»; он «не может предать Россию немцам», потому «противостоит Временному правительству и его безответственным советчикам, которые продают свое отечество»; он «предпочитает с честью погибнуть на поле боя, чем видеть позор своей родной земли».
Савинков и правый кадет Маклаков попытались повлиять на Корнилова, позвонив ему по прямому проводу. Грубый и бесцеремонный Корнилов заподозрил ловушку. «Я вижу в этом давление Совета, в котором есть люди, запятнавшие себя изменой. В этот грозный для отечества час я не покину свой пост».
Керенский тоже испытывал странный приступ смелости от отчаяния. Он отверг предложения Милюкова и Алексеева отправиться в ставку в качестве посредников. Кроме того, он отклонил аналогичное предложение делегации Совета Союза казачьих частей, заподозрив, что казаки просто хотят присоединиться к мятежному генералу.
28 августа начальник дипломатического департамента ставки князь Трубецкой передал Терещенко свои наблюдения, типичные для настроений, царивших в буржуазных кругах:
«Трезвый анализ ситуации показывает, что все высшее командование, подавляющее большинство других офицеров и лучшие боевые части последуют за Корниловым. В тылу его поддержат все казачьи части, большинство военных училищ и опять-таки самые боеспособные части. К этой физической силе следует присовокупить превосходство военной организации над слабыми гражданскими органами, симпатии всех несоциалистических слоев населения, постоянно растущую неудовлетворенность существующими условиями среди низших классов и безразличие основной массы людей, равнодушных ко всему и готовых подчиниться нагайке... Люди, находящиеся в данный момент у власти, должны решить, готовы ли они сделать шаг навстречу, согласиться на сотрудничество и смириться с неизбежными изменениями; тогда все пройдет безболезненно; но в случае сопротивления им придется принять на себя ответственность за новые неисчислимые бедствия».
Кадетская партия под руководством Милюкова подготовила план добровольной отставки Керенского и его компаньонов в пользу генерала Алексеева. Последний должен был сформировать новое правительство и мирно завершить корниловский «инцидент». Они умоляли Керенского и его нескольких уцелевших сторонников уступить место единственному человеку, который в состоянии спасти ситуацию: предотвратить гражданскую войну, внутренний конфликт в армии, катастрофу на фронте и уничтожение России. В конце концов и последние сторонники Керенского, Терещенко и Некрасов, тоже стали уговаривать его уйти в отставку и передать власть генералу Алексееву. Вокруг Керенского образовывался ужасающий вакуум. Одинокий премьер бродил по Зимнему дворцу, недавно столь шумному, а теперь пустынному, и размышлял над тем, как короток путь от Капитолия до Тарпейского утеса [В Древнем Риме на Капитолийском холме располагались органы государственной власти, а с Тарпейского утеса сбрасывали преступников, приговоренных к смертной казни. – Примеч. пер.].
В самый критический момент бесконечные, изматывающие нервы переговоры с министрами и кандидатами на министерские посты, когда в чемоданчике Керенского лежали заявления об отставке всех министров и он обладал «всей полнотой власти», не зная, что с ней делать, и ничем не напоминая счастливого диктатора, к нему пришла официальная делегация Совета. Она предложила Керенскому помощь с одним-единственным условием: мятеж должен быть подавлен беспощадно. Совет не тратил время на слова. Он действовал – действовал, как в лучшие дни революции.
Чтобы разбить воинские части, собранные Савинковым и его помощником Пораделовым, было бы достаточно одной Дикой дивизии Крымова. Питерские вояки тут же разбежались бы, потому что считали Керенского заодно с Корниловым и не собирались страдать из-за их ссоры. Но последнее слово в борьбе Корнилова с революцией еще не было сказано. Все предместья Петрограда ощетинились баррикадами и были готовы встретить врага. Кронштадт прислал столько людей, что Савинков пытался отослать 2000 матросов обратно, сказав, что «в них нет необходимости». Рабочие брались за оружие, создавали отряды Красной гвардии и готовились превратить в крепость каждую фабрику, каждый дом. В первые же дни в рабочую милицию вступило 25 000 человек. В части Крымова были направлены десятки агитаторов.
У Совета не было времени легализовать свою деятельность. Он функционировал как истинная революционная власть. Не дожидаясь, когда начнут действовать многочисленные корниловские тайные общества, он начал массовые аресты. Штаб заговорщиков в гостинице «Астория» был уничтожен. Председателя Военной лиги Федорова арестовали. Общее число арестованных превысило 7000. Во многих домах провели обыски и нашли списки заговорщиков. Неопытных конспираторов охватила паника. Их организации страдали от недостатка фондов, потому что деньги были растрачены. Полковник Сидорин, посланный Корниловым для руководства заговорщиками, «испугавшись расстрела, бежал в Финляндию и забрал с собой остатки казенных денег – около 150 рублей», – писал Деникин.
Организованное Советом Железнодорожное бюро работало с остервенением, мешая продвижению эшелонов с частями Крымова так же эффективно, как в марте, когда оно остановило эшелоны генерала Иванова. Некоторые части отправили совсем в другом направлении, но, когда они это поняли, было уже слишком поздно. Станционные пути были забиты вагонами. Котлы паровозов выходили из строя. В трех местах были повреждены рельсы, и груженые вагоны опрокинулись. Батальон ремонта путей бесследно исчез. Крымов отдал приказ продвигаться дальше пешком, но из этого ничего не вышло, так как не удалось решить вопрос с питанием. Солдат буквально забрасывали прокламациями Временного правительства и Советов, а корниловские контрдекларации до них не доходили. Местные Советы и гарнизоны – например, в Луге – угрожали расстрелять эшелоны из пушек. Телеграф и телефон приходилось захватывать силой. Отдельные части теряли связь друг с другом и со ставкой. Солдаты Корнилова начали отказываться отправляться туда, где была опасность столкнуться с местными гарнизонами. Они выбирали комитеты, которые требовали объяснений от офицеров и лишали последних свободы действий.
