Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы - Врублевская Галина Владимировна
И прислушалась даже к советам Веры Игоревны, когда речь зашла о будущей профессии. Под влиянием бабушкиных рассказов о работе медиков, после девятого класса поступила в медицинский колледж, учиться на медсестру.
Для Верочки наступила иная жизнь: лабораторные работы, практика в больнице, общение с однокурсниками, сердечные страсти – общение с бабушкой вновь сократилось до кратких «что поесть?», «ну, я пошла!».
А дни Веры Игоревны наполнялись своими заботами: сходить в магазин, оплатить на почте коммунальные услуги, навестить подруг – многие жили на дальних окраинах – три часа только на дорогу. Сил пока хватало на всё, но возвращаясь домой, все чаще присаживалась отдохнуть на детской площадке в своем дворе. Но долго там не задерживалась: дома ждали хозяйственные дела.
Да и внучку продолжала воспитывать – ворчала из-за невымытой посуды, снова пилила за поздние возвращения, пугала уличной преступностью. Верочка раздражалась на ее замечания, слабо огрызалась в ответ и с нетерпением ожидала дня, когда сможет избавиться от докучливой опеки взрослых.
Закончив колледж, заявила домочадцам, что сняла комнату и собирается жить отдельно. Вера Игоревна опечалилась больше остальных, вспоминала прежние времена, когда девушки покидали родительский дом, лишь выходя замуж. Однако, поняв, что разлука с внучкой неизбежна, стала помогать ей со сборами.
Перво-наперво подготовила для внучки коробочку с нитками-иголками. Дома-то Верочка иголки в руки не брала: зашить-пришить – все бабушка, а теперь самой придется себя обихаживать. У Веры Игоревны скопились запасы катушек еще с советских времен, когда все в дефиците было, так почему не поделиться. Среди катушек завалялась и мятая тряпица, метка с адресом, что бабушка к Верочкиной куртке пришивала. Вера Игоревна всплакнула – как быстро время пробежало. Погладив в задумчивости батистовый прямоугольник пальцами, положила метку на старое место, в свою корзинку – тоже реликвия!
Старость наступала на Веру Игоревну аккуратно, только силы и возможности таяли. Пришлось отказаться от дальних поездок к приятельницам: сердце не выдерживало духоты в метро и тряски в автобусах. Но изредка еще выбиралась во двор подышать свежим воздухом.
Верочка, жившая уже несколько месяцев отдельно, наведывалась в родительский дом редко. Уже не спорила с бабушкой, а снисходительно улыбалась: о чем говорить со старухой, почти не выходящей из дома?
Бывшая докторша находила теперь понимание только в компании немощных ровесниц во дворе. Там и к опыту ее прислушивались. Ладно, хоть, сама могла добраться до детской площадки, где старушки сиживали, ведь и по квартире передвигалась только с палочкой. А дома умудрялась то удариться об угол стола, то подвернуть ногу на ровном месте, то качнуться к самой стенке. А однажды потеряла сознание и рухнула на пол.
Обнаружил бабушку вернувшийся с работы сын – тому незаметно тоже полтинник подкатил – то за поясницу схватится, то за сердце. Уже былого фанатизма к работе не выказывал, норовил пораньше освободиться. Вызвал матери скорую, хотя она уже и в сознание пришла, встать только не могла, потому что половина тела отнялась. Когда бригада приехала, сын попросил отвезти Веру Игоревну в ту больницу, где работала медсестрой ее внучка: на чужих-то сиделок денег не было.
Вера вошла в палату, где лежали восемь старушек, по четыре кровати у каждой стены. И крайняя, у прохода – ее бабушка: раскиданные на подушке лохмы седых волос, землистого цвета морщинистые щеки, бескровные губы. У Верочки перехватило дыхание, но разве можно плакать, когда накрашены ресницы! Все же размытая слезами черная струйка поползла по ее щеке. Игла со шприцем замерла в ее руке.
Вера Игоревна заметила вошедшую сестричку, но в эмоции ее не вникала. С радостным умилением – потому что осталась жива – она улыбалась краешком нетронутого параличом рта всему миру. Какая ладненькая девушка! И халатики у персонала симпатичные – нежно голубые. Она всегда любила такой цвет.
Верочка положила шприц на тумбочку, присела на бабушкину постель.
– Здравствуй, бабуля! Это я, Верочка, узнаешь? – несмело, будто чужая в этом привычном для нее помещении, внучка погладила бесчувственную, парализованную руку. Поняла, что оплошала – эта рука ласки не чувствовала. Обошла кровать, села с другой стороны, снова погладила прозрачную до синевы кожу. Ответные слезы навернулись на глаза парализованной: какая внимательная медсестра, кажется, имя свое назвала. Только Вера Игоревна как услышала, так и забыла тотчас имя сестрички.
Перенесшую инсульт бабушку выхаживали долго: капельницы, массаж, лечебная физкультура. И первые победы – согнула ногу, села, встала, сделала самостоятельный шаг.
Озабоченная Верочка – высветленные волосы убраны под накрахмаленный колпак, фигура стройная, подтянутая – торопилась к своей бабуле, едва выдастся свободная минутка.
Повезло и чужим старушкам, лежащим на соседних койках: им теперь тоже прибавилось внимания со стороны молоденькой сестрички – если доброта в душе зарождается, ее на всех хватает.
А весной родственники стали выводить Веру Игоревну во двор, на детскую площадку. Бывшая докторша теперь сама выглядела, как некогда самые тяжелые ее пациенты: седые неряшливые пряди выбивались из-под берета, а выгоревший когда-то голубой плащ болтался на ней, как на вешалке. Из-под него виднелись серые пижамные штаны и суконные ботики на резиновой подошве – во что невестка облачит, в том и появится.
Выведут бабушку, посадят на скамейку и минут через сорок приходят за подопечной, чтобы забрать домой. Но всё чаще Веры Игоревны не оказывалось на месте. Находили ее неподалеку, на скамейке транспортного павильона – остановка находилась рядом, только дом обойти. Боковая стенка с красочной рекламой защищала непутевую странницу от ветра, а козырек над скамьей – от палящего солнца. На остановке Вера Игоревна чувствовала себя в гуще жизни: пассажиры уезжали-приезжали, а кто-то из ожидающих даже вступал в разговор со старушкой, жаждущей общения. Все бы ничего, пусть бы сидела там, где ей нравится, но, возвращаясь назад, она раз-другой в чужую подворотню завернула, заплутала среди похожих серых фасадов выстроенных по одному проекту домов. Хорошо, в округе Веру Игоревну многие, как доктора, еще помнили, знали, где живет, и провожали до квартиры.
Верочка теперь старалась бабушку почаще навещать, делала ей назначенные врачами уколы, выводила на прогулку. Оглядывая выцветший плащ с обтертыми обшлагами рукавов, качала головой, обещала купить новый. Но Вера Игоревна противилась, что-то бурчала под нос, говорила, что не желает обнов. Однако громко возмущаться опасалась, принимая свою внучку за представительницу власти, присланную то ли собесом, то ли поликлиникой.
Пришлось Верочке заняться починкой бабушкиного старья. Обметала обшлага, переставила пуговицы, чтобы плащ лучше на бабушке сидел. Подбирая в корзинке для рукоделья нитки, обнаружила свою старенькую метку с адресом. Улыбнулась воспоминаниям, и тут же ее осенила идея. Родители жаловались на бабушку, что уходит со двора, иногда теряется. Почему эти старушки так непослушны! Но метка – это выход! Можно даже прежнюю пришить, они же с бабулей полные тезки, не считая отчества. Приписала свой мобильный телефон под адресом и пришила метку к бабушкиному плащу. И не у воротника: это неудобно, а внизу, у подола. Бабуля забудет адрес, сама же отвернет подол и прочитает, слава Богу, буквы еще не забыла.
Завершив шитье, обратила внимание бабушки на метку. Вера Игоревна снова разгневалась:
– Зачем мне эти напоминания? Я помню адрес, сто лет здесь живу! И не терялась я во дворе, неправда!
Однако спарывать метку не стала, потому что руки уже дрожали, и не справлялись с шитьем. А потом и вовсе забыла о злополучной метке.
