Ангелы мщения (Женщины-снайперы Великой Отечественной) - Виноградова Любовь (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
«Снайпер! Снайпер!» — кричал молоденький солдат, которого все звали Коленька. Он умирал от полученного 8 мая тяжелого ранения в живот и хотел, чтобы Тая Киселева, помогавшая в госпитале в качестве санитарки, посидела с ним. Тая садилась и держала его за руку. «Ты ему только воды не давай!» — предупреждал ее, проходя по коридору, врач — как будто еще была надежда. По лицу у Таи то и дело текли слезы, было так жалко этого юного солдатика, умиравшего теперь, когда со дня на день кончится война. «Коленька, держись!» — а что еще она могла ему сказать?
В госпитале Тае нравилось, она подумывала, когда вернется, пойти учиться на врача. Она делала простые перевязки и помогала на операциях, пару раз даже упала в обморок, надышавшись наркоза: его давали раненым очень примитивным способом — попросту лили на рубашку, положив ее пациенту на лицо. «Кого мне дали в помощь!» — негодовал тогда хирург.
Немцы здесь, у границы Чехословакии, сопротивлялись как проклятые, и раненых в эти последние дни войны и даже после победы прибывало очень много. Среди них оказался офицер, который за Таей ухаживал, — заместитель комбата Ильницкий. «Свела судьба», — сказала ей одна из медсестер. Мстислав Ильницкий был старше Таисии на десять лет, образованный, из хорошей ленинградской семьи, обходительный и вежливый. По натуре — совершенно не солдафон, пользовался уважением солдат. Девчонки, видя, как он галантно дарит Тае после боя цветочек, завидовали и шипели ей, что она подметки его не стоит. Но она поняла, что любит его, только когда увидела тяжело раненным в госпитале. Так обидно было, когда в те дни умирали раненые: они ведь пережили войну, война кончилась!
Ильницкий тоже звал в бреду снайпера, и пришедший посмотреть на него командир полка велел Тае идти сидеть с ним: «Он тебя зовет, иди!» Она села у кровати, и раненый «мертвой хваткой» вцепился в ее руку и ни за что не хотел выпускать. Как считала Тая, Ильницкого выходила она. В госпитале, вместе, они встретили победу [468].
В начале мая 1945 года «ночные ведьмы» летали с аэродрома севернее Берлина — точнее, просто с зеленого поля около городка Брунн. Летать было «почти некуда» — противник везде капитулировал. Бомбить посылали только группировку в районе порта Свинемюнде, откуда «немецкие войска спешно удирали пароходами через Балтийское море». Знакомясь с «районом боевых действий», они вылетали в дневное время «по треугольнику», стараясь, конечно, отклониться от маршрута в сторону Берлина — увидеть «логово фашистского зверя», как называли этот город в газетах. Их глазам открывался «огромный серый полуразрушенный город. Он весь дымится, кое-где догорают пожары. Небо почти сплошь затянуто дымом, и солнце светит слабым желтоватым светом…» [469]Неужели кончается война?
Немцев в Свинемюнде добивал на земле полк Тамары Рогальской, который повернули с берлинского направления в начале мая. Переправляться они должны были на шлюпках, и, хотя с большой земли их поддерживала огромная сила артиллерии и с воздуха тоже поддерживали, переправляться было очень страшно. Все понимали, что это уже конец, но немцы стреляли вовсю. Зайдя по пояс в воду, девушки забирались в шлюпки. Тамара залезла первая, думая о том, что плавает очень плохо. Переправившись, девушки услышали, что погиб Павел Ярыгин, комбат из их дивизии, молодой, веселый командир, который здорово пел и нравился девушкам. Когда был взят порт Свинемюнде, встретились с другим полком той же дивизии. Солдаты кричали: «Победа! Победа!» — и девушки подумали, что это кричат потому, что взят порт.
Тамаре и ее подругам довелось участвовать в братании с союзниками. Почти никто из них ни до этой встречи, ни после не видел иностранцев. Поразило их то, что американцы были всякие — и белые, и черные. А американцев поразили эти молодые женщины с автоматами (в том наступлении они были без винтовок). Тамара запомнила, как два солдата — черный и белый — кричали, увидев их, «Вау! Вау!», девушкам это показалось очень смешным. Кто-то из девчонок, как и солдаты, уже вовсю обнимался с американцами. На сердце было ощущение необыкновенного счастья [470]. Как все они мечтали об этом дне, о том, что «мы доживем и кончится война, и какая тогда будет жизнь…» [471].
Глава 21
«Ничего не обещают они!»
Часть Веры Чуйковой стояла в сорока километрах от Берлина, и, как многих солдат, девушек-снайперов возили после победы в фашистскую столицу на экскурсию. Первое впечатление у Веры было: «с нашей стороны весь город разрушен». А в городке, где они стояли, организовали «лагерь гражданских» для женщин — фильтровали, проверяли тех, кто внушил подозрение советским властям. Девушки-снайперы пошли туда из любопытства, посмотреть. Издалека, из-за ограждения, женщины из лагеря — русские женщины — махали им. Комбат Бочаров, узнав, что девушки туда ходили, предупредил: «Вы с этими женщинами не общайтесь» — и объяснил, что эти русские женщины специально были заражены венерическими болезнями [472]. Девушек-снайперов охватила брезгливость и жалость к тем женщинам и злость на них, что немцам продались: теперь вот сами виноваты.
Все, чего хотелось Вере и ее подругам, — это отоспаться после тяжелых последних месяцев. Однако расслабиться не получалось: до победы они обучали пополнение, солдат 1926 года рождения. Сначала отношения не складывались — девушки-сержанты начали с солдатами заниматься строевой подготовкой; солдаты роптали, что баб поставили. Потом, когда пошли занятия с оружием, в том числе трофейным, которое девчонки учили солдат разбирать, собирать, пристреливать и метко стрелять из него, солдаты все же начали испытывать к этим девушкам уважение. А девчонкам очень хотелось домой. Все обсуждали, как приедут, как переоденутся в платья, что приготовят из еды, куда пойдут. Комбат, очень хороший человек, когда слышал об этом, все говорил им: «Девчата, девчата, куда вы так рветесь, там ничего хорошего нет…» Без подробностей: он и так рисковал. Вера убедилась в том, как он был прав, только вернувшись домой: письма, которые приходили им на фронт, были просмотрены цензурой, «половина заляпана, оставят про домашние дела только», так что они не знали даже, что в тылу все еще карточки и голод [473]. «Все так ждали победы, так хотели домой вернуться, родителям помогать» [474], — вспоминала Лидия Бакиева.
Отпраздновали победу, а о демобилизации для большинства из этих девушек и речи не шло. Веру и ее подруг отправили помогать Смершу: требовались писари, составлять бумаги на бывших советских военнопленных. Вере запомнились длинные опросные листы — где попали в плен, где были в плену, и так далее, и так далее. Во время допросов в комнате сидела служебная собака. «Наверное, не надо так с людьми, — шептались девушки в казарме. — Воевали же, кто-то раненый в плен попал, кто контуженый». А их теперь как врагов допрашивают, с собакой. Однако все сходились в том, что наверху начальству виднее [475].
А Клава Пантелеева тем временем уже вышла на работу на свою ткацкую фабрику. После победы она и ее взвод лишь пару недель были со своей частью. В первые дни девушки поднимались у землянок на бруствер и смотрели на длинные-предлинные колонны пленных немцев, которых гнали мимо. Один из них неожиданно вытащил из кармана и подарил Клаве флакончик духов: откуда он у него взялся? Потом немцев уже не было, а солдатам, чтоб не скучали, нашли занятие: хоть стояли они на опушке какого-то леска, но расчистили там все дорожки и бровки выровняли. Уже в июне девушек демобилизовали и с первым эшелоном отправили домой: точно как показывают в фильмах, ехали девчонки и «старики» — солдаты, которым было по сорок или даже по пятьдесят. Клава запомнила, как много среди них было ездовых, войну-то вели почти всю на лошадях! К большой радости девушек, заменили им шинели — у Клавы была шинель и горелая, и рваная. Дали новые — отличные английские, серого цвета (Клава потом перешила себе на пальто, и не она одна), и повезли в теплушках — таких же вагонах для скота, в которых чуть больше года назад везли на фронт. Дали им с собой продуктов «полно» — и сухарей, и брикетов пшенных, и еще чего-то в этом роде. Теперь, когда Германия осталась позади, эти продукты снова стали большой ценностью — а как рада была им большая семья Клавы! Привезла она и денег — пока была на фронте, у нее копились на аттестате, немного, конечно, но все это было большое подспорье голодавшим родителям, брату и сестре — «разговелись» [476].
