Ангелы мщения (Женщины-снайперы Великой Отечественной) - Виноградова Любовь (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
Немного в стороне от города к заливу Фришес-Хафф наступала 31-я армия. Через много лет после войны Клавдия Логинова и Анна Мулатова узнали, что в Кенигсберге они шли в наступление где-то рядом, только с разными дивизиями. Уже вышли к заливу, когда Анин командир подозвал нескольких девчонок-снайперов и велел, пока затишье, сбегать в хозвзвод за магазинами для автоматов. Они пошли, но тут же запутались: где его искать-то, хозвзвод? Начался страшный обстрел, и Аня Мулатова потеряла остальных. Решила остановиться за стеной разрушенного дома и переждать, потом идти дальше искать или вернуться обратно. Услышала справа от себя крики и, обернувшись, увидела раненого солдата, лежавшего в болотце через дорогу. Он страшно кричал, звал на помощь. Но Аня не могла идти к нему, слишком сильно стреляли. Решила, что пойдет сразу, как кончится обстрел. Раненый затих. «Наверное, умер», — подумала Аня. Она стояла и плакала. Плакала даже не столько от страха, хотя было страшно, а оттого, что рядом мучился и, видимо, умер человек, а она не могла ему помочь. «Ой, мамочка, как нас здесь бьют!» — повторяла она плача.
Обстрел кончился, и она побежала назад, к заливу. Где Тася, где другие девчонки из взвода? Аня Мулатова не знала, это было не важно, никого знакомого рядом не было; бежали рядом какие-то солдаты-пехотинцы — и ладно. В наступлении некогда искать своих.
На берегу было полно разбитой и целой на вид техники и немецких солдат. Отступать им было некуда — только в воду. Немцы бросались в море, чтобы добраться до косы вплавь или просто утонуть. Один на глазах у Ани подорвал себя гранатой [450].
Десятки тысяч солдат и десятки тысяч беженцев, оказавшиеся в те дни на косе Фрише-Нерунг или перебравшиеся на нее раньше, пробирались к Данцигу — была надежда оттуда эвакуироваться на кораблях в глубь Германии, последняя надежда.
Бегство через косу началось еще в январе, когда советские войска вошли в Пруссию. Несметное количество людей погибло, не добравшись до побережья, от холода и голода на дороге, обстрелов, от руки догонявших русских солдат. Сколько погибло в ту зиму на льду залива от бомбежек, провалившись под лед или обессилев и замерзнув насмерть! И даже тем, кому посчастливилось добраться до Данцига, спасение еще не было гарантировано: отправлявшиеся оттуда суда поджидали советские подводные лодки. Самая крупная трагедия произошла 16 апреля 1945 года. Около полуночи подводная лодка Л-3 под командованием капитана Коновалова потопила немецкое транспортное судно «Гойя», на борту которого было 7200 человек, из них 6000 беженцев [451].
Когда к заливу вышел полк Клавы Логиновой, в разгаре был большой бой. Как часто случалось, раненые, увидев девушек, звали их: «Сестрица, помоги!» Разве станешь им объяснять, что никакие Клава с парой Олей Николаевой не медсестры. Перевязывали и вместе оттаскивали: санитаров нигде не было видно. И когда смотрела потом Клава фильмы о войне, где санитарки вытаскивают из боя раненых, то думала о том, что никогда на войне такого не видела, чтобы санитар бежал рядом в бою и оказывал помощь.
Оттащили очередного раненого и побежали дальше. Сильный обстрел — залегли и поползли. Но где ребята из их полка? Клава и Оля как-то под обстрелом отклонились, потеряли своих. Вокруг были незнакомые солдаты.
Впереди были кустики, ямы, и дальше на возвышенности — немецкие окопы и блиндажи. Немцы сильно обстреливали, и шедший лавиной полк, подбежав к линии окопов недалеко от моря, залег. Много было ранено, остальные не хотели подниматься в новую атаку.
Клава с Олей лежали и толкали друг друга локтем: вставать, не вставать? Наконец Клава решилась: «Оля, пойдем! Убьют так убьют, а мужики пойдут за нами». Они встали не сразу, сначала отстрелялась артиллерия, потом снова стал звать в атаку командир. Тогда Клава и Оля поднялись, и солдаты встали за ними. На пути попался блиндаж, прибежал солдат и сказал: «Крику там!» Солдаты с автоматами пошли и открыли его, там оказались раненые. Эти ни по кому не стреляли, и ничего плохого, по крайней мере пока там была группа Клавы, с ними не случилось. Солдаты погнали ходячих на выход: «Шнель, шнель!» К Клаве подошел один легкораненый, молодой и рыжеватый, с худым лицом. Парень поднял руку в рот-фронтовском приветствии и испуганно улыбнулся Клаве: «Снайперка гут, гут!» Правильно боялся, в международную солидарность рабочего класса русские уже не верили, утратили иллюзии еще в начале войны. Немец показывал куда-то и, как мог, объяснял, что там склад какой-то, там шоколад. Солдаты сунулись туда, но Клава и Оля, более дисциплинированные, закричали, чтоб они остановились:
«Куда вы, не ходите, везде мины!» Рыжий немец замотал головой: «Мин — найн!» — и первым пошел на склад. Тут же он вытащил девушкам большую коробку с шоколадом и сам ее открыл: «Битте!» Коробку, конечно, Клава с Олей взять не смогли, и вещмешки были в обозе, только набили как следует карманы, чтобы угостить девчонок.
Бой кончился, собрали раненых, и солдаты сказали девушкам, что их вызывает командир: хотел узнать, откуда, из какой они части. Выяснилось, что попали они в 608-й полк. «У нас и девчат-то нету», — объяснил офицер и спросил, кто их командир батальона. Они ответили, и офицер по телефону позвонил к ним в штаб. Как оказалось, там за них беспокоились. Была уже ночь, но командир 608-го велел ординарцу проводить девчонок в их полк и по рации передал, что нужно их представить к награде. Гордые, шли они обратно, но комбат встретил трехэтажным матом. «А если бы вы к немцам попали?!» — орал он. Клава-то знала, почему он орет: испугался за них, за нее. Она комбату нравилась, он не скрывал этого. Ей тоже нравился комбат Михаил Прокопович Денищев — казавшийся ей очень взрослым, крепкого сложения, симпатичный шатен с карими глазами, смелый командир.
Ночевали девушки в каком-то доме, в маленькой комнате. От убранства дома «разбежались глаза» — девушки в первый раз «увидели роскошь» — пуховые одеяла и подушки. Открыли шкафы и смотрели на висевшие там «платья красивые, длинные». На следующий день часть провели по Кенигсбергу. Город был сильно разрушен, Клаве запомнилась только церковь, которая стояла нетронутая.
После взятия Кенигсберга дивизию повезли эшелоном на 1-й Украинский фронт, и по дороге комбат не давал Клаве проходу. «Ну что, — спрашивал он, — будем жениться?» Клава не совсем ему доверяла — много было таких, кто обманывал девчонок. Подавали заявление, а потом оказывалось, что в тылу у него семья и дети. Но Михаил на Клавин прямой вопрос о том, есть ли у него жена, только засмеялся: «Да нет, не успел я до войны жениться. У меня только мать в Нижнем Новгороде». — «Ладно, я подумаю», — ответила Клава [452].
Комбата уже не было в живых, когда, еще на фронте, Клаву наградили медалью «За отвагу». А орден Славы III степени, к которому ее представили за то, что подняла тогда солдат в атаку, нашел ее уже после войны. Встретившись с Олей после войны, Клава узнала, что «Славой» наградили и Олю.
Глава 20
«Коленька, держись!»
«Девчонки, раненым бы молока», — попросил командир полка Шлихтер. Вера Чуйкова пошла искать ведро: она еще совсем маленькой умела доить корову. Недоеных коров здесь, около Штеттина, было предостаточно [453]. «Откуда-то издалека доносилось их истошное мычание, похожее на предсмертный вой», — вспоминали потом «ночные ведьмы», пилоты ночных бомбардировщиков, — они тоже бомбили немцев где-то недалеко [454]. Многие вспоминали потом тех коров с горьким невыдоенным молоком в вымени: даже Илья Эренбург писал 1 марта 1945 года: «Если можно кого-нибудь пожалеть на немецких дорогах, то только крохотных, ничего не понимающих детей, обезумевших недоеных коров да брошенных собак и кошек; только эти непричастны к злодеяниям». Этих коров и другой скот солдаты нередко убивали уже не для мяса, а просто для забавы. Частенько, убив свинью, брали с туши мяса всего пару килограммов. Донесение по 31-й армии упоминало: «В населенных пунктах зачастую можно увидеть зарезанную свинью в 5–6 пудов весом, от которой отрезана и использована лишь часть мяса. Остальное брошено и обречено на порчу» [455].
