Товарищ убийца. Ростовское дело: Андрей Чикатило и его жертвы - Кривич Михаил (читать онлайн полную книгу txt) 📗
«Здравствуйте, Владимир Вольфович! Я уже давно собирался Вам написать и вот решился. Я вижу, что Вы, словно гриб, пробиваетесь из земли. Вы, как восходящая звезда, сияете на черном коммунистическом небосводе… Надо опять создать Советский Союз, но уничтожить всех жуликов, хулиганов, воров, насильников, всех гомосексуалистов, лесбиянок, наркоманов. Надо уничтожить всех сумасшедших — от них уже тоже никакого толка не будет. Сколько много детей умственно неполноценных, целые интернаты, только убытки государству, они уже не могут быть полноценными людьми — надо всех таких уничтожить. Надо уничтожить всех цыган, от них толку нет никакого, они занимаются спекуляцией, торгуют водкой и сигаретами. Надо уничтожить в России человек миллионов сто, надо очистить общество, как это хотел сделать Гитлер. Никакого послабления, никакой свободы, гласности, демократии, надо людей взять в кулак. Но надо бороться за улучшение жизни людей, во главе государства поставить такого человека, как Гитлер. Вы бы могли им быть».
Конец цитаты.
Разные темпераменты, разные формулировки. Но между робким чикатиловским «имеют ли право на существование» и категоричным хариповским «надо всех таких уничтожить» дистанция не столь уж велика. Во всяком случае, легко преодолима. И не суть важно, для чего произнесено, — ради спасения собственной шкуры или во имя идеалов фашизма.
Дистанция не так уж велика, как может показаться. Многие преодолевали ее одним прыжком.
Среди жертв Чикатило наряду с чистыми душами есть и народ деклассированный. Бродяжки, как он их определяет. Люди второй категории. В том числе умственно неполноценные. Возможно, что и жулики, и наркоманы. Он внес таким образом посильный вклад в политическую программу «уничтожить в России человек миллионов сто». Уничтожил, сколько удалось.
Вот только цыгане ему, кажется, не попадались.
Но снабженец Чикатило не был теоретиком. Это он после ареста принялся подкладывать теоретическую базу под свои преступные действия. А в начале восьмидесятых годов он бродил по вокзалам и автобусным станциям, обуреваемый козлиной похотью, вожделеющий и ненавидящий, бродил без цели и без смысла, осторожничал, боялся проявить себя — и ждал своего часа.
На беду Ларисы Ткаченко, 3 сентября он посетил центральную ростовскую библиотеку, где его знали как исправного читателя газет — московских и местных. А библиотека — на улице Энгельса. На главной улице города. Там полным-полно автобусных остановок. Ларису Ткаченко он увидел на той остановке, что на пересечении с проспектом Ворошилова.
У него не было в тот момент плана действий. Позже, когда убийства последуют одно за другим, иногда с недельным перерывом, он многое будет делать на грани автоматизма. Отрепетированно. Но сейчас он импровизировал.
Девочка была молода, легкомысленна, и охмурить ее, заговорить ей зубы большого труда не составило. На левый берег Дона, в прогулочные места возле пляжей, она пошла с ним по доброй воле.
Неизвестно, что он ей посулил. Она и впрямь была легкомысленна. Но это не смертный грех.
К этой встрече он специально не готовился. У него в портфеле не было даже ножа. Ларису он задушил.
Больше Чикатило так не поступал никогда. Это не возбуждало.
Или возбуждало, но не так, как хотелось. Не так сильно, как кровь.
С той поры он убивал только ножом. Иногда добивал камнем, если камень подворачивался под руку.
А в тот день он увел непутевую глупую девчонку в лесопосадки на Левбердоне, раздел ее без особого сопротивления, но на большее оказался неспособен.
Из протокола допроса 1991 года:
«Ясно было, что она на все согласна… Как я должен был любить и благодарить эту молодую девушку, что она доставляет удовольствие старику. Но, видно, мне не надо было полового удовольствия с ласками молодой девушки. Во мне жил другой, человек-зверь… Я не раздевался. А ее раздел, катался по ней…»
Он смиренно кается и называет себя стариком. В день убийства Ларисы Ткаченко ему было неполных сорок пять лет. На нем дрова возить можно было.
Если бы девушка повела себя смирно, глядишь, и отпустил бы ее с миром. Но он был болезненно самолюбив. И когда она послала его куда подальше и стала вырываться, он озверел.
«Преодолевая сопротивление, стал душить ее руками за горло, заталкивать в рот землю и наносить удары кулаками… При этом произошло семяизвержение. Сперму затолкал ей пальцами во влагалище и заднепроходное отверстие, а также воткнул во влагалище палку… откусил сосок».
Все было сделано жилистыми руками и крепкими, не по возрасту, зубами.
А могла бы и доставить удовольствие старику. Пожалела для него ласки. Вот и поплатилась.
Но без ножа он больше на охоту не выходил. Мало ли какой случай еще подвернется, надо, чтобы все было наготове.
Он продумывал заранее, что и как будет делать. И разговоры о том, что вот, мол, на меня накатило, не в силах был удержаться, — вранье. Когда наготове нож и веревка, это называется иначе. Между «накатило» и преднамеренным убийством есть определенная дистанция.
Нож он использовал десять месяцев спустя, 12 июня 1982 года, когда, не дождавшись автобуса в поселке Донской, на котором собирался ехать к паромной переправе через Дон, двинулся по шоссе пешком. По дороге нагнал тринадцатилетнюю девочку, которой тоже надоело ждать автобуса. Она возвращалась из магазина домой, в соседнюю станицу Заплавская. Он заговорил с ней, она что-то ему ответила. Ее звали Люба.
О том, что ее фамилия Бирюк, он узнает восемь с половиной лет спустя, от следователей.
Они прошли вместе с полкилометра, свернули в лесополосу, тянущуюся вдоль шоссе, — был жаркий летний день, когда приятнее идти под деревьями, — и здесь он ее остановил. Убедился, что никого поблизости нет, силой раздел и убил.
Он использовал складной нож с лезвием, заточенным с двух сторон. Первый в коллекции из двадцати трех ножей, изъятых у него при аресте.
Ему удалось отвести душу. На теле Любы Бирюк, обнаруженном несколько дней спустя, насчитали больше сорока ран.
«Выделение крови, агония жертвы доставляли мне наслаждение, и я продолжал наносить удары».
Теперь он точно знал, как преодолеть половую слабость. Как получать наслаждение.
А какой ценой — наплевать.
Андрей Романович Чикатило уже отработал на ниве снабжения больше года. Пришла пора законного отдыха.
Волка — то бишь снабженца — ноги кормят, а если добавить к этому страсть Андрея Романовича к пешему хождению по людным местам и пустынным шоссе, то не следует удивляться тому, что ноги его нуждались в лечении. С 21 июля ему предоставляется очередной месячный отпуск, и супруга собирает его на бальнеологическое лечение в курортный поселок Горячий Ключ под Краснодаром. Через девять дней после убийства Любы Бирюк он благополучно отбывает в направлении Краснодара.
Андрей Романович вернулся домой три недели спустя, не догуляв отпуска, и невнятно объяснил Феодосии Семеновне, что курсовку на лечение купить не удалось, что отдых с самого начала не заладился и вообще лучше дома сидеть, чем по курортам ездить. От вопроса о том, почему же в таком случае не вернулся домой сразу, он отвертелся.
По версии обвинения, на четвертый день отдыха изнасиловал и убил в засеянном сорго поле, неподалеку от краснодарского аэропорта, в каких-то ста пятидесяти метрах от мастерских, четырнадцатилетнюю Любу Волобуеву. Девочка из Новокузнецка ждала в аэропорту пересадки. Родители решились отпустить ее из дома одну, она летела к родственникам.
Сорго к августу вымахивает довольно высоко. Здесь его выращивают на веники.
Он связал девочку веревкой и нанес ей семь ножевых ран.
Почти три недели он болтался по Краснодару и окрестностям, не отдыхая толком, но и не делая попыток вернуться домой. 13 августа он отправился за город купаться на пруд. В автобусе познакомился с девятилетним Олегом Пожидаевым, сошел вместе с ним недалеко от пруда и завел его на опушку леса у поселка Энем.
Родители в тот же вечер заявили о пропаже сына, но долгие поиски ни к чему не привели.
