Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984 - Стругацкие Аркадий и Борис

Вот, пожалуй, и всё главное.

Ты писал, что пора бы поработать. Я не против. Но мне хочется работать над «Менсурой Зоили». Я об этом часто думаю, и даже не столько думаю, как чувствую эту вещь. С героями «Понедельника», с Лавром Федотовичем и Выбегаллой в ролях руководителей СП и т. д. Я — не ты. Я без тебя думать конкретно не могу.

Обнимаю, жму. Твой Арк.

Привет Адке и Андрюхе.

Не бери с меня пример, пиши сразу.

6 марта газета «Молодежь Эстонии» публикует интервью Михаила Веллера с БНом. Среди прочего в интервью говорилось о «Сталкере» и семинаре БНа.

<…>

— Борис Натанович, к вашей читательской аудитории теперь прибавилась кинозрительская: любители фантастики, например, многого ждут от фильма Тарковского «Сталкер», поставленного по мотивам вашей повести «Пикник на обочине». Учитывая специфику кино, что, по вашему мнению, потеряло и что приобрело ваше произведение при экранизации?

— Проблема экранизации художественного произведения — это твердый орешек. Наш с Аркадием Натановичем Стругацким личный зрительский опыт свидетельствует о том, что подавляющее большинство экранизаций, созданных даже по самым замечательным произведениям литературы, самостоятельного художественного значения не имеет. В лучшем случае это интересные движущиеся иллюстрации к великим романам, которые можно не без приятности просмотреть. И тут же благополучно забыть.

Существуют, разумеется, блистательные исключения, но они, как это частенько бывает с исключениями, лишь подтверждают общее правило: почему-то самые удачные, на наш взгляд, экранизации созданы по довольно-таки серым художественным произведениям. Дело тут, очевидно, в том, что литература и кино пользуются совершенно разными системами образов, весьма разными и непохожими языками искусства. Режиссер, стремящийся совершенно точно перенести героев и события романа на экран, может вполне преуспеть в этом — и безвозвратно потерять тот аромат прозы, который и составляет суть читательского впечатления от романа. Кинофильм, в точности повторяющий роман, в силу специфичности языка кино будет вызывать у зрителя совершенно иное впечатление, чем экранизируемый роман.

Когда мы начинали работать с Тарковским, стояла задача не экранизировать повесть, а создать сценарий, который бы позволил режиссеру создать новую образную систему, годную и необходимую именно для кино. Пришлось написать девять вариантов сценария, причем в последнем от повести не осталось ничего, кроме общей ситуации. «Сталкер» — не перевод «Пикника на обочине» на язык кино. Это самостоятельное произведение.

— Вы являетесь руководителем семинара молодых писателей-фантастов — первого и, насколько мне известно, единственного пока у нас объединения подобного рода. Расскажите, пожалуйста, об этом семинаре, о его работе.

— Наш семинар возник пять лет назад по инициативе бюро секции научно-популярной, фантастической и приключенческой литературы Ленинградского отделения Союза писателей. Единственным он уже не является — недавно аналогичный семинар создан в Москве.

В постоянном составе семинара около двадцати человек; среди них молодые и не очень молодые уже люди разных профессий. Понятно, что научить писать никого нельзя. Талант, призвание играют такую большую роль в писательской работе, что никакой учебный процесс не способен существенно изменить положение, о котором бессмертный Остап Бендер сказал: «Предположим, что этот блондин играет хорошо, а этот брюнет — хуже. И никакие лекции, товарищи, этого соотношения сил изменить не могут» [77]. Хотя, конечно, объяснить, почему «этот брюнет» играет хуже, вполне можно.

В творческой работе много значит обмен идеями и информацией с коллегами. Большинству такое интеллектуальное общение необходимо, оказывая их работе неоценимую помощь.

Потому коротко задачи семинара можно определить так:

1. Создать определенную атмосферу творческого общения.

2. Помочь молодым и начинающим писателям избежать достаточно широко распространенных ошибок и заблуждений.

<…>

Проблемы с публикациями дополняются житейскими проблемами.

Дорогой Аркаша!

Андрея исключили, причем с самой плохой формулировкой: за неуспеваемость и за поведение, недостойное советского студента. Я, конечно, продолжаю движение по инстанциям, но это, по-видимому, барахтанье. Горком вначале пообещал помочь, но университет их переубедил, и теперь горком отступился. Суть, разумеется, в этой вонючей киевской истории пятилетней давности: никто не хочет взять на себя ответственность и поручиться за студента, который, будучи школьником 9-го класса, проявил себя как политически неблагонадежный трепач.

Сейчас Андрей устроится на завод, но через месяц-другой его призовут в армию. А там — посмотрим.

Возможные последствия для нашей работы (Я уже не говорю про новую волну слухов!): 1). Я намерен подать в отставку с поста руководителя семинара, 2). Членом приемной комиссии мне теперь, разумеется, не быть, 3). Вполне допускаю, что СовПис, узнав о том, что горком и обком отказались меня поддерживать, совершенно распояшется. Разумеется, многое зависит от того, как на всю эту историю решит реагировать наш секретариат. (В секретариат придет или уже пришло письмо из университета на тему: ваш писатель не сумел воспитать собственного сына.)

Прочие дела в общем идут нормально. Поступают письма с одобрением «Круглого стола» Литгазеты. Многие, как я понял, пишут в Госкомиздат и в ЛитГаз, требуя немедленных мер по изданию фантжурнала.

Начали поступать чеки из ВААПа.

Сдвигается помаленьку дело с изданием семинарского сборника в ЛенДетгизе.

Звонила Бела, просила выслать экз сценария по «Сталкеру» — твой экз она, разумеется, потеряла.

Директор «Ное Берлин» снова приглашает меня на «Стругацкиз-токз» [78].

Вот такие дела.

Обнимаю, твой [подпись]

P. S. Леночку и Машку поцелуй.

Дорогой ты мой Борик!

Наконец, наконец, муха села на конец. Получили твое письмо. Забавно, в Л-де оно проштемпелевано 19.03, в Москве 26.03. Радищев, кажется, добирался скорее. Одновременно получил письмо из Югославии — тоже вышло из Белграда 19.03. так-с. Мы здесь очень беспокоились, Машка настаивала, чтобы я не ждал, позвонил, но мы с Ленкой откладывали: завтра, завтра, если не придет, тогда уже…

Ну что ж, видно — судьба. Я кое-что пытался здесь пошевелить, но глухо. Как в вату. И всё бы ничего, но Адку очень жалко. Хорошо, мама не дожила. Она бы измучилась. Я бы тоже с удовольствием не дожил. Это не для словца. Очень устал я, браток. Тошно. Нынче один свет в окошке — Ванечка, внучек. А то так вот сидишь, сидишь, читаешь, переводишь, огляделся — а со всех окон повыставлялись свинячьи рыла [79]. И такая, брат, тоска! Впрочем, это всё лирика. Ты не любишь, да и я тоже.

Если говорить практически, то ты впал в панику. Не делай далеко идущих выводов. Никто ничего с тобой не сделает. Ваши университетские кретины, конечно, еще пожалеют об этом скандале. Скандал будет, в этом можно не сомневаться, и не миновать нам по примеру прежних лет писать опровержение в ЛГ. Ну, только теперь мы будем умнее. Правда, в Москве, например, об этом никто ничего не знает. Я рассказал только Миреру, Манину и Беле, причем наказал им помалкивать. Не знаю, как у тебя.

Теперь дела.

1. На днях (через полмесяца, вероятно) придет к тебе договор из Мосфильма на сценарий ТББ. А может быть, и не придет, подпишу за тебя. Горьковский сценарий закрывают, в Мосфильме открывают — максимально приближенный к тексту повести. Режиссер соответственный, протащил это дело мгновенно через Ермаша, Сизова и др. Фамилию и прочие данные сообщу при встрече. Будь готов приехать и стремительно и хорошо поработать: если одна серия — 60 стр., если две — сто. Понимаю, это для тебя неожиданность, но сейчас происходят много неожиданностей. Учти: сценарий новый, независимый, финансово полностью свежий.