Записки из чемодана Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович
Когда Мехлис уехал, то я ему сказал: «Не обращайте внимания на болтовню». Он посмотрел на меня, увидел мои ромбы и успокоился. В общем, весь фронт покатился, как игрушечный [111].
Сутки назад Мехлис меня уверял, как они перейдут в наступление, сколько у них «катюш», реактивных установок, что ни на одном фронте этого нет, это ему дал тов. Сталин и т. д. И вот тебе на! [112]
Поздно вечером я поехал в катакомбы. Зашел к Мехлису, там же сидел и командующий фронтом Козлов. Я сказал Мехлису: как же понимать его заверения, что «перейдем в наступление»?
Этот хитрец вывернулся, что мол-де на войне всяко бывает, и добавил, что отход остановлен, наши части прочно удерживают оборону по Турецкому валу, о чем они уже донесли тов. Сталину, который сказал: «Очень хорошо будет, если вы удержитесь на Турецком валу и не пропустите немцев на Таманский полуостров и Северный Кавказ».
На следующее утро, собравшись поехать с пограничником Серебряковым на Турецкий вал, я решил заехать в катакомбы и узнать, нет ли чего нового. Туда, оказывается, прилетел «главком Буденный» и интересуется обстановкой. Я побыл несколько минут и выехал к Турецкому валу.
Вначале все шло нормально, правда, мне показалось подозрительным, когда я видел отдельные группы бойцов, которые шли к Керчи. Я спросил у одних: куда идут и почему. Это были грузины, они ответили: «На формирование».
Так как я «на формирование» слыхал сотни раз под Москвой, то начал детально спрашивать, где стояли, откуда идут, где командиры и т. д. Оказалось, что они вторые сутки не видели ни командиров, и не знают, где штаб, и более того, они идут от Турецкого вала, на котором уже немцы.
Теперь я уже не знал, кому верить: Мехлису, который «прочно обороняет Турецкий вал» или грузинам. Опросив еще две группы отходивших, я уже был почти уверен, что Турецкий вал оставили немцам [113]…
Учитывая, что обстановка на месте вырисовывается вовсе не так, как представляют себе главком Буденный и «главком» Мехлис, я решил проверить и донести в Ставку Верховного.
Мы объехали д. Сараймин справа (с севера) и стали продвигаться в сторону Турецкого вала. Вдруг я увидел слева разрыв мины. Всем сидящим в машине сказал смотреть во все стороны, а водителю тщательно следить в случае, если придется быстро уезжать обратно.
Через несколько минут мины стали рваться со всех сторон. Я шоферу сказал: «Быстро вперед». Оказалось, что мы ехали боком к минометам, поэтому меньше вероятность, что они нас поразят.
Заскочили в другую деревню. Вышли из машины и стали говорить с жителями. Они говорят, что многие уехали из деревни в Керчь, на Тамань, в Темрюк, а здесь остались только крымские татары.
Я спросил, сколько от этой деревни до Турецкого вала. Мне крестьянин показал рукой и говорит: «Видишь вал?» — «Вижу», — отвечаю. «Вот это и есть Турецкий вал». Спрашиваю: «Кто на валу ходит?» Отвечает: «Немцы». — «А где наши?» Он ответил: «Вчера утром еще были, а к вечеру уже немцы стреляли по нашей деревне с вала».
Выходит, что когда Буденный и Мехлис писали донесение в Ставку, то уже вал был у немцев. Вот же стервецы как врут.
Пока мы рассуждали, немцы, видно, разглядели группу, машину и открыли огонь. Все попрятались, а мы с Василием Ивановичем Киселевым* начали за углом дома думать, как уйти из-под обстрела. А главное, если немцы пойдут в наступление, то нам, 5 воинам, единственный выход — удирать или стреляться.
Обстрел деревни продолжался с полчаса. Наших ни одного бойца и близко не было. Немцы, видимо, тоже боялись наступать, и вот мы только «сидим у моря и ждем погоды». Ведь до вала всего 300–400 метров, бросок, и мы попались. Откровенно сказать, я в душе себя ругал, что так рискованно близко подъехали, но вместе с этим я должен был и проверить, потому что дело ответственное.
В общем, под вечер нам удалось сначала вытолкнуть из деревни автомашину, вслед за которой посыпались снаряды, а затем задами дворов потихоньку мы пробирались до машины.
На обратном пути мы увидели полковника Серебрякова (начальника пограничного отряда), который сообщил, что частей Советской Армии здесь уже нет, он снял последнюю заставу и сейчас идет в Керчь, занимать оборонительный рубеж.
Вернувшись в Керчь, я до утра подробно описал обстановку, вранье «главкомов» и поехал в Темрюк, чтобы оттуда передать по ВЧ записку, так как боялся, что в Керчи где-нибудь немцы или подлецы татары могут подслушать.
В Темрюке из горотдела передал и вернулся в катакомбы. Поездка из Темрюка и переправа через Керченский пролив заняла часа четыре.
В катакомбах встретил начальника разведки фронта полковника Сурина*, с которым вместе кончали академию. Поздоровавшись, спрашиваю: «Какие новые данные о противнике?» Он все рассказал и добавил, что еще вчера ему было известно, что оборона прорвана, нигде не закрепились наши части и продолжают отступать. Я подтвердил ему это.
Затем зашел к Мехлису, который сидел хмурый, ухватившись руками за голову. Не успел я рта раскрыть, как он мне глухим голосом сказал: «Звонил Хозяин и сказал, что Серов донес, что Турецкий вал прорван немцами, что мы его обманули».
Затем сделал паузу и продолжал: «Он сказал: „Будьте вы трижды прокляты, вы опозорили себя и подорвали доверие партии“, — и повесил трубку».
Я ему говорю: «Так зачем без проверки писали донесение?» Он ответил: «Вот в этом все дело». Затем мне подал шифровку Сталину, подтверждающую о занятии немцем Турецкого вала с подписью в конце «Трижды проклятый Мехлис».
В дальнейшем события развивались мгновенно.
К утру уже немцы подошли к г. Керчи. На окраине завязался бой танкистов. Наши отбили попытку танков прорваться в город…
Позвонил из Темрюка главком Буденный. Спрашивает: «Кто здесь главком?» (Сам сидит за 100 с лишним километров от боя в Темрюке.) Я ему отвечаю: «Насколько мне известно, ты главком». Я подумал, что он шутя спрашивает.
«Так какое ты имеешь право писать донесения Сталину?» Я отвечаю: «Когда командующие врут и обманывают, то я обязан об этом сказать Ставке». Буденный: «Ты не имеешь права это делать, ты знаешь, я за это тебя могу расстрелять».
Ну, тут уж я вижу, что этот идиот серьезно говорит, и я ему ответил: «За вранье надо расстреливать того, кто это делает». Тогда он мне на это ответил матом и продолжал угрозы в том же духе. Я его перебил и ответил тем же и повесил трубку.
Не прошло и пяти минут, как вдруг мне снова звонок. «Вас вызывает Москва». Я взял трубку. «Говорит Берия. Мне звонил Буденный и жаловался, что вы его оскорбили?» Я ответил, что он первый начал меня оскорблять, и я ему ответил тем же. Причем весь вопрос в том, что я разоблачил вранье по Турецкому валу.
Берия перебил меня и говорит: «Это вы правильно сделали. Ставка так оценила. Но чтобы у вас больше не было недоразумений, вы извинитесь перед Буденным». Я возмутился и говорю: «Этого я делать не буду, он первый начал, пусть и извиняется». Берия настаивал, а я не согласился.
Тогда он под конец сказал: «Смотрите, может быть плохо», — и повесил трубку. Моему возмущению не было конца. Какой провокатор Буденный, вот подлец!
Не успел я с мыслями собраться — опять звонок. «Ну что, звонил Лаврентий Павлович?» — я по голосу узнал Буденного и отвечаю: «Как тебе не стыдно, взрослому человеку, известному в стране, заниматься такими подлостями?» Он же отвечал мне опять как дурак: «Ну что, звонил, попало?» Вот ведь какой подлец!
В конце дня мы с ним встретились, и он себя вел как ни в чем не бывало. Вот ведь какие есть люди.
Как известно, кончил командование он бесславно. Пропустил немцев не только через Турецкий вал, но и через Таманский полуостров, через Краснодар, через Новороссийск и до Геленджика по побережью Черного мори. Кончил тем, что добежал до Сухуми, отступая, после чего Ставка отстранила его от «главкома».
