Записки из чемодана Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович
Подразделения пограничников уже пошли. Генерал еще пыжился, что он так и доложит тов. Мехлису. Я ему подтвердил, что пусть обязательно передаст мои слова. Он растерянно отошел в сторону.
Пока все это происходило, солнце уже поднялось, было часов 7–8 утра. Немец, видимо, проснулся, и стали рваться снаряды — недолеты и перелеты. Коса Чушка местами была шириной всего 200–300 метров. При выходе с косы стояла телефонная каменная будка Индо-Европейской линии. До войны какая-то компания организовала вокруг земного шара телефонную линию. По нашей территории в Крыму такая линия была. Во время войны ее использовали в наших целях. Я созвонился с Темрюком и попросил на Чушку выслать машину, так как до Темрюка было не менее 70–80 километров.
Как только повесил трубку, раздался страшный взрыв. Вылетели все стекла, вырвало входную дверь, и я услышал стоны и крики. Выскочив на улицу, я увидел громадную воронку от разрыва снаряда, убитых бойцов и стоны раненых…
Мы с Гришей Каранадзе двинулись разыскивать «штаб фронта». В поле на ровном месте я увидел прохаживающегося бойца с винтовкой. Пошли туда.
Когда подошли, то увидели врытые в землю ступеньки. Солдат пытался остановить меня. Когда вошли в землянку, то увидели там сидящих за столом с водкой Козлова, Мехлиса и начальника особого отдела фронта Белянова.
Когда увидел нас Мехлис, то запел: «Тра-та-та, немцам нос натянули». Я вижу, что он пьяный. Говорю: «В чем нос натянули?» Он отвечает, что они хотели нас захватить с войсками, но не вышло.
Я хотел сказать ему, что кому такая дрянь, как ты, нужен. Но сдержался и сказал: «Придется вам отвечать перед партией за допущенные безобразия, за тысячи убитых, десятки тысяч брошенных немцам в плен и за раненых. За новую технику, оставленную врагу».
На последнюю фразу Мехлис огрызнулся и говорит: «„Катюши“ мы вывезли». Я разозлился и говорю ему: «Выйди на косу Чушку и посмотри, как они там стоят, и не ври». Мехлис замолчал, а затем налил два стакана водки и предложил нам. Я отвернулся, и мы вышли.
На этом закончилась трагическая эпопея Крымского фронта, на котором, по заявлению Мехлиса, было 120 тысяч бойцов [115].
Через пару дней я получил указание Ставки обеспечить отправку в Москву самолетом Мехлиса и Козлова. Там их разжаловали, хотели судить, но затем опять их использовали [116].
В Москве
После неприятностей в Крыму вернулся на несколько дней в Москву. Был уже конец мая месяца. Здесь обстановка переменная.
Разгром немцев под Москвой зимой 1941/1942 года радует всех, но вместе с этим немцы резко рванули на юге. Занятие Крыма, движение в сторону Краснодара, занятие Ростова и движение к Сталинграду — все это действовало удручающе.
Правда, многие мои «друзья-приятели» прекрасно себя чувствуют, сидя в Москве, жизнь идет у них нормально, из Куйбышева вернулись с победой, ездят на дачи, приезжают на работу в 11–12 утра.
Многие делают вид, что обеспечивают фронт, а чем — неизвестно. Встречают меня и делают вид, что завидуют мне, что я нахожусь в «пекле» войны. А сам я думаю, что многие довольны, что их не посылают. Ну да пусть это будет на совести у них.
Особенно меня поразило, что многие из этих товарищей уже за год войны получили по два ордена. Спрашиваю — за что, говорят — за обеспечение выпуска боеприпасов, другие — за артиллерию, а фактически один мне сказал: «Составляли списки, вписали себя на награду и в списке остались до самого конца, т. е. пока выдали орден». Здорово. Некоторые даже умудрились получить монгольские ордена.
Я спросил одного особиста, работающею в Москве, как получилось, он говорит: «В Перхушково (30 км от Москвы) стоял штаб Западного фронта. Приехал туда Чой-бол-сан* (правильно: Чойбалсан. — Прим. ред.) и раздавал ордена, я тоже встал в очередь и получил». Ну ладно, меня это не касается.
За время моего отсутствия новостей накопилось много. 26 мая был заключен договор о союзе между СССР и Англией о войне против фашистской Германии, a 11 июня — такой же договор с США. Это уже хорошо. Теперь вместе воевать будут с Германией еще две больших страны. Посмотрим, во что это выльется. До сих пор Англия и США, скорей всего, можно назвать, условно воевали.
Здесь стало известно, что на Волховском фронте командующий 2-й армией генерал Власов* стал предателем. Его армию немцы окружили, однако все стали отбиваться и выходить из окружения. Многие, а вернее, большинство отбились и вышли, а этот подлец, член партии, вначале скрылся в деревне от своих, а затем оказался в деревне Пятница и там перешел к гитлеровцам.
Обстановка на фронтах осложнялась. 23 июля немцы заняли Ростов. Немцы ставили задачу овладеть Черноморским побережьем и далее идти на Грозный и Баку, с тем чтобы лишить нас нефти, горючего. Другие направления их наступления — на Сталинград.
И наконец, видимо, во что бы то ни стало хотят овладеть Ленинградом. Геббельс надрывался ежедневно, и, читая сводки, становится не по себе.
Мне тяжело перечислять областные города и территории, занятые немцами. От Ленинграда до Воронежа, минуя Москву, и далее — на Сталинград и Астрахань.
Если прочертить извилистую линию, то таков наш фронт войны с фашистами. Больно до слез.
Очень хорошо, что развернулись в тылу партизаны. Был постановлением ГКО создан центральный штаб партизанского движения во главе с Ворошиловым, его заместителем был секретарь ЦК Белоруссии Пономаренко*. Отовсюду поступали к нам данные о подрыве немецких поездов, уничтожении штабов дивизий, взрывают отдельные группы немцев в населенных пунктах и т. д. В общем, это дело хорошо пошло.
Полет в Сталинград
Ночью, часа в три позвонили мне от наркома и сказали, чтобы я летел в Сталинград, так как там очень плохо, а сидит Абакумов, который паникует и просится в Москву. Утром попрощался с родными и улетел.
В Сталинграде обстановка действительно была тяжелая. В первый же день прилета немцы под вечер впервые отбомбили Сталинград. Население ходит с хмурым видом, проклинает гитлеровцев, но паники или беспорядков нет. Суровы по-деловому [117].
Кстати сказать, когда я вечером возвратился отдохнуть в гостиницу, где я остановился, она была разбита. Пропал мой чемодан с вещами. Наверное, если бы я в это время находился тут, то тоже бы погиб.
Нужно сказать, что за время вот уже более года войны мне ужасно везет. Как правило, где бы я ни был, после меня либо разобьют бомбежкой, либо снаряд попадет, а я уже уехал. Видно, под счастливой звездой родился, ну, посмотрим еще, война только началась.
Утром поехал в сторону Калача или, как здесь называют, «Излучина Дона».
Да, забыл сказать, что до этого съездил в Штаб фронта, встретился с Хрущевым и передал ему письмо от Нины Петровны. Хрущев был членом ВС Сталинградского фронта [118]. Вот тоже бедняге везет. Назначают на самые тяжелые фронты. До этого был на Харьковском направлении у Тимошенко.
Продолжаю. Отъехал от Сталинграда километров 30, как вижу — немцы бомбят железнодорожную станцию. Самолеты летают низко, нагло, бензохранилища горят.
Поехал дальше. Смотрю — идут группы красноармейцев в кальсонах, в гимнастерках, многие — с винтовками. На груди гвардейские знаки. Остановил офицера, спрашиваю номер дивизии и что случилось.
Оказывается, это бойцы Московской Гвардейской дивизии, прибывшие в оборону Сталинграда, и находились в Излучине Дона. С утра немцы перешли в наступление, и наши начали отходить. Когда дошли до Излучины, то стали переплавляться вплавь. Многие для облегчения сняли штаны и сапоги и оставили на том берегу.
Одним словом, и смех, и слезы, и обидно. Но отрадно, что бойцы не унывают духом, знают, что идут в Сталинград на переформирование. Оружие не бросили.
