Подробности войны - Коробейников Максим (читаемые книги читать txt) 📗
- Бросай! - скомандовал я.
- Обождите, товарищ капитан, - тихо сказал он, зачем-то вынул из кармана чеку, которую только что туда положил.
- Бросай! - крикнул Тупиков.
- Ты что орешь?! - обернулся к нему Степанов.
Он переложил гранату в левую руку, а правой положил чеку в правый карман. Потом снова взял гранату в правую руку, посмотрел на цель, широко размахнулся и с силой бросил.
Я подал команду:
- Ложись!
Мы с Тупиковым укрылись в траншее. А Степанов дождался, когда произойдет взрыв, и только после этого пригнулся.
- Готово! - сказал он. Цель была поражена.
- А зачем вы перекладывали гранату? - спросил я.
Он ответил хмуро:
- Положил я чеку в карман, а он, оказывается, худой.
- Ну и что?
- Так ведь Тупиков съест, если чеку потеряешь.
Мы смеялись, а Степанов только усмехнулся. "Ну и ну!" - подумал я. Солдаты обсуждали поведение Степанова.
- Ты посмотри, что за человек. Хоть бы слово кому сказал. Если ответит, так будто в долг деньги дает. И все поперек старается. Будто из железа сделан, - удивлялся один.
- Говорят, у него всю семью дома расстреляли каратели, - объяснил другой. - А наши его - в штрафную роту. За что, не знаю, врать не буду. Но что он к начальству озверел, так это, однако, факт.
- Слышал я, - сказал молодой солдатик, - в дивизии рассказывали. Там-то, верно, знают. Убил он кого-то, кто-то обидел, он и убил. Когда из штрафной роты пришел в дивизию после госпиталя, так просился в разведку. Не взяли. Начальство боялось, что к немцам уйдет. Так он в полковую разведку все-таки упросился.
Но скоро оттуда откомандировали. Не мог ни одного немца живого притащить. Пока несет - задушит. "Не могу, - говорит, - на них на живых смотреть". Какая ненависть у человека... Я сам видел. Принес одного, связанного, на горбу пер. Принес и бросил, будто бревно какое. Смотрим, а пленный-то уже весь синий, и глаза вылезли. И вот что непонятно. Немцев хвалит: и траншеи у них глубже и чище, и огонь организовать умеют. А я его спрашиваю: "Вот так, грудью на амбразуру, они умеют, как мы, к примеру?!" Смеется ехидно. И что говорит? Да говорит: "Глупое дело не хитрое". Вот и пойми его...
На следующий день рота была поднята по тревоге и марш-броском выдвинулась на передний край, чтобы участвовать в отражении атак противника. Начались бои. Степанов, по-прежнему мрачный и нелюдимый, отличался выдержкой и стойкостью, хотя вперед никогда не вырывался.
Он не был среди тех, кто первым взбирается на высоту, кто ведет за собой других, но и среди тех, кто не выдерживал натиска немцев и первым начинал отступление, его тоже никто не видел. Его ни разу не ранило казалось, пули и осколки обходят его, как заколдованного. За это время некоторые уже по два-три раза побывали в госпитале, а его ничего не задевало. Солдаты иногда даже говорили о нем:
- Хороших людей убивает, а его будто пули обходят.
Но были и такие, кто говорил о нем по-доброму.
Однажды слышал, как маленький, тощий и, видимо, очень нервный солдатик говорил о Степанове:
- Меня ранило тут позавчера. Испугался, конечно, здорово. Подумал: "Конец". А кругом нет никого, помощи некому оказать. Лежу и кричу: "Санитары, санитары!"
А он, черный-то, подползает ко мне и спрашивает: "Ты чего орешь?" "Ранен, - говорю, - санитаров прошу". Он вытаскивает пакет индивидуальный, разрывает его зубами и давай мне руку бинтовать. Забинтовал он хорошо, надо сказать, как санитар, не хуже, а потом посмотрел на меня своими желтыми глазами и говорит: "Вставай, - говорит, - симулянт, не притворяйся!" - и к самому носу моему кулак поднес.
И в самом деле, поднялся я, живой, и пополз за ним. А он обернулся и шипит на меня: "Винтовку-то почему бросил? Дерьмо ты", - говорит. Сползал я за винтовкой. Ну и что? Сейчас думаю: "Если мы все такие были бы, как он, разве плохо было бы? А?"
Точку в жизни Степанова поставил дикий случай. Иначе не назовешь.
Однажды наш батальон прорвал передний край противника, а немцев в глубине не оказалось. Видимо, они не могли уже по-прежнему плотно удерживать оборону по всему фронту. Мы прошли километров двадцать и не встретили сопротивления, не видели ни одного человека.
Стрельба слышалась все время где-то далеко: то спереди, то слева, то справа. Было так тихо и спокойно, а местность просматривалась на такую глубину, что комбат свернул батальон в походную колонну, и пошли мы форсированным маршем, выставив впереди и по сторонам разведывательные дозоры. Шли по четыре в ряд. В колонне было человек триста, не менее. Конечно, устали. Солдаты валились с ног. И комбат разрешил большой привал.
Дозоры остановились, колонна втянулась в лощину, и люди запрудили ее, как вода в половодье овраги заполняет.
Комбат приказал снять вещевые мешки, составить оружие в козлы. Моя рота оказалась в центре всей этой массы людей и была сжата со всех сторон. Солдаты начали искать друг друга, но комбат крикнул: "Прекратить шум!", и все затихли.
В это-то время случилось то, чего никто не ожидал. Когда винтовки были составлены в козлы Степанов, снимая с себя вещмешок и запутавшись в снаряжении, с остервенением дернул рукой за лямку, нечаянно вырвал из ручной гранаты Ф-1 кольцо предохранительной чеки. Граната, висевшая у него на поясном ремне, упала под ноги, а спусковой рычаг запала отскочил в сторону.
Степанов понял, что через 3-4 секунды граната взорвется. Предотвратить взрыв было невозможно. Солдаты, копошившиеся рядом, видели, как покатилась граната, упали и ждали. Сотни осколков разлетятся со страшной силой далеко вокруг. Будут убитые и раненые. И только чудо может спасти тех, кто близко.
Надо сказать, что Ф-1 из всех ручных гранат - самая мощная. Немецкие гранаты с деревянной ручкой, падавшие в наши траншеи, мы нередко успевали выбрасывать - только не бойся, и они рвались где-то далеко, никому из нас не причиняя вреда. От нашей РГД можно было заслониться вещмешком. От "Лимонки", как звали Ф-1, спасения не было. Поэтому ее бросали всегда из укрытия. За считанные секунды Степанов мог бы ударом ноги отшвырнуть гранату от себя, к своим товарищам, и она не задела бы его, упади он сразу после этого на землю.
Я тоже приник к земле и думал: "Вот сейчас он отбросит гранату, и все. Кого-то приговорит к смерти"... Но Степанов только выругался, и тут же земля содрогнулась от сильного глухого взрыва.
После того как земля успокоилась, а взрыв затих, я глянул вокруг, в первый момент не сообразив ничего, тряхнул оглохшей головой и понял: Степанов лег на гранату и принял на себя ее взрыв.
Солдаты вырыли яму, захоронили все, что осталось от Степанова, и обложили могилу дерном. И надо же было, чтобы в это время громыхнула гроза и хлынул короткий ливень. Будто само небо пожалело несчастного человека.
Через каких-то полчаса батальон вытянулся из проклятой лощины. Я шел и прислушивался к разговорам. Один солдат рассказывал, что он на привале только присел и сразу уснул, а проснулся, когда взрыв уже произошел.
- И как это так случилось, не пойму, - говорил он - Лежу я и слышу, что кто-то идет. Идет и идет ко мне, это мне во сне-то кажется. А это Степанов ружье на меня наставил. "Вперед!" - говорит. И вот выстрелит. А я жду, когда он выстрелит, и думаю: "За что?" И тут я от грохота-то и проснулся.
Солдаты шли и обсуждали событие, и еще долго смерть Степанова где-то витала рядом с батальоном, часто еще люди вспоминали о ней и удивлялись, почему в ту минуту, когда смерть подошла к нему, он не отшвырнул ее к другим, а принял сам, без колебаний, безропотно и спокойно, как и должно быть.
И потом, далеко отойдя от места, где это случилось, мы жалели, что никак не отметили эту могилу - ни звездочкой, ни крестом, не оставили надписи, и никто уже никогда не сумеет разгадать тайну этой смерти.
Люди на фронте по-разному погибали.
СМЕРТЬ ДРУГА
Днем мне позвонил командир батальона. Телефонист, сидевший в углу землянки с трубкой, привязанной к голове, снял трубку, подал ее и произнес:
