Подробности войны - Коробейников Максим (читаемые книги читать txt) 📗

- Жалко, - сказал я.

- А там рады все до смерти! Слава богу, говорят, отмучились.

"Доигрался", - подумал я. А Анатолий вслух произнес:

- Выходит, верно вы говорили: доигрался.

В траншее солдат спросил меня:

- Правда, товарищ капитан, что того младшего лейтенанта, справа, убили? Я подтвердил.

- Так вроде и боев не было?

- Попал под налет.

- Ну и бог с ним. С этаким норовом-то он не только себя, но и нашего брата много еще погубил бы. Слава богу, господь прибрал.

- Да ты что, религиозный, что ли? Верующий?

- Нет. Просто так говорят обычно. Привычка!

Пока мы с ним разговаривали, прибежал сержант и, показывая вправо, крикнул:

- Немцы, товарищ капитан!

- Где?

- На восьмую роту идут.

Не успел я подать команду, как солдаты начали выскакивать из землянок и устремились вправо, на выручку роты, которая только что осталась без командира.

Правду говорят, что люди рождаются, чтобы помогать друг другу.

ТЯЖЕЛЫЙ ЧЕЛОВЕК

Рядовой Степанов слыл в роте самым неисправимым нарушителем дисциплины. Никто из подчиненных не доставлял командирам столько неприятностей, сколько он. Своенравный, вечно недовольный, с глазами холодными и злыми, но всегда в чистом обмундировании и бритый, он был щепетилен в обращении и самолюбив до предела.

Мне постоянно кто-нибудь жаловался на него. То он обидел своего командира взвода, то грубо обошелся с товарищами.

- Я не знаю, что делать с ним, - докладывал лейтенант Гавриленко.

- А что такое? - спросил я.

- Приказы не выполняет.

Я вызвал к себе Степанова и спросил:

- Вы почему приказы командира взвода не выполняете?!

- А потому, товарищ капитан, - ответил тот, - что он еще мало каши ел, чтобы людьми командовать и со мной так обращаться. У него еще на губах молоко. Я вдвое его старше. А он мне кричит: "Степанов, иди заступай в наряд!"

- Так почему же вы не выполнили его распоряжение?! - снова спросил я.

- А потому, товарищ капитан, что в службе должен быть порядок, график, что ли, по крайней мере. А наш лейтенант Гавриленко посылает того, кто ему на глаза попадет. Организатор, называется.

Я промолчал: конечно, должен быть график. А Степанов продолжал и опять столь же логично:

- А потом, товарищ капитан, почему он мне "ты" говорит. Что я ему, мальчик или быдло какое?! Вот вы, например, обращаетесь ко мне по уставу. Я ему говорю: "Ты что на меня орешь?" Так ведь обижается. "Как ты, - говорит, - ко мне обращаешься?! Ты что, - говорит, - уставов не знаешь?!" Выходит, ему хамить можно, а мне нельзя?

Пришлось с лейтенантом Гавриленко поговорить. Убедить его, однако, не удалось.

- Вы посмотрите, товарищ капитан, - сказал он мне напоследок, - вы только посмотрите, какой у него взгляд: ехидный и злой, и вечно он чем-то недоволен. И то ему не так, и это не эдак. Вот вы его оправдываете, а он, уверен, только на передок придем, к немцам убежит. Могу поспорить.

- Ну вы уж загнули, - не согласился я с лейтенантом, - он, конечно, тяжелый человек, ко чтобы уж к немцам уйти...

Мы в это время формировались в резерве фронта, пополнялись личным составом, притирались друг к другу, а последнее время по-настоящему боевой подготовкой занялись.

Как только начались занятия на местности, так лейтенант Гавриленко пришел ко мне в первый же день с категорической просьбой:

- Заберите от меня Степанова, товарищ капитан!

- Чем он опять не угодил? - спросил я.

- Авторитет мой подрывает.

- Чем же?

- Откровенно скажу. Солдаты знают, что я в боях не участвовал. Потому ко мне присматриваются. Вам хорошо! Вы уже были... А я еще нет.

- Ну и что?

- Я взводу приказываю атаковать, а Степанов говорит: "Лучше по кустарнику незаметно подойти поближе, сосредоточиться и оттуда ударить!" Сказал бы мне одному, а то всем. Значит, обсуждает мое приказание и не идет в атаку. Солдаты на него смотрят и тоже лежат.

- Так, может быть, и правда, лучше, сблизиться с противником незаметно, а потом уже атаковать?

Но лейтенант Гавриленко был уверен в своей правоте и возразил мне:

- Товарищ капитан, до чего мы так с вами докатимся? Вы прикажете наступать, а я буду доказывать, что лучше отойти. Понравится вам? Кроме того, кому виднее, начальнику или подчиненному?

- Хорошо, я со Степановым поговорю, - пообещал я. - А вы все-таки переломите себя. На пользу пойдет. Прислушивайтесь к нему, советуйтесь. Не только с ним, ко и с другими, кто постарше вас, да и в боях уже был.

- Ну-у-у, - протянул лейтенант Гавриленко, - выходит, собрания будем проводить, как в колхозе? Когда пахать, когда сеять, голосовать будем?! Нет! В армии командир приказывает, а солдат должен выполнить. А?

И в глазах его я увидел торжество победителя. Ему казалось, что он лучше меня знает уставы и порядок, а я, его ротный командир, позабыл все это. Повыветрилось на переднем крае!

Хоть мне и не понравился разговор, я вызвал к себе Степанова.

Он вошел в избу, наклонив голову, чтобы не удариться о дверной косяк, поглядел на меня исподлобья и, мне показалось, виновато. Потом спросил:

- Вызывали, товарищ капитан?

- Приходится, - ответил я и предложил сесть. Думал, вы умный человек. Командир взвода у вас хороший, грамотный, училище отлично закончил. Но молодой, неопытный, необстрелянный. А вы старше, в боях были.

- Разве я кому-то говорил, что лейтенант плохой?

- Ну вот. Так помогите ему. Не подрывайте его авторитета, подскажите что надо. Но делайте это деликатнее.

- Понятно, - сказал Степанов, и в этом слове было не только согласие со мной. В том, как он произнес его, я уловил иронию, обиду и несогласие.

- Понятно-то понятно, товарищ капитан, - вдруг начал Степанов говорить раздраженно. - А вот такой вопрос. Разве можно доверить лейтенанту Гавриленко взвод? Тридцать человек. Я пока не доверил бы. Вот Тупиков - это командир, хоть и офицерского звания не имеет. Я не люблю старшего сержанта, но ведь на него можно положиться. Он не подведет. А этот, Гавриленко, в первом же бою хорошо если только сам погибнет, а то и весь взвод угробит.

- Ничего, - сказал я уверенно. - Два-три боя проведет и научится. Не хуже Туликова будет.

- Понятно, - сказал Степанов.

- Что вам понятно? - спросил я его.

- Понятно, почему мы столько народу положили.

- Почему? - спросил я его, это начинало меня раздражать. - Ну-ка, расскажите.

- Да вот если такие над нами поставлены, разве мы будем воевать хорошо?! Ему вначале отделением бы покомандовать.

Признаюсь, это меня обидело: я ведь тоже был значительно моложе Степанова. Но он спохватился сразу:

- Я вас не имею в виду. Хотя и тех, кто постарше вас будут, повыше, я тоже почистил бы.

- Ну кого, например?

- Да вот того майора, например, который меня в штрафную роту отправил.

- За что?

- Да ни за что...

- Не может быть, чтобы ни за что.

- Так что было-то. Началось с того, что свидетелем трусости оказался. Бегу я по траншее. Немецкую контратаку отбивали. А он, гад, в лисьей норе, забился в самый угол. Думал, убит. Тронул его, живой. Дрожит.

Я его спрашиваю: "Что, майор, испугался?!" А он аж синий со страху, ничего не сказал. Вытащил его оттуда, автомат в руки сунул. "Приходи, говорю, - сюда чаще, привыкнешь!" Потом, когда бои кончились, мы приспособили захваченный немецкий "телефункен" передачи слушать. А он узнал и пропаганду мне приписал. Никак я не мог оправдаться. Вот подлец какой, а ведь майор! Две шпалы носил...

Разговор со Степановым так и не получился. Еще беседовали с ним не однажды. И всегда его позиция была сильной. В его словах я чувствовал не только убежденность, но и правду. Потому свое мнение навязать ему не удавалось: я видел, что он расшатывает что-то устоявшееся и привычное в нас, но нельзя было не согласиться также, что это "что-то" и мешает нам. Вскоре Степанов вступил в конфликт с Тупиковым. На тактических дивизионных учениях мы совершали длительный и трудный марш. Командир отделения сунул в руки Степанова вещмешок и сказал: