Фридрих Барбаросса - Пако Марсель (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Заседание началось с речи Фридриха, который заявил, что только епископы, а не он, должны решить данный вопрос. Затем были заслушаны рассказ римских каноников и различные свидетельства в пользу Октавиана. Все они напоминали, что при жизни Адриана IV Роланд и его сторонники не прекращали действий против Констанцского договора, заключили альянс с Миланом и Сицилией и что эта «сицилийская секта» старалась спровоцировать выступления против императора. Все это привело к двойным выборам, в ходе которых Октавиан получил голоса лучшей части (sanior pars) Священной коллегии. Поскольку Роланд был виновником волнений и интриганом, то вполне логично, что sanior pars была настроена против него. На основании этого довольно странного рассуждения собор высказался в пользу Виктора IV, хотя, по словам судьи их Берхтесгадена, посланца архиепископа Зальцбургского, не обошлось без колебаний. Фридрих торжественно препроводил папу в соборную церковь Павии, где тот вновь был посвящен в папы. Потом отлучили от церкви Роланда и его сторонников и объявили, что миланцы и король Сицилии должны будут выплатить папе «канонические репарации».
Первая цель была достигнута: у императора появился преданный его делу папа. Однако Александр III все еще не был устранен. Более того, ознакомившись с этим решением и письмом, которое церковный собор разослал во все концы христианского мира, он ответил на эти шаги громогласным постановлением об отлучении от церкви Барбароссы (24 марта). Булла с этим приговором была составлена сухо и лаконично: император виновен в насилии и подлоге, он является «главным гонителем Божьей церкви», созвал собор по собственной воле и тем самым нарушил единство церкви, присвоил себе не принадлежавшие ему права, разорвал нерукотворное платье Христово и перепутал священническую миссию с королевской. По всем этим причинам, из которых ни одна не носила политического характера, в частности, за то, что «принял раскольника Октавиана и самодовольно примкнул к нему, полностью сознавая, что делает», Фридрих был отлучен от церкви, а его подданные освобождены от клятвы верности, «потому что никто, — указывалось в документе, — не обязан соблюдать клятву верности в отношении отлученного от церкви». Он не был низложен, хотя фактически распоряжение, данное подданным не подчиняться своему господину, означало отмену его власти.
Эта санкция, сколь энергичной она ни была, не явилась неожиданной для императора. Исходи она от особы бледной и невыразительной, могла бы остаться без последствий. Но выборы 7 сентября 1159 года поставили перед Барбароссой противника, весьма отличающегося от него, однако того же масштаба: очень грамотный юрист, один из лучших знатоков канонического права своего времени, прославленный некогда преподаватель школ в Болонье, имеющий четкое понятие об обязанностях своего сана и убежденный в том, что прежде всего должен защищать свободу римской церкви — гаранта всех священнических свобод, которой угрожают имперские кампании, и что для осуществления этой задачи необходимо действовать твердо, не прибегая к пылким теократическим заявлениям предыдущей эпохи, чьи понятия устарели, но допускающей, что временная юрисдикция является действительно автономной; при всем том человек хладнокровный, деятельный, властный, ревностный защитник прерогатив святого престола, а также ловкий дипломат, готовый пожертвовать второстепенным ради главного, если при этом можно спасти лицо; наконец, политик, который благодаря своему сиенскому буржуазному происхождению, карьере и занятиям прекрасно знал итальянские проблемы и очень хорошо понимал ситуацию на полуострове (чего как раз не хватало Фридриху).
Отлучение от церкви, юридическая правомочность которого была немедленно отвергнута, потому что оно было произнесено узурпатором, и на которое Виктор IV ответил анафемой, не смущало императора в его собственных государствах, где его власть являлась всемогущей, хоть она и давала почву для размышлений некоторым сомневающимся прелатам и склоняла их либо к поискам истины, либо к тактике выжидания. Так обстояло с архиепископом Зальцбургским и его епископами из Гурка, Фрейзинга и Бриксена, а также с епископами Италии и Бургундии.
Зато осуждение Александром III могло вызвать осложнения, если весь остальной христианский мир не признает Виктора IV. Поэтому в течение месяцев, последовавших за церковным собором в Павии, сфера подчинения Виктора IV расширилась мало. К ней примкнули Богемия и Дания, но Венгрия, Арагон и Кастилия поддержали Александра III, к которому в 1161 году присоединилась и Святая земля. Во Франции и в Англии Людовик VII и Генрих II хотели войти в этот же лагерь из политических соображений, но ни тот, ни другой не решились взять на себя инициативу; епископы и клирики этих стран сразу же выступили за Александра; летом 1160 года синоды, проходившие в Бове (для епископов из Франции) и в Ньюмаркте (для епископов континентальных владений Генриха II), высказались против «немецкого» папы.
Таким образом, предприятие, затеянное 7 сентября 1159 года, оказалось затяжным; надежды рассеивались, а оно заходило в тупик. Но эта неудача не только не обескуражила Фридриха, а наоборот, подтолкнула его к действиям. Следуя советам Рейнальда фон Дасселя, он начал в эти месяцы как можно выше поднимать авторитет императорской власти, представляясь как настоящий мирской глава всего Запада, — подразумевалось, что решения и действия других королей являются, в общем-то, второстепенными; но из этих же соображений он утверждал себя как римский император, властелин христианского мира со столицей в Риме и ответственный перед Богом за христианство, а следовательно, теоретически его власть выше власти папы — и это оправдывало его политику в отношении служителей церкви. В такой обстановке в баварском аббатстве Тегернзее была сочинена пьеса «Ludus de Antichristo», первая часть которой показывала, как император римлян требует повиновения ему всех королей и добивается его либо силой (от короля Франции), либо страхом, а вторая часть представляла его победу над Антихристом, изгнавшим церковь из храма Божьего. В это же время итальянский поэт Архипоэта воспевал власть «кесаря Фридриха, князя князей на земле, поставленного Богом королем над другими королями». Это возвышение возрождало надежды, разжигало амбиции.
Но цели все же оставались прежними. Фридрих хотел еще, во-первых, упрочить свою власть в Италии, во-вторых, привести весь христианский мир в сферу подчинения Виктора IV. С обновленной энергией, подстегиваемый двумя неудачами в начале 1160 года, в течение четырех лет он должен будет неуклонно действовать в этих двух направлениях.
С этого момента программа действий в Италии расширилась. Фридрих полагал, что интервенция на полуостров станет способом изоляции и устранения Александра III и вынудит колеблющихся подчиниться Виктору IV. Еще он решил, что если получит подкрепление, то Ломбардия будет быстро и легко подчинена. Сначала ему нужно будет подавить Милан: «Победив Милан, мы победим все», — писал один из современников. Затем следует прочно обосноваться в Папской области и в Риме, куда переедет также Виктор IV, потому что Александр не сможет туда вернуться и будет сидеть в Террачине, в Кампанье, а империя восстановит в Риме свой авторитет как во времена Карла Великого или Оттона Великого. И, наконец, надо будет подавить Сицилию. Этот последний пункт программы приобретал новый аспект, потому что император надеялся — на сей раз при содействии папы — подменить сюзеренитет папы в Сицилийском королевстве своим собственным и даже упразднить нормандскую династию, чтобы связать аристократию южной части полуострова напрямую с итальянским троном. Таким образом, раскол предоставлял ему случай для действия, о котором он, возможно, когда-то и мечтал, но которое трудно было осуществить, так как до Констанцского договора у него были намерения заставить Сицилию не влезать в итальянские дела и устранить ее как державу, но не как реальность. После Беневентского конкордата любое вмешательство казалось ему невозможным. Но теперь под предлогом принуждения самозванного папы (Александра III) к повиновению и преследования тех, кто его поддерживал, выполнимым становилось мероприятие еще более масштабное, чем то, о котором он подумывал, готовясь стать императором.
