Троцкий - Кармайкл Джоэль (бесплатные версии книг .TXT) 📗
«Дорогие товарищи, солдаты, матросы и трудящиеся! Я счастлив приветствовать в вашем лице победоносную русскую революцию и вас как авангард мировой армии пролетариата… Пиратская империалистическая война является началом гражданской войны во всей Европе. Недалек час, когда по зову нашего товарища Карла Либкнехта народы возьмутся за оружие для борьбы с капиталистическими эксплуататорами… Мировая социалистическая революция уже приближается… Германия клокочет… В любой день вся система европейского капитализма может пасть. Русская революция, которую мы совершили, указала путь и открыла новую эпоху. Да здравствует мировая социалистическая революция!»
Это было чрезвычайно интересно! Мы полностью были поглощены тяжелой будничной революционной работой, и вдруг перед нами поставили цель — яркую, ослепляющую, экзотическую, полностью уничтожающую все то, чем мы жили. Ленинский голос, прозвучавший прямо с поезда, был «голосом извне». Здесь в нашу революцию вторглась новая нота — неприятная и в какой-то степени оглушающая».
В беседе, которая состоялась в то время у Суханова с Милюковым, министром иностранных дел и вождем кадетской партии (буржуазной par excellence), оба пришли к мнению, что взгляды Ленина неопасны во всяком случае для буржуазного правительства, поскольку они неприемлемы ни для кого. Но они оба считали, что Ленин свои взгляды может изменить, стать больше марксистом, и тогда он будет опасен.
Мы отказывались верить, что Ленин может упрямо стоять на своих абстрактных позициях. Еще меньше мы допускали, что эти абстракции помогут ему направить течение революции по его желанию и завоевать доверие не только активно выступающих масс, не только всех Советов, — но даже своих большевиков. Мы жестоко ошиблись…
В сущности, взгляды Ленина в этот момент воспроизводили теорию перманентной революции Троцкого. Заявляя, что в отсталой сельскохозяйственной стране буржуазия слишком слаба, чтобы совершить свою собственную революцию, и, следовательно, буржуазная революция должна быть делом рук самого пролетариата, который затем должен продолжить ее до тех пор, пока позднее пролетариат в развитых капиталистических странах сможет подхватить ее, и тем самым подразумевая, что пролетариат сам в состоянии нести все бремя социалистических преобразований общества — заявляя все это, теория Троцкого, по сути, обосновывала право социалистической партии на немедленный захват власти в отсталой, крестьянской России.
Правда, в прошлом Ленин не на жизнь, а на смерть боролся с этой теорией, как он боролся со всем, что не совпадало с его собственными взглядами. Теперь, однако, не заявляя об этом открыто, он заимствовал теоретические положения Троцкого и с момента своего приезда в Россию в апреле 1917 года действовал согласно этой теории.
Таким образом, для Троцкого больше не существовало никаких причин отказываться от сотрудничества с Лениным, тем более что, несмотря на весь его ораторский и писательский блеск, у него не было настоящих последователей, и, в сущности, он выглядел скорей одинокой звездой, абстрактно взывающей к широкой аудитории, а не оратором от имени одной из партийных организаций, входящих в Советы. Со своей стороны, у Ленина тоже не было оснований не принять услуг талантливого свободного художника: Троцкий был на девять лет моложе его и к тому же еврей — так что не могло быть и речи о соперничестве внутри партии. Ленин оценивал революцию эйфорически, и, возможно, это послужило главной причиной, заставившей его принять точку зрения Троцкого. Убежденный в том, что революция должна вот-вот разразиться по меньшей мере на всем континенте, Ленин мог рассматривать Россию только как одно из звеньев цепи: если Европа в целом «созрела» для социализма, то разве имело значение, что Россия — всего лишь часть Европы — еще не готова? Можно было относиться к захвату власти в России только, как к средству сломать хребет, по крайней мере, одному из капиталистических классов и затем устремиться к осуществлению революции на континенте в целом.
Придерживаясь такой международной точки зрения, до сих пор более характерной для Троцкого, чем для него, Ленин теперь мог считать, что революция в России преодолеет границы буржуазной фазы и будет развиваться дальше таким образом, чтобы привести к пролетарской диктатуре, как законному средству уничтожения капиталистов и помещиков.
В сумятице 1917 года самым заметным препятствием во всем, что позволяло Троцкому рассчитывать на выдающуюся роль, было, возможно, присутствие Ленина.
Описывая Ленина в канун его торжества как основателя советского государства, Суханов так объясняет его превосходство:
«Ленин — это выдающееся явление, человек совершенно исключительной интеллектуальной мощи; это величина мирового калибра, счастливая комбинация теоретика и народного вождя. Если бы нужны были еще какие-нибудь эпитеты, я бы, не колеблясь, назвал Ленина гением.
Гений, как известно, это отклонение от нормы. Говоря конкретно, гений — это зачастую человек с весьма узким полем интеллектуальной деятельности, в котором эта деятельность осуществляется с необычайной силой и продуктивностью. Гений может быть зачастую чрезвычайно ограниченным человеком, не способным понять или уловить самые простые и доступные вещи.
В дополнение к этим внутренним, так сказать, теоретическим, качествам Ленина и его гению, решающую роль в его победе над старыми большевиками-марксистами сыграли также следующие обстоятельства. Исторически сложилось так, что в течение многих лет, с самого зарождения партии, Ленин был практически ее единственным полноправным и бесспорным главой. Большевистская партия как таковая была делом его и только его рук. Несколько солидных партийных генералов были без Ленина таким же пустым местом, как громадные планеты без солнца (я не говорю сейчас о Троцком, который в это время был все еще вне рядов партии, то есть в лагере «врагов пролетариата, лакеев буржуазии» и т. д.). В большевистской партии не могло существовать ни независимого мышления, ни организационной структуры, которые обходились бы без Ленина».
Проблема Троцкого — проблема подобающей для него роли — была осложнена крутым теоретическим поворотом Ленина; этот поворот выбил у Троцкого из-под ног его индивидуальную позицию.
Короче говоря, Троцкий был поставлен перед необходимостью важного организационного решения: к какой группе присоединиться?
В конце концов, теоретическое сближение Ленина и Троцкого практически не влияло на соотношение их сил. При желании Троцкий мог, разумеется, испытывать некое самодовольное удовлетворение от того, что опередил Ленина в формулировке тех же идей. Но это не имело никакого значения.
Значение имело то, что у Ленина была партия. А кроме того, у него не было никакой нужды платить Троцкому за его теоретические построения: переход «при помощи марксистских методов» от одной точки зрения к другой был делом обычным и неизменно производился для «отражения» изменившихся обстоятельств.
У Ленина не было причин сомневаться в своей правоте, да он в ней и не сомневался. Когда, например, в апреле Каменев резко упрекал его в троцкизме, Ленин остался абсолютно равнодушным.
Несмотря на свою изоляцию, Троцкий все же имел последователей — так называемых межрайонцев — небольшую группу, не примыкавшую ни к большевикам, ни к меньшевикам, которую он пестовал с самого ее зарождения в 1913 году. Межрайонцы пользовались некоторой поддержкой в нескольких районах Петрограда и нигде больше, а объединяло их теперь несколько весьма расплывчатых и общих лозунгов — против войны, против буржуазного Временного правительства и т. д.
В теоретическом плане межрайонцев трудно было отличить от большевиков, которые весьма успешно переманивали их потенциальных последователей. Когда в мае Троцкий приехал в Петроград и был вскоре приглашен на совместный прием, устроенный в его честь межрайонцами и большевиками, главной темой всех разговоров был уже вопрос об их объединении.
