Сталин - Барбюс Анри (полная версия книги .txt) 📗
И мы победили. Разгромленный враг был отброшен далеко к Дону».
То же мрачное положение, та же эпопея на восточном фронте, в Перми.
К концу 1918 года этот фронт был в исключительно опасном, почти безнадежном состоянии.
3-я армия поддавалась, ей пришлось сдать Пермь. Под жестокими ударами противника, наступавшего полукольцом, эта армия к концу ноября была окончательно деморализована. Итог последних шести месяцев, – бои шли, не прекращаясь, – был потрясающим: отсутствие резервов, необеспеченность тыла, отвратительно налаженное продовольствие (29-я дивизия пять суток отбивалась буквально без куска хлеба); при 35-градусном морозе, полном бездорожьи, огромной растянутости фронта (более четырехсот километров), при слабом штабе «3-я армия оказалась не в состоянии устоять, против натиска превосходящих сил противника».
К тому же бывшие офицеры, недавние царские слуги, массами изменяли, и целые полки, измученные бездарным или пьянствующим командованием, сдавались противнику.
Тогда произошла катастрофа: беспорядочное отступление – триста километров за двадцать дней, – потеря 18 000 бойцов, десятков орудий, сотен пулеметов. Противник приближался, угрожая Вятке и всему восточному фронту.
Ленин телеграфирует РВСР: «Есть ряд партийных сообщений из-под Перми о катастрофическом состоянии армии и о пьянстве. Я думаю послать Сталина …».
ЦК послал Сталина и Дзержинского. Свою основную задачу – «расследование причин сдачи Перми» – Сталин отодвинул на второй план, а центр тяжести своей работы перенес на принятие действенных мер по восстановлению положения. Положение оказалось еще хуже, чем предполагали, и Сталин телеграфно сообщил об этом Председателю Совета Обороны, Ленину, требуя немедленных подкреплений, которые позволили бы встретить опасность. Неделю спустя он посылает отчет о причинах сдачи Перми и вместе с Дзержинским предлагает целый ряд мероприятий по поднятию боеспособности 3-й армии. Со свойственной ему быстротой и решительностью он провел все эти многочисленные военные и политические меры, и в том же месяце (январь 1919 года) дальнейшее продвижение противника было приостановлено, восточный фронт перешел в наступление, и на правом фланге был взят Уральск.
В подобной же трагической обстановке находилась весною 1919 года и 7-я армия, сражавшаяся против белых полчищ Юденича, которому была поставлена Колчаком задача «овладеть Петроградом» и оттянуть революционные войска с восточного фронта.
При помощи белоэстонцев, белофиннов и английского флота Юденич перешел в неожиданное наступление и создал реальную угрозу Петрограду.
Сверх того он имел союзников в самом Петрограде: там был обнаружен заговор, нити которого находились в руках военных специалистов, служивших в штабе западного фронта, в 7-й армии и кронштадтской морской базе.
Юденич наступал на Петроград, а в это время Булак-Балахович добился ряда успехов на псковском направлении. Измена и дезертирство все умножались. Гарнизоны фортов «Красная горка» и «Серая лошадь» открыто выступили против советской власти. Расстояние между белыми и Петроградом сокращалось, советские части отступали. За границей рабочие лихорадочно ждали известий и в тревоге, в ярости, в отчаянии стекались на массовые собрания (Вы помните это, французские товарищи!).
Центральный комитет послал Сталина, и он в три недели успешно организовал революционное сопротивление: через двадцать дней расхлябанность и растерянность частей и штаба были ликвидированы. Мобилизуются питерские рабочие и коммунисты. Дезертирство пресечено в корне. Враг остановлен и разбит, изменники уничтожены.
Сталин лично руководит военными действиями. Вот что он телеграфирует Ленину: «Вслед за „Красной горкой“ ликвидирована „Серая лошадь“ … идет быстрый ремонт всех фортов и крепостей. Морские специалисты уверяют, что взятие „Красной горки“ с моря опрокидывает всю морскую науку. Мне остается лишь оплакивать так называемую науку. Быстрое взятие „Горки“ объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных. Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой».
И вот итог этой молниеносной кампании – новая телеграмма Сталина, посланная Ленину всего шесть дней спустя:
«Перелом в наших частях начался. За неделю не было у нас ни одного случая частичных или групповых перебежек. Дезертиры возвращаются тысячами. Перебежки из лагеря противника в наш лагерь участились. За неделю к нам перебежали человек 400, большинство с оружием. Вчера днем началось наше наступление. Хотя обещанное подкрепление еще не получено, стоять дальше на той же линии, на которой мы остановились, нельзя было – слишком близко до Питера. Пока что наступление идет успешно, белые бегут, нами сегодня занята линия Керново – Воронино – Слепино – Касково. Взяты нами пленные, 2 или больше орудий, пулеметы, патроны. Неприятельские суда не появляются, видимо, боятся „Красной горки“, которая теперь вполне наша …».
А теперь – южный фронт.
«Осень 1919 г., — пишет Ворошилов, – памятна всем. Наступал решающий, переломный момент всей гражданской войны».
И Ворошилов вскрывает основные черты создавшегося положения: общее наступление Деникина по всему южному фронту. Снабженные «союзниками», поддержанные их штабами, белогвардейские полчища Деникина подходили к Орлу. Весь громадный южный фронт медленными валами откатывался назад. Внутри положение было не менее тяжелое. Продовольственные затруднения чрезвычайно обострились. Промышленность останавливалась от недостатка топлива. Внутри страны, и даже в самой Москве, зашевелились контрреволюционные элементы. Опасность угрожала Туле, опасность нависла над Москвой.
Что делать в момент такой катастрофы? И на южный фронт ЦК посылает Сталина в качестве члена РВС.
«Теперь, – пишет Ворошилов, – уже нет надобности скрывать, что перед своим назначением товарищ Сталин поставил перед ЦК три главных условия:
1) Троцкий не должен вмешиваться в дела южного фронта и не должен переходить за его разграничительные линии, 2) с южного фронта должен быть немедленно отозван целый ряд работников, которых товарищ Сталин считал непригодными восстановить положение в войсках, и 3) на южный фронт должны быть немедленно командированы новые работники по выбору Сталина, которые эту задачу могли выполнить. Эти условия были приняты полностью.
Но для того, чтобы охватить эту громадную махину (от Волги до польско-украинской границы), называвшуюся южным фронтом, насчитывавшую в своем составе несколько сот тысяч войск, нужен был точный оперативный план, нужна была ясно сформулированная задача фронту. Тогда эту цель можно было бы поставить перед войсками и путем перегруппировки и сосредоточения лучших сил на главных направлениях нанести удар врагу».
Сталин застает на фронте обстановку смятения и развала. Атмосфера нависшей грозы и безнадежности. Красная армия Республики разбита на главном направлении Курск – Орел – Тула. Восточный фланг беспомощно топчется на месте.
Что же делать? Имелся оперативный план, принятый Главным командованием еще в сентябре. По этому плану предполагалось нанести противнику главный удар левым флангом, от Царицына на Новороссийск, через донские степи.
Прежде всего, Сталин констатирует, что с сентября месяца «основной план наступления южного фронта остается без изменения; именно главнейший удар наносится особой группой Шорина, имеющей задачей уничтожение врага на Дону и Кубани».
Сталин изучает этот план, прорабатывает его, обдумывает – и решает, что план не годится. Теперь уже не годится. Два месяца назад он был неплох, но с тех пор обстоятельства переменились. Нужно что-то другое. Сталин видит, что именно нужно, – и посылает Ленину новое предложение. Прочтем его письмо, этот исторический документ покажет нам одновременно и положение на огромном южном фронте, и смелую проницательность автора.
