Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор (прочитать книгу txt) 📗
— Гарри Гопкинс сказал, что президент был неадекватен. Ему задавали много вопросов, но отвечал он невпопад.
На следующий день Рузвельт выглядел совершенно здоровым. Черчилль послал ему записку с предложением провести ленч вместе. К неудовольствию премьера, Рузвельт отклонил предложение, поскольку опасался подозрений Сталина, что западные лидеры вырабатывают на приватной встрече сепаратные планы. Однако после ленча президент встретился наедине со Сталиным и Молотовым. Рузвельт стремился прозондировать позицию русских относительно послевоенной глобальной организации. Он предложил план «четырех полицейских держав» для быстрого реагирования на угрозы миру; создание исполкома из десяти членов для рассмотрения невоенных проблем, а также ассамблеи, представляющей все Объединенные Нации. Сталин усомнился, что малым странам Европы понравится идея организации «четырех полицейских держав». Он выразил, кроме того, сомнение, что Китай станет в конце войны достаточно сильным. Не верил, что конгресс США одобрит американское участие в сугубо европейском органе, который может принять решение о посылке войск США в Европу. С последним замечанием Рузвельт согласился. Чтобы конгресс принял это, признал президент, должны произойти большие потрясения. Он счел возможным посылку в Европу только американских самолетов и кораблей, а Британия и Россия задействуют в интересах мира сухопутные силы. В отношении Китая между Рузвельтом и русскими согласия не было.
— В конце концов, — говорил президент, — в Китае проживает четыреста миллионов человек, и лучше заручиться их дружбой, чем иметь в их лице потенциальный источник беды.
В рамках конференции состоялась торжественная церемония. В большом зале, где выстроились друг против друга шеренги британских и советских солдат, Черчилль вручил Сталину меч Сталинграда, отлитый британскими мастерами и подаренный королем Георгом «гражданам Сталинграда со стальными сердцами». С блеском в глазах Сталин поднес сверкающее лезвие к губам и поцеловал. Затем пошел показать меч президенту. Тот вынул меч из ножен и подержал его на весу. Рукоятка почти скрылась в больших ладонях президента. Затем он вернул с клацаньем лезвие меча в ножны. Подарок в сопровождении почетного караула вынесли из зала.
Но никакой почетный меч не мог разрубить клубка разногласий между тремя лидерами. На втором пленарном заседании после сообщения секретариата конференции, отражающего незначительный прогресс, достигнутый на первом утреннем заседании, Сталин открыл дебаты неожиданным вопросом:
— Кто будет командовать операцией «Оверлорд»?
— Пока не решено, — ответил Рузвельт.
— Тогда из этой операции ничего не выйдет, — заявил Сталин. — Кто-то должен отвечать за нее.
Черчилль снова пустился в длинные рассуждения о возможностях боевых действий в Средиземноморье. Сталин вновь доказывал, что они лишь подменяют главное второстепенным. Снова Рузвельт поддерживал средиземноморские альтернативы, но выражал опасение, что они отсрочат «Оверлорд». Здесь опять возникла старая проблема эффекта насоса, которого маршал стремился избежать. Президент предложил начать «Оверлорд» не позже середины мая. Черчилль заявил, что не может согласиться на этот срок. Рузвельт выступил за создание специального комитета для рассмотрения данного вопроса. Сталин ворчал: что сделает комитет, когда сами лидеры не способны прийти к единому решению?
— Верят ли сами англичане в операцию «Оверлорд», — спрашивал он, — или только говорят о ней, чтобы успокоить Советский Союз?
Заседание снова закончилось безрезультатно. На этот раз хозяином на вечернем обеде был Сталин. Он позволял себе язвительные замечания в адрес Черчилля, в то время как президент молча наблюдал это. Премьер-министр, говорил Сталин, питает тайную привязанность к Германии; он стремится к полюбовному миру. Черчилль думает, что, раз русские простоваты на вид, они слепы. Позднее, после многочисленных тостов, Сталин вернулся к своей теме. После войны 50 тысяч немцев нужно окружить и уничтожить. Черчилль ответил, что он и его страна против такой резни. Сталин повторил:
— Пятьдесят тысяч должны быть уничтожены.
Здесь в разговор вмешался президент. Он предложил компромисс: расстрелять только 49 тысяч. Эллиотт Рузвельт возразил: по его мнению, это академический спор, солдаты на поле боя позаботятся об уничтожении более 50 тысяч. При этих словах Черчилль встал из-за стола и пошел к выходу из зала. Премьера напутствовали похлопывание по плечу и ухмылка Сталина, уговаривавшего англичанина вернуться.
На следующий день конференция продолжалась. Сталин курил, чертил на прямоугольных листах бумаги геометрические фигуры и делал какие-то записи; говорил тихо, возражал резко. Черчилль сердито поглядывал из-под очков, жестикулировал сигарой, впадал в припадки красноречия. Рузвельт внимательно слушал, оценивал, вставлял замечания, успокаивал. Дебаты шли своим путем, но 30 ноября, на третий день конференции, весы в какой-то момент медленно, но неумолимо стали перемещаться не в пользу Черчилля и периферийных операций. Это происходило по разным причинам: на утренней встрече комитет начальников штабов выдал рекомендации по операции «Оверлорд» наряду с операцией по высадке войск в Южной Франции; Сталин на встрече с Черчиллем тет-а-тет резко заявил премьеру, что провал с десантной операцией через пролив в мае повлечет неблагоприятную реакцию и «ощущение изолированности» в Красной армии; Черчилль надеялся, что если военные усилия в Средиземноморье следует подчинить операции «Оверлорд», то планы в Бенгальском заливе — операциям в Средиземноморье. Проведение операции «Оверлорд» в мае вскоре подтвердили на ленче Тройки (плюс переводчики), а также на третьем пленарном заседании конференции после полудня. Сталин обещал начать в то же время крупное наступление советских войск на востоке.
Вечером Черчилль отмечал в британской миссии свой 69-й день рождения на обеде для тридцати трех персон. Рузвельт сидел справа от премьера, Сталин — слева. За столом царило приподнятое настроение. Рузвельт обучился использовать небольшой бокал вина для дюжины тостов; поднимал бокал в честь короля Георга VI; Черчилль приветствовал Рузвельта как защитника демократии, а Сталина — как великого Сталина. Маршал провозглашал тосты в честь русского народа и производительности американской промышленности, особенно за производство 10 тысяч самолетов в месяц.
— Без этих американских самолетов, — говорил он, — война была бы проиграна.
Закончил он тостом в честь президента. В два часа ночи Рузвельт попросил предоставить ему привилегию произнести последний тост.
— Сегодня здесь много говорили о различных цветах политического спектра, — сказал президент. — Хочется сравнить это с радугой. В нашей стране радуга — символ благополучной судьбы и надежды. В ней много разных цветов, каждый из них индивидуален, но все они составляют прекрасное целое.
Так и с нашими странами. У нас разные обычаи, философия и образ жизни. Каждый из нас строит свои планы в соответствии с пожеланиями и чаяниями своих народов.
Но здесь, в Тегеране, мы доказали, что различные идеалы наших народов могут слиться в гармоничное целое, развиваться в единстве ради нашего общего дела и в интересах всего человечества...
Конференция вполне могла бы завершиться на этой гармоничной ноте, но у нее имелась подоплека — ряд политических вопросов. В ходе нескольких встреч на следующий день Сталин согласился помочь убедить турок присоединиться к войне, хотя и сомневался, что они пойдут на это. Настаивал на расчленении и разгроме Германии, требовал крупных репараций со стороны Финляндии и восстановления договора 1940 года с возможным обменом Петсамо на полуостров Ханко. Рузвельт и Черчилль незлобиво спорили с ним по этим вопросам. Но камнем преткновения оставалась Польша. Рузвельт знал, что ему придется возвращаться к этому вопросу.
С решением вопроса о втором фронте президент решил лично попросить Сталина что-либо предпринять в отношении Польши. Однако, несмотря на свои попытки несколько отдалиться от Черчилля, Рузвельт чувствовал, что еще не добился доверительных отношений со Сталиным. Маршал оставался жестким и неулыбчивым. Казалось, у него нет ни одной человеческой слабости, которую можно использовать. Позднее Рузвельт признавался Фрэнсис Перкинс, несомненно не без рисовки, что готов был пойти на какой-нибудь неординарный шаг.
