Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор (прочитать книгу txt) 📗
Результат оказался ничейным. Англичане согласились помочь организовать в первую очередь «решающее наступление на цитадель „Оси“, намеченное на 1 мая 1944 года. Не возражали также против эскалации бомбардировок с целью уничтожения военной и промышленной инфраструктуры Германии и подавления морального духа немцев. В случае необходимости предусматривалась чрезвычайная десантная операция через пролив. Разработанный прежде план такой операции под кодовым названием „Кувалда“ держался наготове. Обменявшись мнениями, президент и его военачальники решили поддержать планирование дальнейших операций в Средиземноморье с целью вывести Италию из войны. Чтобы предупредить отвлечение сил от готовящейся главной операции, установили предельное количество войск, предназначенных для наступления в Италии. Начиная с осени предполагалось перебросить из Средиземноморья в Англию семь дивизий с целью нарастить силы вторжения на континент через пролив. Тем не менее Эйзенхауэр сохранял под своим командованием в Средиземноморье 27 дивизий.
Наконец дата десанта через пролив установлена, определен порядок приоритетов. Но и при этом американцы испытывали беспокойство. Черчилль тоже мучился сомнениями: как быть со Сталиным? С его точки зрения, конференция дала в целом отрицательный результат — отсрочку десанта до мая 1944 года. Весть из Касабланки об откладывании операции с весны на август или сентябрь 1943 года привела Сталина в ярость. Как он поведет себя на этот раз?
Вот вопрос, который не давал покоя Рузвельту и Черчиллю с окончанием конференции. С мрачным видом они уединились, чтобы подготовить послание соратнику по оружию. Несколько часов писали и переписывали текст послания, отдавали печатать на машинке, затем правили текст до тех пор, пока он становился неразборчивым. Два выдающихся государственных деятеля напоминали в это время оробевших, запинающихся школьников, сознающихся в шалостях. В два часа ночи, к облегчению Рузвельта, Черчилль вызвался «привести в порядок» последний проект послания и вернуться с ним. Черчилль и Маршалл собирались съездить в Алжир посоветоваться с Эйзенхауэром. Рузвельт согласился, чтобы начальник штаба отправился с премьер-министром и поработал над посланием.
На следующий день, во время полета летающей лодки над Атлантикой, Маршалл ознакомился с несколькими разборчивыми текстами проекта и за два часа составил послание, вызвавшее восхищение Черчилля своей ясностью и основательностью. Они с Рузвельтом одобрили затем послание без всяких правок. Неделю Рузвельт держал послание у себя, после чего подписал только от своего имени. В основном оно представляло собой сжатую характеристику англо-американской глобальной стратегии. Но в предпоследнем параграфе скрывалось роковое заявление: «Согласно разработанным планам, весной 1944 года на Британских островах должно быть сосредоточено достаточно большое количество живой силы и техники, чтобы осуществить в это время широкомасштабное вторжение на континент...»
К этому времени вернулся в Вашингтон Дэвис с обнадеживающим отчетом о своей встрече со Сталиным. Началось все довольно неуклюже, докладывал Дэвис президенту, который внимательно слушал и требовал уточняющих деталей о поведении Сталина и его комментариях. Сталин твердо заявил, что не примет в качестве компенсации за отсутствие второго фронта ни высадку в Африке, ни воздушные налеты на Германию. Отнесся подозрительно к американцам и англичанам. Когда Дэвис убеждал, что личная встреча Сталина и Рузвельта пойдет на пользу войне и миру, советский лидер резко парировал: «Не уверен!» Как докладывал Дэвис, ему пришлось потратить много времени на то, чтобы преодолеть подозрительность Сталина, близкую к враждебности. Однако курьер вернулся с положительным ответом на приглашение Рузвельта: Сталин выразил готовность встретиться с президентом в Фэрбенксе в июле или августе.
Рузвельт радовался и сомневался одновременно. Сообщил Сталину об отсрочке в реализации планов десанта через пролив только по возвращении Дэвиса. Какова реакция хозяина Кремля? Ответа не пришлось дожидаться долго. «Благодарю за информацию», — сообщил 11 июня Сталин, имея в виду послание, сформулированное Рузвельтом, Черчиллем и Маршаллом. Затем он перечислил пункт за пунктом все англо-американские обещания открыть второй фронт в 1943 году. Нужно ли говорить о тягостном впечатлении, которое произведет новая отсрочка на народ и армию? Советское правительство не может согласиться с решением, которое принималось без его участия. Сталин не упомянул ни единым словом план встречи в Фэрбенксе.
Теперь Рузвельт имел дело с кризисом в советско-американских отношениях не только из-за второго фронта, но также из-за Польши. Сталин всегда относился холодно к возглавляемому генералом Владиславом Сикорским польскому правительству в изгнании, пребывавшему в Лондоне. Кремль усматривал в нем умеренного буржуазного политика, окруженного реакционерами и милитаристами. Поляки неоднократно обращались к президенту за помощью в связи с проблемой польско-советской границы 1939 года, установленной после раздела Польши русскими и немцами, а также обращения Советов с польскими националистами. Президент, заинтересованный в единстве Объединенных Наций, но восприимчивый и к позиции крупной польской общины в США, пытался умиротворить лондонское правительство, не затрагивая главной проблемы. Он придерживался одной позиции: пока еще рано обсуждать вопрос о польско-советской границе.
В начале 1943 года отношения между Кремлем и польским правительством резко ухудшились, а в апреле потерпели полное фиаско при активном содействии немцев. Пропагандисты Геббельса неожиданно объявили, что в Катынском лесу, близ Смоленска, обнаружены трупы тысяч польских офицеров, расстрелянных большевиками три года назад. Русские назвали их разоблачения «вопиющими и грязными фальсификациями», немцы сами совершили чудовищное преступление. На этом этапе лондонские поляки, которые всегда подозревали русских в совершении преступления, попросили Красный Крест провести расследование обстоятельств гибели польских офицеров на месте преступления. Разъяренная этим «сговором» с нацистами, Москва разорвала отношения с правительством Сикорского. Сталин проинформировал об этом Рузвельта.
Президент попросил Сталина определить эту акцию как «приостановку переговоров» с поляками, а не полный разрыв дипломатических отношений. Рузвельт сомневался, что Сикорский сотрудничал в какой-либо форме с гитлеровцами, но полагал, что лондонские поляки допустили ошибку, связавшись с Красным Крестом. «Между тем, — напомнил он Сталину, — у меня в США проживает несколько миллионов поляков...»
На Сталина это не подействовало. В данный момент он гневался на своих союзников. Обид много, и весьма болезненных. Союзники отменили конвои, высадились в Африке и обрекли Красную армию на тяжелые зимние бои. Не признавали польско-советскую границу 1939 года; не порывали с Финляндией. Сталин считал, что советское правительство идет на уступку за уступкой, проявляет один за другим жесты доброй воли. Разве он не откликнулся на англо-американские пожелания распустить Коминтерн, хотя и поклялся у тела Ленина никогда не предавать дело вождя мировой революции?
И наконец, отсутствие второго фронта. Для Сталина это не вопрос одной стратегии — речь идет о жертвах его народа. Сотни тысяч русских погибнут из-за того, что англичане и американцы высадятся в Европе в 1944 году, а не в 1943-м или 1942-м. Миллионы советских граждан страдают и умирают в условиях гитлеровской оккупации. Рузвельт беспокоится о своих поляках, но у Сталина не меньше оснований считаться со своеобразным общественным мнением у себя в стране. Советские семьи, лишившиеся отцов и сыновей, миллионы людей на оккупированных территориях, искалеченные солдаты — что они станут думать о повторяющихся заверениях Сталина: англо-американские союзники идут на помощь? Маршал — Сталин получил это звание во время памятных мероприятий в связи со Сталинградской битвой, — должно быть, размышлял и о равнодушии англичан и американцев к потребности Советов иметь надежную границу на западе. В течение нескольких столетий немцы, поляки, шведы и прочие нации вторгались на востоке в Россию через незащищенные равнины. С самого начала войны — в наиболее трудные недели конца 1941 года — Сталин настойчиво ставил вопрос о безопасной западной границе. Рузвельт не реагировал на это. Короче говоря, англичане и американцы не обеспечили Советы гарантиями безопасности путем открытия второго фронта; не поддерживали и усилий Сталина обеспечить безопасность страны в одностороннем порядке. Не надеялись ли англосаксы, что русские и немцы истощат друг друга в кровопролитных боях? Не потому ли они так уклончивы в вопросе о сроках открытия второго фронта? Не стремятся ли оказывать России помощь ровно настолько, насколько эта помощь позволяет стране вести войну, но не победить? Не надеются ли после войны продолжить старую империалистическую политику изоляции России? Не замышляют ли сепаратный мир? Пока союзники тянут с открытием второго фронта, они могут использовать свою позицию как средство шантажа Гитлера или политического торга с ним или его генералами. Должно быть, эти темные подозрения роились в скрытном мозгу Сталина. Он распорядился об отзыве послов Майского из Лондона и Литвинова из Вашингтона. Кроме того, телеграфировал Рузвельту о невозможности встречи.
