Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор (прочитать книгу txt) 📗
Через двадцать лет после окончания Второй мировой войны историки будут яростно спорить, как и когда началась холодная война. Не берет ли она истоки в русско-британском колониальном соперничестве в XIX веке; панславизме; в марксистской или либеральной идеологии; в русской революции или контрреволюционной стратегии союзников; капиталистическом неоколониализме; фашистской агрессии; пакте Советов с нацистами; иллюзиях и нарушенных обещаниях Ялты; в послевоенных событиях.
Большинство этих факторов, несомненно, сыграли свою роль, но, возможно, главный фактор — пропасть между обещаниями и реальностью, которая неуклонно расширялась в течение 1942-го и 1943 годов. Империализм, национализм, революции и идеологии — все эти долговременные факторы нестабильного мира заранее просчитывались прагматичными политиками. Но самое поразительное в откладывании западными союзниками сроков открытия второго фронта и в политике Советов относительно Польши — контраст между «реальной политикой» этого рода и обещаниями, заявлениями и идеалами, касающимися Объединенных Наций. На короткий период Второй мировой войны демократические и коммунистические страны объединила эйфория надежд и идеализма в отношении человеческого братства, общих целей, жертв и побед. Но за фасадом единства государственные деятели следовали «реальной политике» и отстаивали национальные интересы. Порожденный этим цинизм стал питательной средой для краха после войны иллюзий и единства. Откладывание сроков открытия второго фронта более чем какой-либо другой фактор породило гнев и цинизм Советов. Если англичане и американцы планировали высадиться во Франции, если войну будет выигрывать Германия или Россия (операция «Кувалда»), не доказательство ли это, что Запад, какие бы он ни выдвигал возражения, следовал стратегии взаимного обескровливания России и Германии до полной гибели? К середине 1943 года большая коалиция выплавлялась в котле нарушенных обещаний и рухнувших ожиданий.
В 1943 году нигде в мире пропасть между действительностью и ожиданиями не разверзлась столь явно и зловеще, как в Китае. Нигде война и надежды Рузвельта не находились в таком зияющем разрыве.
Проблема Чана — карикатурное отображение проблемы Сталина. Китайцы тоже ожидали открытия давно обещанных второго, третьего или четвертого фронтов. Они тоже ощущали изоляцию от англичан и американцев, отчаянно нуждались в военных поставках, отвлекавшихся в Атлантику и Средиземноморье, возмущались невыполненными обещаниями и отговорками; их принимали во внимание лишь благодаря огромным человеческим ресурсам. В другом отношении внутреннее положение Китая было гораздо хуже советского. Три сотни дивизий Чана все еще держали фронт против японцев. Цены взмывали ввысь по мере того, как печатный станок выдавал новые миллиарды банкнотов. Американский заем, казалось, провалился без следа. Коммунисты последовательно укреплялись в северных районах Китая, давая крестьянам то, чего не в состоянии был дать Гоминьдан: жесткую и требовательную, но честную власть в деревне; меры борьбы против крупных землевладельцев, ростовщиков и других буржуазных монстров; участие в местной власти, коллективные хозяйства, милицию, идеологию равенства, демократии и свободы. К середине 1943 года коммунисты контролировали 150 тысяч квадратных миль территории и 50 миллионов населения.
Рузвельт не оставлял надежд на достижение Китаем больших военных успехов и послевоенное величие этой страны, несмотря на свои приоритеты — сначала Европа, во-вторых, Россия и, в-третьих, Китай. Он понимал также, что помощь Китаю популярна среди американцев. Кроме того, он считал, что «Китай действительно нас любит», и стремился сохранить резервы доброй воли. Полагал, что Китай после войны ждет будущее великой державы, и добивался его дружбы. Гордился доброжелательным отношением в Китае к своей стране и давними связями собственной семьи с Китаем, хотя сам никогда там не был, как и в любом другом месте Азии. Позднее Гопкинс писал: «Соединенные Штаты, хотя и поддержали „политику открытых дверей“, приобрели в Китае за это время абсолютно незапятнанную репутацию. Мы должны ее сохранить».
В начале 1943 года президент нанес сильный удар по дружбе с Китаем — удар, для которого не понадобилось ни единого орудия или бомбардировщика. Первого февраля он обратился к сенату с просьбой ратифицировать договор о ликвидации экстерриториальных прав в Китае. Десятилетиями иностранцы селились и делали бизнес в Китае под защитой собственных законов и судов, своих канонерских лодок и военных гарнизонов, не подпадая под китайские законы и правила налогообложения. В одиннадцатидневный срок сенат ратифицировал договор и покончил с положением, унизительным для Китая и приводящим в смущение Америку военного времени. Британское правительство предприняло аналогичные шаги. Своими действиями, отмечал Чан, «наши союзники провозгласили своей целью в Тихоокеанском регионе поддержку торжества человеческого достоинства и прав человека...». В конце года Рузвельт попросил конгресс аннулировать ограничительные законы против китайцев, предусматривавшие жесткие дискриминационные меры в отношении китайской иммиграции. «Страны, как и отдельные люди, совершают ошибки, — увещевал президент конгрессменов. — Мы должны быть достаточно взрослыми, чтобы признать свои прошлые ошибки и исправить их». И снова законодатели действовали быстро и благожелательно.
Надежды Рузвельта в отношении Китая сопоставимы лишь с опасениями. По мере отступления националистических армий из Чунцина распространялись слухи о возможном сепаратном мире с Японией. Американцы в Китае тревожились по поводу сообщений о значительном объеме торговли, которая велась через линии японо-китайского фронта. Стилвелл подозревал, что Чан долго не продержится и лишь блефует. Рузвельт не был настолько уверен в этом.
Военная обстановка в начале 1943 года действительно давала мало оснований для оптимизма. Стилвелл сожалел, что на родине военные усилия Китая видят в розовом свете. Сообщал Маршаллу о том, что китайская армия на самом деле находится в отчаянном положении, «недоедает, не оплачивается, не имеет достаточной военной подготовки, находится в заброшенном состоянии и поражена коррупцией». Тем не менее разочарованный генерал вынашивал амбициозные военные планы на весну 1943 года. Предлагал, чтобы союзники отобрали у японцев ключевые районы Бирмы и освободили пути коммуникаций между Рангуном и Куньмином. Британские и китайские войска должны атаковать Бирму из Индии через горную местность на западе, ВМС союзников — наносить в это время удар с юга, из Бенгальского залива. Тогда Стилвелл отправит по Бирманскому тракту в Куньмин тысячи тонн поставок; оснастит и модернизирует китайские армии и предпримет наступление с целью овладеть морским портом в Южном Китае или Индокитае, обеспечив таким образом новый свободный путь для военных поставок и прорвав блокаду Китая.
У Стилвелла были смелые планы. Беда заключалась, однако, в его друзьях и помощниках. В принципе Рузвельт одобрял план, но все еще отдавал стратегический приоритет Европе. Черчилль холодно относился к любому плану, который отвлекал бы военно-морские и сухопутные силы от Средиземноморья. Чан поддержал бы план лишь в том случае, если бы англичане и американцы быстро и с достаточно мощными силами подключились к его осуществлению. В противном случае план заинтересовал бы его лишь как средство политического торга. Настоящей небесной карой для Стилвелла был его приятель, генерал Клэр Ченнолт, советник Чана по ВВС и командующий авиацией, которая все еще принимала активное участие в боях с японцами. Ченнолт отличался самоуверенностью американского летчика. Он заверил президента, что со 105 истребителями, 30 средними и 12 тяжелыми бомбардировщиками способен разгромить японские ВВС и добиться поражения Японии. Стилвелл оценивал этот план со скепсисом сухопутного солдата, но Чан видел в плане средство избежать обязательств по использованию крупных сухопутных сил, хотя и сомневался в способности их мобилизовать.
