Стража Лопухастых островов (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (лучшие книги без регистрации txt) 📗
— Степка, присядь, подержи плечом. Это не тяжело, потому что рычаг…
Степка — молодец, все сделала как надо. А Ига упал рядом с шиной, сунул плечо под приподнявшийся край. Уперся в травянистую землю ладонями, поднатужился, встал на четвереньки. Степка бросила бесполезную теперь доску, сунула свое плечико рядом с Игой.
— Уйди, тебя раздавит! — (И опять вспомнился кнам-одуванчик.)
— Не, я сильная…
Вдвоем они подняли чудовище. В стоячем положении удерживать его было нетрудно. А вот катить… В переулке был небольшой уклон — к оврагу, — а толкать шину полагалось в другую сторону, к Степкиному двору.
— Ну, взяли, — скомандовал Ига. И подналег. Шина была ростом выше, чем он. Степка пристроилась рядом. Но вдруг отчаянно завопила! Отпрыгнула! Ига с перепугу отпустил шину. Степка, согнувшись, прыгала на правой ноге, а за левую держалась двумя ладонями под коленкой. И подвывала.
— Что с тобой?!
— Ужалил кто-то! Ы-ы-ы… Ой, держи! — Она вытянула руку.
Оказалось, что шине надоело стоять без поддержки. Но
она решила не падать, а не спеша двинулась вниз по переулку. Ига секунды две смотрел обалдело. Что делать? Чудовище ловить или Степке помогать?
— Лови! — заголосила Степка. Но было поздно. Могучее резиновое колесо поднабрало ход. Сзади хватать — бесполезно, не удержишь. Спереди — себе дороже, сомнет в лепешку. И свободная от ловцов шина резво (несмотря на вес!) запрыгала по Земляничному проезду.
Ну и прыгала бы, леший с ней! Но ведь неприятности всегда одна к одной. Из калитки в заборе выдвинулась в проход тетя необъятных размеров. Неторопливая и уверенная в себе. Сделала несколько шагов на дорогу. Шину она не видела.
— Берегись! — в два голоса взвыли Ига и Степка.
Тетя наконец заметила опасность. И вот ведь ненормальная! Ей бы сделать два шага назад — время еще было, — так нет же! Остановилась, подняла руки к щекам и завизжала так, что прогнулись ближние заборы. «Капут», — с ужасом понял Ига.
Но шина оказалась умнее толстой тети. Или просто не вынесла сирены. Она вильнула, пронеслась в полуметре от раздутого визгом бока и помчалась дальше.
Но сворачивать еще раз шина не хотела. А Земляничный проезд не очень-то прямой. Шине взять бы левее, и тогда открытый путь к оврагу. Но она неслась по прямой, пока не грянулась о изогнутый дугою забор. За этим забором стояла приземистая банька. Шина с маху повалила доски забора на баньку, взлетела по ним, как по горке, на двускатную крышу, а с нее, будто с трамплина, сиганула в огород.
В баньке мылся ее хозяин — ветеран и член союза «Наши силы» Капитон Климентьевич Калашный. Услыхав могучий удар и ощутив сотрясение, как от бомбы, он решил, что — наконец-то! — и в этом тихом краю началась война. Теперь можно будет свести счеты с внешними и внутренними врагами. Натянув бязевые кальсоны пехотного образца, Капитон Климентьевич выскочил наружу. Но в безоблачной синеве не было никаких летательных аппаратов, не пахло ни тротилом, ни гексагеном.
— Провокация! — громко сказал в пространство оскорбленный ветеран.
Шину он не заметил. Потому что ее уже и не было. Прыгнув с крыши, она аккуратно прокатилась между помидорными грядками, не задев ни одного растения, затем в дальнем конце огорода сшибла плетень и ухнула в овраг. Там она домчалась до Говорлинки и наконец улеглась, решив отдохнуть в прохладных струях.
Там она и лежит до сих пор.
В первый день ее не было видно под водой, но скоро квамы разобрали плотину, уровень понизился и черное тугое колесо заблестело на солнце. Квамы сразу приспособили его к делу. Внутри, где застаивалась теплая вода, оборудовали купальный бассейн для малышей. А снаружи устраивали на резиновом кольце круговые гонки на самокатах. Конечно, это делалось по ночам, когда рядом не было никого из великанского человечьего племени…
Впрочем, все это Ига и Степка узнали гораздо позже. А в тот момент, когда шина вильнула на дороге, Ига скомандовал: «Ноги!» — и они вдвоем рванули вдоль по Земляничному проезду, а потом за угол, в Утиный переулок. Отдышались только через два квартала, у киоска, где принимают пустые бутылки (называется он «Стекляшкина будка»),
— Эта тетка — известная во всем Заовражье скандалистка, — выдохнул Ига. — И, наверно, она меня узнала…
— Попадет?
— Не исключено, — буркнул Ига. Хотя знал, что сильно не попадет.
Степка вдруг опять ойкнула, всхлипнула, ухватила поджатую ногу.
— Что случилось-то? — вспомнил Степка.
— Пчела, наверно…
— Покажи. — Он присел.
У Степки под коленкой был черный игольчатый прокол, а вокруг набухала розовая опухоль.
— Похоже, что не пчела, а оса… — Ига озабоченно свел брови. Среди ос попадались «га-гадостные», как выражался Казимир Гансович. Они были не местные, а прилетали иногда издалека, от Ново-Груздева. С такими шутки плохи, если нет в кармане кнамьего шарика.
— Сильно болит?
— Ага…
— Пойдем! Тут недалеко одна бабка живет, она поможет…
Бабка Анастасия Ниловна жила в сотне шагов от Стекляшкиной будки. Занималась тем, что собирала и сдавала пустые бутылки да еще помогала хворым соседям всякими снадобьями и ворожбой. Был у бабки сострадательный характер, никому не отказывала. Пенсионерам смягчала радикулитные страдания и денег не брала. Ребятам охотно лечила шишки и ссадины. При этом, правда, говорила: «Уж не знаю, что получится. Я ведь не то что моя знакомая Ядвига Шишковна, у нее высшее образование, а я самоучка…»
Три окна вросшего в землю домика нижними краями прятались в траве. Ига постучал в левое. За стеклом отдернулась занавеска. Створки разошлись.
— Кого Бог послал?
— Баба Настя, добрый день! Девочку оса клюнула. Нога распухает…
— Ох вы, сердешные. Ну-кось, лезьте сюда. — Бабка растворила окошко пошире.
Ига, цепляясь за цветастую занавеску, проворно перебрался через подоконник, помог Степке (она похныкивала, но сдержанно).
Комнатка после яркого света улицы казалась полутемной. Поблескивали в углу иконы. Пахло пустырником и полынью. По всем стенам висели гирлянды из сухих трав и ягод, на полках громоздились бутылки. Хозяйка по виду была добродушная толстенькая бабушка. И голос добрый. Она включила яркую лампу с рефлектором, направила свет на Степкину ногу, нагнулась с кряхтеньем.
— Ишь ты, как впилась, злыдня окаянная… Ладно, сейчас мы это мигом… Конечно, лучше бы, если бы Шишковна лечила, да где она теперь…
Бабка выпрямилась, отыскала на дощатом столе плоскую склянку, плеснула из нее на ладонь. Потерла припухшее место. Степка ойкнула.
— Неужто больно? Потерпи, сейчас пройдет.
— Уже не больно. Щекотно только…
— Потерпи, потерпи. Сейчас… — Анастасия Ниловна опять шагнула к столу. На досках лежала большущая пухлая книга, придавленная чугунным утюгом. Бабка убрала утюг, достала из книги сушеный травяной лист, приложила к смазанному месту.
— Ну-ка, придержи, голубушка. — Из кармана клетчатого фартука вынула моток бинта, ловко примотала лист к Степкиной ноге. — Погуляй так до вечера, и все забудется…
Ига, как увидел, сразу вспомнил Генку Репьёва с повязкой на колене. И все остальное! Ох, балда! Пляшет, развлекается, а Ёжику-то каково!
— Баба Настя! У вас не найдется антибредина? Или другого похожего лекарства? У Генки Репьёва, ну, у того, который стихи сочиняет, Ёжик заболел, с жаром лежит.
Анастасия Ниловна сокрушенно развела руками.
— Нету, голубчик. И как ежиков лечить, я не обучена. Его бы к ветеринару. Да я даже и не знаю, есть ли он у нас в Репейниках. Надо, наверно, в Ново-Груздев…
Ига только головой мотнул. При чем здесь ветеринар! Ёжик-то не простой, говорящий.
— Ладно, спасибо, баба Настя. Мы пойдем…
Степка тоже сказала спасибо. И покачалась на забинтованной ноге. Боль, видно, совсем прошла.
— На здоровье, голубчики. Заходите, ежели чего…
— Обязательно. Мы вам бутылок принесем, — пообещал Ига.
— Добрая ты душа, Игорек, — сказала бабка. Надо же! Оказывается, помнит, как его зовут.
