Семь царских камней - Хауген Турмуд (список книг .txt) 📗
Анна кивнула.
— Не помнишь ли ты, чтобы Артур когда-нибудь говорил тебе о драгоценном ожерелье, которое имело какое-то отношение к царю? Не слышала ли ты от него выражения царские камни?
Раздался звонок в дверь.
Все трое вздрогнули.
— Царские камни? — повторила Анна. — Что-то я как будто слышала… Подожди, я открою, а потом постараюсь вспомнить.
Она вышла из комнаты и затворила за собой дверь.
Они ждали, но Анна долго не возвращалась. Ни звуков, ни шагов слышно не было.
Вдруг закричала черная птица в клетке. Николай чуть не подскочил — он думал, что это чучело. Крик был такой пронзительный, словно птица чего-то испугалась. Кошка спрыгнула с коленей Николая и спряталась под стол. Кошка, лежавшая на подлокотнике, встала, выгнула спину и зашипела на что-то, видимое только ей.
Флоринда забеспокоилась.
— Странно, — забормотала она.
Наконец она не выдержала.
— Я сейчас выйду как будто в туалет, — сказала она. — Посмотрю, что там делается. А то вдруг случится что-нибудь непоправимое.
Николай последовал за ней. Ему не хотелось оставаться одному в этой чудной комнате.
В коридоре Анны не было.
Флоринда заглянула на кухню — пусто. Они поднялись на второй этаж, посмотрели в одной комнате, в другой — Анны нигде не было.
Потом они спустились в подвальный этаж, где была каминная. Окна каминной выходили в крохотный садик. В комнате были беспорядочно навалены какие-то ящики и коробки, но Анны тут не было. Осмотр чуланов тоже не дал никаких результатов.
Флоринда молча поднялась на первый этаж. Николай был напуган.
В коридоре Флоринда снова внимательно все оглядела. Вдруг она нагнулась, подняла что-то с пола и протянула Николаю. Это была сережка с подвесной жемчужиной. Одна из тех, что сегодня были на Анне Ульсен.
— Что-то случилось, — прошептала Флоринда.
— Мне кажется, — тоже шепотом сказал Николай, — мне кажется, что ее похитили.
Помощник пришел в полдень. Максим сидел, уронив голову на руки.
— Есть тут кто? — крикнул помощник из помещения магазина.
— Да, я приехал, — отозвался Максим, удивляясь, что так долго просидел без движения. У него разболелась голова, ныло плечо.
— Что-нибудь случилось? — Помощник заглянул к нему в кабинет.
— Нет, все в порядке.
— Но ты еще не открыл…
— Да, я был занят… И кроме того, поздно пришел.
Он избегал смотреть помощнику в глаза. «Не умею я убедительно лгать», — с горечью подумал он.
— Ты открывай, — сказал он помощнику. — Я скоро уйду. У меня дела в городе, но до закрытия постараюсь вернуться.
Убедившись, что помощник уже вернулся в магазин, Максим снял трубку и набрал номер своего банка в Базеле в Швейцарии. Он попросил к телефону директора банка Ганса Вальтера Шнайдера, с которым был знаком лично. Ему пришлось подождать, наконец он услыхал бархатный голос директора.
Максим попросил сообщить ему, сколько денег числится на его трех счетах. Он хотел, чтобы ему сказали это сразу по телефону, и Шнайдер согласился исполнить его просьбу, поскольку они знали друг друга. Он попросил разрешения позвонить Максиму через пятнадцать минут.
Точно через пятнадцать минут телефон зазвонил, и Максим снял трубку, когда еще не отзвенел первый сигнал. Шнайдер сообщил, что на четырех счетах Максима числится двадцать миллионов швейцарских франков.
У Максима закружилась голова, он подумал, что ослышался. Шнайдер подтвердил сумму — двадцать миллионов швейцарских франков и обещал немедленно выслать письменное уведомление.
Максим, не попрощавшись, в растерянности положил трубку.
Двадцать миллионов швейцарских франков!
Двадцать миллионов?
Это невозможно! У него никак не могло быть больше пяти миллионов.
И почему Шнайдер сказал, что у него четыре счета? Откуда четыре?
У Максима было только три счета, и это он знал твердо.
Лидия поехала прямо домой. Она была не в силах ехать в свою контору, как сперва собиралась.
Некоторое время она сидела, не выходя из машины, рядом с домом и смотрела, как снег ложится на лобовое стекло. Еще немного, и ничего не будет видно. Она испугалась. Наконец она вышла из машины и, закрыв дверцу, постояла, опершись на нее, пока не пришла в себя.
— Добрый день, фру Сверд! — крикнул кто-то.
Она не поняла, кто с ней поздоровался, и, кажется, не ответила. Пошатываясь, она шла по дорожке к дому, темные камешки просвечивали сквозь снег.
Лидия бесшумно закрыла за собой дверь и сразу заметила необыкновенную тишину в доме. Может, она просто никогда не бывала в доме одна?
Просторный, высокий холл. Она как будто впервые увидела его. Телефонный столик и старинные кресла у лестницы показались ей безобразными и вульгарными. А ведь она сама их выбрала. Большая ваза на полу у столовой была пуста. Да стояли ли в ней хоть когда-нибудь цветы или ветки?
Лидия принюхалась. В доме ничем не пахло. Ни кофе, ни яичницей из кухни, ни сигарным дымом из кабинета, ни цветами из гостиной. Ничем.
Ее передернуло. А ведь в детстве она любила бегать по лужайкам, усыпанным цветами. Или она видела это в каком-нибудь рекламном фильме?
Лидия поднялась прямо в свою спальню и прошла в гардеробную. Открыла дверцы одного шкафа, посмотрела на висевшую на плечиках одежду — сколько же у нее всего платьев?..
«Пора укладываться, — подумала она, — через две недели я уже смогу уехать». Неожиданно у нее на глазах выступили слезы, пересохло горло.
Что взять с собой? Хотя, возможно, ей придется уехать с пустыми руками. Начинать все сначала. Одной. В чужой стране.
Она села на кровать, не в силах побороть бившую ее дрожь.
Неужели все так и должно быть? Мама, почему ты не предупредила меня? Нет, ты об этом не думала… А о чем тогда ты думала? Я ничего о тебе не знаю. Что скрывалось за твоими истериками, слезами и ссорами с отцом? Может быть, ничего?
Лидия встала. Я возьму с собой два чемодана. Надо все-таки понемногу складывать вещи. Хотя бы мелочи…
Она принесла с чердака два чемодана. Положила их на кровать, открыла. От вида пустых чемоданов ее опять затрясло.
— Нет! — сказала она и вышла на галерею.
Дверь в комнату Николая была открыта.
— Закрывай дверь, Николай! Следи за порядком! — громко сказала она и решительным шагом подошла к его комнате.
В комнате никого не было. Она оглядела кровать, письменный стол, кресло возле торшера. «Наверное, Николай в школе», — подумала она.
Лидия прислушалась. Но и внизу не было слышно его шагов.
В этот день ей было трудно удерживаться от слез. Смутные картины детства то и дело вставали перед глазами. Вот отец подбрасывает ее высоко в воздух. В животе у нее ёкает, она не боится, но кричит. Кричит от удовольствия.
И снова Николай и Флоринда сидели друг против друга за кухонным столом и пили чай. Всю дорогу домой они молчали и не знали теперь, что им делать. Флоринда всегда говорила, что чай помогает думать.
Она выглянула в окно. Ранние сумерки. Плотные, черные облака. Чуть-чуть света давал летящий снег.
Флоринда вздрогнула и поежилась. А вдруг больше никогда не взойдет луна? Она повернулась к Николаю, и ее захлестнула любовь к нему.
— Я собираюсь купить самовар. Ты знаешь, что это такое?
Он удивился и отрицательно покачал головой.
— У меня на родине в самоварах кипятили воду для чая, — объяснила она. — j Самовар, он… Нет, мне трудно его описать. Ты сам увидишь, когда-нибудь я покажу тебе фотографии.
Флоринда обхватила кружку обеими руками.
— Максим не любит меня, и я его понимаю, — сказала она. — Я помню, в каком отчаянии он уезжал отсюда, чтобы жить у чужих людей. Ему было восемь лет, я виновата перед ним. Нет, я его не шлепала, не наказывала, но я не сумела стать ему близким человеком. Я не брала его на колени, не гладила по голове, не читала ему книг, не пела. Я только была при нем, готовила еду, следила за его одеждой, встречала из школы. Бог свидетель, я пыталась перебороть себя, но не могла. Каждый раз, когда я прикасалась к Максиму, я видела Идун. Когда я начинала читать ему, мне вспоминалось, какой она была непоседой, и становилось нестерпимо больно…
