Сказочные самоцветы Дагестана - Назаревич Ф. А. (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
Молла Насретдин продал простыню, купил мешок муки и нанял амбала, чтобы отнести покупку домой. Амбал был чужой в ауле и, воспользовавшись суматохой на базаре, удрал от Моллы.
Через год Молла Насретдин заметил на базаре своего амбала и скрылся от него в бакалейную лавку.
– Почему ты убежал от этого человека? – удивился лавочник.
– Я не расплатился с ним за то, что он нёс мешок муки, – ответил Молла Насретдин. – Ради бога, не выдавай меня!
Однажды Молла Насретдин сидел на берегу речки. К нему подошли десять слепых и упросили, чтобы Молла перенёс их на другой берег. Молла потребовал плату – по пятаку с человека.
Когда Молла Насретдин переносил последнего слепого, он нечаянно уронил его в воду. Слепые зашумели.
Молла Насретдин рассердился:
– Чего вы кричите? Дадите мне на пятак меньше и дело с концом, – пусть тонет!
К Молле Насретдину ночью забрался вор и стал пилить во дворе стояк, на котором держалась дверь в хлев. Молла Насретдин проснулся и крикнул:
– Э, прохожий, что ты там делаешь?
– Играю на скрипке, – пошутил вор.
– У скрипки, кажется, другие звуки, – сказал Молла Насретдин.
– Звуки моей скрипки ты услышишь утром, – похвастался вор.
– А ты свой смычок бросишь ещё ночью, – рассмеялся Молла Насретдин.
Молла оказался прав. Хлев был пустой, и вор с досады забросил свою пилу.
Жена Моллы Насретдина подала на стол горячий суп. Забыв об этом, она так обожглась, что даже заплакала.
– Что ты плачешь? – спросил Молла Насретдин.
– Вспомнила своих покойных родителей, вот и прослезилась, – ответила жена. – Ох, как они любили суп с горохом!
Молла Насретдин хлебнул горохового супа и тоже обжёгся.
– Ну, а ты чего плачешь? – смеётся жена.
– Я вспомнил, что черти оставили после родителей тебя сиротку, и пожалел об этом, – ответил Молла Насретдин и отодвинул тарелку.
Жена Моллы Насретдина купила абрикосы, чтобы насушить их на зиму, сложила подальше в комнате, а сама пошла за соседкой. Чтобы муж не позарился на абрикосы, жена Моллы намазала пол свежей глиной и полила водой.
Молла Насретдин уселся на осла, въехал в комнату и взял абрикосы.
Жена вернулась с соседкой домой, удивилась и сказала:
– Валлах, это ноги осла, но голова – моего мужа!
Из лезгинских каравели
Ширванский шейх забрёл в Джабу и стал хвастать, как он был в гостях у Аллаха на седьмом небе, и как приятно было там кейфовать.
Мимо проходил хитрец из Ахтов.
– Эй, шейх, – спросил он, – а не почувствовал ли ты, что тебя там у Аллаха что-то хлестало по лицу?
– Что ты? – возмутился шейх. – Это было нежное, нежное, как ветерок, как мех…
– Так это был хвост моего осла, – сказал ахтынец.
Все засмеялись и перестали слушать шейха.
Богомольный ахтынец пристроился для намаза на берегу канавы. Пока он совершал омовение, его чувяк упал в канаву и поплыл к речке.
Богомолец забыл про молитву и закричал канаве:
– Эй, ты, возьми свой намаз, отдай мой чарык!
К скупому Пириму зашёл гость из Джабы. Пирим поставил на стол самовар и поколол сахар на кусочки величиной с ячменное зерно.
Гость отправляет в рот сразу по три куска и пьёт уже пятый стакан. Пирим нервничает:
– Эй, гость, разве у вас в Джабе в одну могилу кладут больше одного покойника?
– Если покойники маленькие, кладём и трёх.
Прохожий остановился по своим делам у чужого дома.
– Эй, что ты делаешь! Кто ты? – крикнул хозяин.
Прохожий пошутил:
– Это я, – сын дяди Аллаха…
– У твоего дяди есть свой дом, – рассердился хозяин, – что ж ты пришёл к моему? Иди в мечеть!
Шанвели и Мангюли
(Лезгинская сказка)
Было это или не было, а только случилась однажды в нашем ауле весёлая свадьба. Кузнец Шанвели привёз из другого аула жену Мангюли.
Кончилась свадьба, соседки познакомились с новой подружкой, и говорят её мужу:
– Шанвели, а Шанвели! А ведь твоя Мангюли глупа.
– Нет, – отвечает Шанвели, – она не столько глупа, сколько простовата. И всё равно она мне жена.
Однажды Шанвели говорит:
– Слушай, Мангюли, у меня в кузнице кончились угли. Пойду-ка я с мешком в дальний лес, а ты побудь у нашей двери, – нечего попусту болтать с соседками!
Ушёл Шанвели, а Мангюли села у двери дома и старается даже не смотреть на соседок.
К вечеру соседки управились со своими работами, уселись на корточки у общего тендыря, – руками хлеб месят, а языками переваливают с бока на бок все аульские новости.
Одна из соседок кричит:
– Мангюли, эй Мангюли! Иди к нам. Пора тебе знать всё, что делается в нашем ауле.
Мангюли сняла с петель дверь и пришла с ней к соседкам.
Шанвели вернулся домой с мешком угля, увидел, что двери нет, рассердился, побил Мангюли.
Мангюли обиделась, ушла из дома, пошла по дороге, увидела возле старой заброшенной мельницы большое дерево и забралась на него.
Сидит Мангюли, не шелохнётся, а под деревом, в траве, – гурток серых курочек с цыплятами. «Чиргик-чир-гик! – кричат куропатки цыплятам. -Идите домой, нечего от нас прятаться!»
Мангюли подумала, что это зовут её, и ответила: «И не зовите – всё равно не пойду!»
Курочки испугались, ушли в траву.
По дороге пробежала собака. Заглянула на мельницу, обнюхала всё и залаяла: «Гав-гав! Нечего, пожалуй, здесь делать – пора домой».
Мангюли подумала, что собака зовёт ее, и сказала: «И не зови домой – всё равно не пойду!»
Под Мангюли в старом дереве было дупло, а перед дуплом над кипреем и медуницей кружились да жужжали в танце крылышками мохнатые пчелы. Медведь почуял пчелиные пляски и полез на дерево.
«Что ж это ты, Шанвели, – подумала Мангюли, – хочешь меня испугать?Прислал медведя? А я все равно не пойду домой!»
Медведь ободрал сгнившее дупло, разорил пчелиное гнездо, и только начал лакомиться, как отовсюду на него налетели пчёлы, – и ну жалить, ну жалить!
Медведь заревел, свалился с дерева – и бежать.
«Ага! Сам испугался, – обрадовалась Мангюли. – Теперь мне можно, пожалуй, и вернуться к моему Шанвели». Она набрала в дупле полный подол мёда и вернулась домой.
Шанвели обрадовался. «Врут соседи, – подумал он, – моя Мангюли не так уж и глупа!»
Он слил мёд в три кувшина и говорит:
– Слушай, Мангюли, я пойду в свою кузню, а ты тут смотри, не плошай, не давай мёд нашим соседкам!
Шанвели ушел, а Мангюли намесила глины и принялась лепить игрушки. Лепит и приговаривает: «Вот появится у нас с Шанвели маленький Свет-Магомед, – глядь, – а у него уже есть всадник на лошади; появится заботливая Саяд-Пери – вот и куколка; появится весёлая Джим-Джим – вот и музыкант с барабаном».
Пока Мангюли лепила игрушки, лиса узнала, что в доме Шанвели есть мёд, забежала во двор и говорит:
– Мангюли, голубушка, у жены царя только что родился сынок, – дай поскорей мёда для халвы!
Мангюли рассердилась, что ей помешали считать игрушки, и сказала:
– Иди в дом, возьми сама!
Лиса зашла в дом, засунула голову в самый большой кувшин, половину мёда съела, половину испортила.
На следующий день, когда Шанвели снова ушёл в свою кузницу, Мангюли принялась сушить глиняные игрушки в огне.
Сушит и приговаривает: «Всадник на коне – маленькому Свет-Магомеду, куколку – заботливой Саяд-Пери, музыканта с барабаном – веселой Джим-Джим».
Лиса забежала во двор и говорит:
– Здравствуй, голубушка Мангюли! Жена царя заболела, – дай поскорей мёду на припарки!
Мангюли махнула рукой.
– Иди в дом, возьми сама!
Лиса вошла в дом, засунула голову в средний кувшин, половину мёда съела, половину попортила.
