Музыка рассвета - Гнездилов А. В. (книги без сокращений .TXT) 📗
— Как твое имя? — спросила Леди.
— Сельма, — прозвучал тихий голос.
Леди дала знак и пленницу отвели в подземелье. Победительница подняла руку:
— Отныне ни один из вас да не забудет мое имя. Я зовусь королевой Сельмой!
Рыцари преклонили колени. А на следующий день в замок прибыл великий волшебник. С изумлением маленький паж узнал в нем Илмиса. Пышные торжества встретили его появление. Бесчисленная вереница вассалов и гостей потекла в замок. Пиры и балы не давали отличить день от ночи. Столетние вина кружили головы, стены сотрясала музыка, во дворе устраивались турниры. Волшебник казался довольным, и королева не отходила от него ни на шаг. Ее паж испытывал странное чувство раздвоенности.
Он не мог забыть настоящей хозяйки замка. Ее лицо вставало перед ним и словно просило о помощи. С другой стороны, он не мог подойти и заговорить с волшебником, ибо это означало для пего смерть. Весь этот блеск и торжество были ложью, и порой пажу казалось, что сам волшебник чувствует это: временами он растерянно оглядывался, словно что-то искал и не находил.
Паж всем своим поведением старался помешать Зеленой Леди. Он постоянно попадался на глаза волшебнику и молча глядел на него, вкладывая в свой взгляд всю силу укора. В иное время он нарочито громко взывал к леди, называя ее по имени, и та вздрагивала, словно понимая тайный намек. Наконец, паж стал искать возможности спасти настоящую королеву. Увы, это было невозможно: ключи от всех помещений хранились в покоях Зеленой Леди, а вход в ее опочивальню охранялся рыцарями. Оставался последний путь. Волшебник должен увидеть настоящую королеву, прежде чем обвенчаться с Зеленой Леди.
Накануне венчания среди пира Волшебник поднял свой кубок в честь королевы Сельмы. Но не успел еще грянуть ответный хор послушных гостей, как раздался тоненький голос пажа:
— Королевы Сельмы здесь нет!
Он не успел ничего сказать, как был схвачен слугами.
— Измена! — вопили они, размахивая над ним кинжалами.
— Измена! — возгласила Зеленая Леди, и приказала бросить его в темница. — Завтра ты будешь казнен, маленький предатель!
К утру во дворе замка был воздвигнут эшафот. Волшебник и Зеленая Леди сидели в креслах, и палач ожидал их знака.
— Твое последнее желание, раб! — произнесла Леди. Волшебник смотрел на пажа с тайным состраданием.
— Да, да, мы постараемся выполнить твое последнее желание. Это закон… — пробормотал он.
— Я прошу только одного, чтобы вывели сюда узницу, томящуюся в темнице замка, и я мог проститься с ней!
— Нет! — крикнула Зеленая Леди в ярости, — палач, выполняй свою работу!
— Стой! — внезапно произнес волшебник, встав с места. — Это желание обреченного и нельзя не выполнить его.
Смущенные слуги еще стояли, не решаясь перечить ни своей хозяйке, ни будущему королю, когда внезапно раздался тихий звон. Придерживая цепи, во дворе появилась королева Сельма и подошла к эшафоту:
— Спасибо тебе, маленький паж! Ты спас не только меня, но и этого несчастного волшебника, который испугался страданий.
— Я? — воскликнул волшебник, подбегая к ним. — Нет! Я ничего не испугался и готов принять смерть вместо пажа.
— Зачем? — возразила ему королева Сельма, — Ты же властелин всего! Никто здесь не осмелится и шага сделать без твоей воли.
— А эта…. леди? — спросил он, опасливо взглянув на трон.
— Она лишь твоя фантазия и должна была утешить тебя в твоей печали.
Сильный ветер налетел на замок и словно чародей, развеял всю толпу. Осталось только трое — Илмис, Сельма и Мелон.
— Значит, лишь мы настоящие в этом мире? — задумчиво спросил композитор.
— Да, — ответила Сельма.
— Моя соната ничего не изменила? — снова спросил Илмис.
— Она должна была помочь тебе понять самого себя. Ты хотел счастливой взаимной любви, но судьба не давала тебе ее. Ты получил дар безответного чувства и решил отвергнуть его. Желание счастья во что бы то ни стало заставило тебя сфальшивить, и на свет явился мой двойник. Однако твой талант зажег сердце Мелона, и он вплел свою жизнь в твою сонату. Его честность не позволила исказить твое произведение, и теперь оно будет иметь другой конец. Не правда ли?
— Да! — ответил Илмис, опуская голову. — Прими мою благодарность, дорогой Мелон. Я получил урок, приобрел друга и нашел соавтора своей сонаты.
Хризантема
«Отшельник, льющий поздний аромат», — так называют хризантему в Стране восходящего солнца, Японии. И когда в парках и садах, на осенних выставках появляются эти последние перед зимней порой цветы, мало кто может без восхищенного вздоха отвести взор от великолепных красок, изысканных форм, причудливого воплощения фантазии.
Не зря с древних времен поэты становились художниками, художники — музыкантами, а музыканты— садовниками! Вершину пирамиды служителей красоты всегда венчал садовник, ибо он владел всеми искусствами, которые сплетал в свое творчество. И немыслимые грезы являлись зрителю. То это был цветок с длинными белыми лепестками, и название их рисовало целую картину— «снегом покрытый камень террасы». То багряный пылающий факел с бордовыми и желтыми всполохами, и звался он «тонкое пламя, мягкое золото». То желтый шар, мечущий иглы света во все стороны— «гнездо золотых ос». То лепестки, завивающиеся на концах, словно сплетают сиреневую сеть, и имя их — «тонкие ивы, летят ласточки»… И каждый цветок несет в себе не только нежность и прелесть, но порой силу и мужество. И на клинках самурайских мечей встречаются изображения хризантемы.
Прошла эпоха романтики, возразите вы. Вряд ли даже в странах Востока осталось место для цветочной магии. По не пользуемся ли мы тем достоянием, что создали наши предки? Сокровища ума, сердца, воли рассыпаны повсюду, а мы гонимся за новизной… Ну, хватит рассуждений! Не лучше ли рассказать историю, которую одни примут за досужий вымысел, другие — как назидание, а третьи обретут утешение и надежду?
Как в океане, в тихую погоду, при ясном голубом небе и приветливом солнце вдруг встает от самого дна гигантская волна цунами, тянущаяся от горизонта к горизонту, и неотвратимо летит на беззащитное крохотное суденышко, так случилось с доктором Тимоном Орни. В благополучную жизнь его, где не было слова «неудача», где достаток и слава рука об руку строили и укрепляли его дом, вдруг вторглась тяжелая смертельная болезнь. Он сам поставил себе диагноз и измерил свои силы. Чутье, выработанное многими годами практики и никогда не подводившее Тимона, шепнуло ему: конец. Сопротивление, борьба бесполезны. Он обречен! Тем не менее он снова и снова проверял свое тело, свою волю к жизни, самые темные уголки своей души, из которых могло произрасти это страшное движение к смерти.
Увы, доктор не ошибался. Он даже нашел причину своего крушения. Опыт медика привел его к осознанию того, что, каковы бы ни были его назначения пациенту, самым важным в лечении был он сам. Универсальное лекарство, в которое превратился сам доктор, вторгалось в судьбы людей и преодолевало законы природы. Не стало ли это незаметно азартной игрой, в которой он платил за исцеление больного самим собой? И вот успех вскружил ему голову. Он вмешивался в ситуации, где кончались границы его возможностей и перечить Року было смертельно опасно… А может, любопытство заставило его заглянуть слишком глубоко в воронку смерти, когда он терпел поражение и неожиданно терял своих пациентов. В самом деле, они как будто выздоравливали от своей болезни, но трагический случай — случай ли? — подставлял их смерти. Тогда, досадуя, Тимон пытался восстановить все события, чтобы понять, предопределена ли была смерть его подопечного от нелепого падения камня или перевернувшегося экипажа в то время, когда он болел и должен был умереть в своей постели?
В своих мыслях он обращался к смерти, задавал вопросы и ждал ответа. Она всегда молчала, но от этого их беседа не прекращалась. Порой внезапный холод пронизывал доктора, и ее вечно скользящий взгляд останавливался на нем. Тогда трепет охватывал Тимопа, и перед ним словно приоткрывалась дверь, ведущая к познанию жизни. За ступенькой смерти начиналась иная жизнь. И трудно было сказать, поднимались или спускались ступени неведомой лестницы, шла ли душа человека обратно вдоль прожитой жизни или удостаивалась нового мира. Одно было ясно: все живущее и умирающее следует великим законам Вселенной, и среди них исчезали понятия рождения и смерти. Можно ли сказать, что погасшее пламя умерло, а высохшее озеро означает смерть воды? И тогда ореол страха небытия рассеивался как туман под лучами солнца. Смерть влекла к себе великой загадкой, обещанием открыть нечто большее, чем открывает жизнь!
