Музыка рассвета - Гнездилов А. В. (книги без сокращений .TXT) 📗

А. В. Гнездилов

(Доктор Балу)

Музыка рассвета

Предисловие

Говорят, что в наше прагматичное время нужны методики, технологии, алгоритмы достижения успеха и процветания. Говорят, что сегодня необходимо добиваться своего во что бы то ни стало. Говорят, что людям не стоит мечтать и строить воздушные замки… Вы согласны с этим? Если только отчасти, тогда эта КНИГА — для ВАС.

Знаете ли вы, дорогие друзья, что психология — это наука о душе? А душа, как известно, «предмет темный и исследованию не подлежит». Поэтому сегодня психология становится наукой о чем угодно, только не о душе. Ведь о ней прекрасной, неутомимой и неизменно непознаваемой душе, непросто говорить «научным языком». Сухим слогом невозможно описать тонкие ритмы наших душевных стремлений.

Но не печальтесь! Язык, на котором можно говорить о душе, писать о ней, наблюдать ее ритмы, ЕСТЬ. Это язык терапевтической СКАЗКИ. Только через метафору можно передать тонкую духовную ткань человеческой природы и мироздания. Она хрупка и прочна одновременно. И только терапевтическая сказка может бережно о ней заботиться, укрепляя ощущение тонкости бытия в каждом из нас.

Позвольте попросить вас вспомнить о том, что окружающий нас мир — живой. Все в нем звучит, вибрирует, а нередко и стонет. Все в мире отзывается на наши радости, тревоги, разочарования, заблуждения и иллюзии. Отражения наших внутренних процессов — эго и есть терапевтические сказки.

Да, дорогие друзья, вы прочтете в этой книге терапевтические сказки. А терапевтические сказки — это отражения наших тонких духовных струн. Ведь наша душа еще и музыкальный инструмент. Нет, это не концертный рояль, и даже не скрипка или флейта. Душа — это универсальный музыкальный инструмент, который может издавать самые разнообразные звуки.

Но согласитесь: любому музыкальному инструменту требуется настройщик. Ведь расстроенный инструмент способен издавать лишь дисгармоничные звуки, отчаянно фальшивя. И таким настройщиком является сказочник. Да-да, это именно так.

Сказочник настраивает музыкальный инструмент нашей души долго, терпеливо. Он то натягивает струны, то чуть приспускает их. Он протирает молоточки мягкой тряпицей, капает волшебное масло или клей туда, где это необходимо. Вы не видите этого. В это время вы читаете сказку. Просто читаете сказку. Вы просто отвлекаетесь от повседневных забот, даже не подозревая, что музыкальный инструмент вашей души тонко и бережно настраивают. Вот так, без лишней помпы, вовсе не заботясь о гонораре за свои невидимые услуги.

Так работают настоящие настройщики, настоящие сказочники. Так работает Андрей Владимирович Гнездилов.

Вы закроете эту КНИГУ. Музыкальный инструмент вашей души будет настроен. Он станет играть особенно звонко и радостно или трепетно и грустно. У каждого по-своему. Важно одно — больше в издаваемых им звуках не будет фальши. Будет звучать музыка. А там, где есть музыка, нет места смерти.

Ночной концерт

В середине осени я оказался в одном старинном городе на Майне. Некогда в нем жил чудесный композитор, чья музыка никогда не оставляла меня равнодушным и казалась какой-то внутренней дорогой, раскрывающей новые стороны жизни, понимание красоты и, в конце концов, самого себя. Мне захотелось приобщиться к той атмосфере, которая окружала моего кумира. Пройтись по тем же улицам, где он гулял, разглядеть те места, где он черпал вдохновение, и, может, приоткрыть краешек тайны, которая окутывала его талант. Да, я, конечно же, знал, что последние годы жизни он провел в доме скорби, лишенный рассудка. Однако, после его смерти, здесь, в этом городе, долго жила его вдова. Я благоговел перед ней, и ее красота, вкупе с исполнительским мастерством, рождала целые легенды.

В один из тихих дней я купил цветы и отправился в фешенебельный квартал, расположенный подле старинного Грюнсбург-Парка. Там находилась вилла Клары, куда я стремился. Ничем не примечательный коттедж встретил меня холодной заброшенностью и унынием, хотя в нем жили какие-то посторонние, занятые люди. Обидное забвение висело над местом, к которому должно было совершаться паломничество ценителей музыки. Увы, имена гениев, составивших славу нации, остались лишь на устах. Сердца давно опустели, чтобы преклониться перед очагом, который грел их.

Я вошел в калитку и положил цветы на ступени порога. Закрыв глаза, постарался представить былую хозяйку дома…

Чей-то вздох заставил меня придти в себя и обернуться. Какая-то тень мелькнула на тропинке, шедшей в обход дома. Я сделал шаг, другой, третий.

Винтовая лесенка привела меня на чердак. Среди старой ненужной мебели обнаружилось огромное резное кресло. В нем почти затерялся маленький бородатый человечек. Я принял его вначале за игрушку, но потом увидел в его руках мой букет цветов и протер глаза. Он шевельнулся и заговорил скрипучим, дряхлым голосом, чуть заикаясь и посвистывая. Было впечатление, что со мной вступила в беседу древняя шарманка, потерявшая мелодию, но вовсю использующая аккомпанемент. Не думаю, что вас нужно убеждать в существовании домовых, однако думаю, что я не ошибусь, если скажу, что общение с ними— достаточно редкое и занятное явление. За пару минут беседы гостеприимный домашний дух разузнал обо мне все, что ему хотелось и, поблагодарив за цветы, внезапно предложил мне высказать какое-либо желание, которое, возможно, он сумеет исполнить.

— Я бы хотел услышать игру Клары, о которой столь восторженно отзывались ее современники.

Домовой подмигнул мне и качнул головой:

— А вы копаете в самую глубину. Я думал, вы будете клянчить какие-либо сувениры. Что ж, приходите вечером. Ядам вам фонарь, вы зажжете его, когда подойдете к дому. Я и мои приятели узнаем вас и встретим.

И вот после захода солнца я отправился в путь, соблюдая наставления странного домового. Что говорить о моем любопытстве, об ожиданиях и страхах. Среди причудливого строя старинных домов, где на башенках и за круглыми оконцами мансард вспыхивали огоньки — синие, красные, оранжевые, зеленые, фиолетовые, — я чувствовал себя попавшим в сказку.

Мой новый приятель встретил меня у виллы, и пуговички на его ладно скроенном сюртучке сверкали, как золотые. Он отвесил мне низкий поклон и дал знак следовать за ним.

Вот мы очутились в парке. Между огромными деревьями протянулись обширные поляны, и легкий туман, покачиваясь, полз над ними. Вдруг звучный аккорд нарушил тишину, за ним второй, третий, и весь парк подчинился волшебной музыке. Она переполняла пространство. Деревья сдвинулись с места и, выстроившись в пары, двинулись по кругу. Светлые поляны превратились в светящиеся озера, кусты покрылись цветами. В небе засверкали сполохи, напоминающие северное сияние. Все вокруг звучало, танцевало и радовалось. Вот загремели фанфары, и у центрального входа появилось торжественное шествие. Гномы, лешие, русалки, дриады, которых мы знаем лишь по детским книжкам, двигались за белоснежным Единорогом, на спине которого восседала прелестная женщина в короне. Мне ли было спрашивать о ней, чьи портреты можно встретить не только в любом магазине, но и на денежных купюрах. Это была Клара. В середине парка, на холме, застыла праздничная процессия, и показалось, что все принимавшие в ней участие превратились в узор великолепного гобелена. Но вот полилась дивная мелодия, соло, исполняемая на неведомом инструменте. Фортепьяно, орган, живой человеческий голос — нельзя было понять, лишь сердце замирало от этого немыслимого концерта…

А потом все внезапно кончилось. Опять стояли на своих местах деревья, ветер сдувал туман на полянах, пустой парк окутывала ночная тишина, и лишь по дорожкам металась чья-то фигура. Клара! Клара! — звал жалобно человек, но никто не откликался на его зов.