От первых проталин до первой грозы - Скребицкий Георгий Алексеевич (книги полностью .TXT) 📗
Очень весело было перебирать старые ёлочные украшения, но ещё веселее делать новые. Каждый год мы с мамой клеили из золотой и серебряной бумаги длинные блестящие цепи и маленькие корзиночки, В каждую корзиночку клалась конфета. И до чего же вкусны оказывались потом эти конфеты с ёлки, немного подсохшие, пахнущие хвоей, куда вкуснее свежих, из магазина.
В самый разгар такой весёлой предпраздничной работы в комнату частенько заходил и Михалыч. Он добродушно, но слегка иронически посматривал на наше занятие и говорил:
— Делать вам нечего! Клеят какие-то бумажные колечки! Ну зачем они? Украшений и так пропасть, вешать некуда.
На подобные замечания мы с мамой ничего не отвечали и продолжали своё занятие.
Постояв с минуту, Михалыч обычно присаживался тут же рядом на стул, закуривал папиросу и, лукаво улыбаясь, следил за работой.
— А ну-ка, Юра, дай и мне немножко поклеить, так и быть — помогу вам.
— Да ведь ты же глупостью это считаешь! — удивлялась мама.
— Конечно, глупость, — соглашался Михалыч. — Просто делать нечего, терпеть не могу сложа руки сидеть.
Я давал Михалычу лист золотой бумаги, запасные ножницы, кисточку для клея. И Михалыч с увлечением принимался за работу.
Сейчас же начиналось состязание: кто за час склеит больше колечек, у кого цепь выйдет ровнее и1 красивее. В пылу трудов мы не замечали, как летит время.
— Ужин подали, идите, а то остынет! — всегда неожиданно раздавался из столовой грозный приказ тётки Дарьи.
— Подожди, сейчас! — отвечала мама. Тётка Дарья появлялась в дверях, суровая и непреклонная.
— Чего ждать-то? — гневно вопрошала она.
— А ты разве не видишь, что мы срочным делом заняты? — с возмущением вступался Михалыч.
— «Заняты, заняты»! — передразнивала Дарья. — Тоже, подумаешь, дело!
— Конечно, дело! — убеждённо отвечал Михалыч. — И притом, учти, не терпящее отлагательства.
— Ну что же, не терпит, и не нужно, — равнодушно соглашалась тётка Дарья. — Не хотите, значит, есть, я ужин в кухню уберу.
И она не торопясь поворачивалась, собираясь уходить.
— Стой, стой! — испуганно кричал ей вслед Михалыч. — То есть как это уберёшь? Мы сейчас. Я ужасно проголодался.
И он, не доклеив свою цепочку, спешил в столовую.
НА ЁЛКЕ
Больничный сторож Дмитрий привёз из леса небольшую, но очень пушистую ёлку. Её внесли в дом, поставили в кадку с песком посреди кабинета, и сразу в комнате запахло свежей хвоей, смолой, запахло зимними праздниками.
Когда ёлка оттаяла и немного согрелась, мама разрешила мне начать её украшать. Сама она тоже принимала в этом участие.
Принесли лестницу-стремянку. Я забрался повыше, водрузил на верхушку ёлки блестящую звезду, а потом стал развешивать канитель, бусы, флажки и разные другие украшения. Мама украшала нижние ветви. Не прошло и часу, как деревце было уже полностью наряжено.
Пришёл из больницы Михалыч. Ещё раздеваясь в передней, он уже потянул носом и, подняв палец вверх, многозначительно сказал:
— Чую праздничный дух!
Потом вошёл в кабинет, с удовольствием оглядел украшенную ёлку и добавил:
— Угадал. Вот она как-ая красавица!
После обеда начались приготовления к праздничному вечеру. В кухне что-то стряпали. Оттуда с озабоченным видом то и дело появлялась мама или тётка Дарья, поспешно шла в столовую, доставала из буфета блюдо или какую-нибудь миску и тут же исчезала в кухне.
Если мы с Михалычем к ним за чем-нибудь обращались, они только отмахивались: «Не мешайте, мол, не до вас теперь!» — и, не отвечая, спешили по своим очень срочным делам.
— Да-ас! — в раздумье сказал Михалыч. — К «начальству» теперь лучше не приставать, а то достанется на орехи. Давай-ка, брат, удалимся в тихую пристань и будем оттуда наблюдать за ходом событий.
Мы удалились в Михалычев кабинет, сели к письменному столу и начали перебирать, приводить в порядок в ящиках разные охотничьи и рыболовные принадлежности.
В одном из ящиков лежал потёртый толстый альбом с фотографиями. Я отлично помнил каждую из них, но всё-таки время от времени любил их снова рассматривать.
Это были очень старые, порыжевшие и выцветшие за долгие годы фотографии Михалыча и его приятелей, когда все они были ещё совсем молодые.
— Ну что, прогуляемся в страну былого? — предложил Михалыч.
— Конечно, прогуляемся, — охотно согласился я.
Мы уселись рядышком и начали перелистывать страницу за страницей.
— Вот это я ещё студент, — говорил Михалыч. — Боже мой, боже мой! И самому поверить трудно А это мы с приятелем после охоты на зайчишек. Видишь: три штуки взяли, двух — я, а третьего — Сашка. Видишь, он своего за уши держит? Отличная была охота! — И Михалыч в сотый раз начал рассказывать мне про эту охоту.
Я знал весь рассказ наизусть, мог подсказать вперёд почти каждое слово. Но от этого прелесть рассказа ничуть не уменьшалась. Наоборот, с каждым разом он становился мне всё ближе, всё родней. Мне уже начинало казаться, что я и сам тоже участвовал в этой охоте.
Иногда Михалыч забывал и пропускал какую-нибудь подробность. Я тут же с жаром перебивал его, указывал на пропущенное.
— Ах, да, да, забыл совсем! — виновато говорил он.
В конце концов у обоих из нас создавалось впечатление, что мы вспоминаем что-то общее, вместе пережитое. И я даже частенько ловил себя на том, что фантазирую, сочиняю от себя всё новые и новые подробности.
Михалыч этого вовсе не замечал; ему самому, наверное, начинало казаться, что всё это не придумано, а именно так и было на самом деле.
И в этот раз мы с жаром принялись рассказывать друг другу о том, как Заливай погнал русака, как тот помчался прямо через деревню, чтобы сбить со следа собаку. Но Заливая, шалишь, не собьёшь!.
В самый разгар воспоминаний в кабинет вошла мама. Увидя нас, оживлённо беседующих у открытого альбома, мама от возмущения даже развела руками?
— Вот уж лодыри записные! Смотреть тошно!
— А в чём дело, мадам? Чем мы провинились? — осведомился Михалыч.
— Ещё спрашивает! Совести у вас нет, вот в чём провинились! — И она гневно продолжала:-Дел по горло. Мы с Дарьей с ног сбились, а они картинки в альбоме рассматривают!
— Но ведь нам не было дано никакого задания, вот мы и удалились, чтобы не мешать, — пытался оправдаться Михалыч.
— Никакого задания?.. А сами что же вы не видите, что людям помочь нужно?
— Да мы охотно поможем, — вмешался я. — Дай задание, мы его мигом выполним.
— Ну это другое дело, — немножко смягчилась мама. — Беги в кухню, возьми у Дарьи миску с изюмом, и аккуратно из каждой ягодки выдёргивайте хвостики. Чтобы мне живо весь изюм перечистить!
— Будет исполнено! — в один голос отрапортовали мы с Михалычем.
И я со всех ног помчался на кухню за миской.
— Только, смотрите у меня, ягоды не поешьте! — сурово предупредила мама, когда я вернулся с изюмом в кабинет.
— Что вы, мадам, за кого же вы нас принимаете? — с достоинством ответил Михалыч.
— А гоголь-моголь, помнишь? Заставила вас сбивать. Что из этого получилось?
Михалыч сделал рукой негодующий жест.
— Кто старое помянет, тому глаз вон. Мы же вам тогда ещё объяснили, что немного увлеклись дегустацией.
— Только теперь не увлекитесь. Изюму у меня мало. Съедите — нечего в плюшки будет класть.
— Можете сосчитать каждую ягодку, ни одной не убудет.
— Вот и прекрасно! — ответила мама и вышла из кабинета.
Мы с усердием принялись за работу. Не прошло и часу — весь изюм был перечищен.
— Ну что ж, будем надеяться, что «начальство» не очень точно осведомлено о количестве переданных нам продуктов, проговорил Михалыч, не без тревоги заглядывая в кастрюлю. — Маловато осталось! — вздохнул он. — Достанется нам от Самой. Ох, достанется!
— Но ведь мы же отсюда все хвостики, все соринки повытащили, — возразил я, — вот и стало поменьше.
