Голубятня на желтой поляне (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги онлайн txt) 📗
Глеб оттащил обломки с рельсов и с полчаса сидел над ними, ошарашенный и беспомощный. Сделать ничего было нельзя — голова Ерёмы оказалась разбита вдребезги… Глеб вскочил и яростно бросился к начальнику станции. Тот сперва перепугался до немоты. Потом стал орать, что никаких электровозов на станции не было и быть не могло. Начал куда-то звонить, с кем-то ругаться. А Глеб понял, что всё бесполезно. Кого винить, с кого спрашивать за Ерёмину гибель?
Ведь Ерёма не был человеком. Ни документов у него, ни жилья в городе, ни должности. Если смотреть по закону — он был вообще никто. И даже ничто. Он не мог считаться даже машиной, потому что все машины где-то записаны, имеют номера и технические паспорта. И кому-то принадлежат. Ерёма ничего не имел и принадлежал себе. А так не положено. Значит, Ерё— ма был просто беспризорной кучей электронного хлама. Так начальник и заявил Глебу. Он вообще-то был добрый дядька, но сейчас, видимо, думал только про одно: чтобы не очень попало за происшествие.
Глеб вскипел и сказал, что Ерёма был умнее всех начальников станций вместе взятых. Начальник ответил, что это возможно. По крайней мере, он, начальник станции Старые Горы, действительно лысый дурак: позволил какому-то беспаспортному проходимцу и мальчишкам (за которыми совсем не смотрят родители!) устроить в вагоне ночлежку. А теперь из-за этого неприятности. Шастают по рельсам! Хорошо, что пострадал железный болван, а не живые люди. Хватит! Если Глеб к утру не очистит вагон, начальник явится туда с патрулём транспортной спецохраны.
Глеб сказал, что спецохрану вместе с начальником он видел в белых тапочках.
Но было ясно, что с вагоном надо прощаться.
Это не очень огорчило нас. По сравнению с Ерёминой гибелью это была такая ерунда.
Ерёма, Ерёма… Кажется, сейчас поднимемся в вагон, а он сидит, скрючившись над сундуком, чертит своего Ваську.
Мы забрались в "Курятник". Не было Ерёмы. Только похожий на Огонька мальчик смеялся на фотоснимке — он-то ничего не знал. Глеб подошёл к снимку, оглянулся на нас. Неловко спросил:
— Можно, я этого пацана себе возьму?
— Бери… — сказал Юрка, не пряча мокрых глаз. Мы с Янкой кивнули.
Глеб убрал снимок в свою обшарпанную сумку. Я сказал ему:
— Ты можешь к нам перебраться, в мою комнату. Я с мамой договорюсь.
— Там видно будет, — откликнулся он. — До утра время есть… — И открыл Ерёмин сундук.
Мы подошли.
В сундуке лежали разные железки, мотки проводов, жёлтые пластины с блоками памяти от вычислительных машин, лампы, трубки… Детали будущего Васьки. Глеб вздохнул и хотел опустить крышку. Янка осторожно придержал её.
— Смотрите-ка… Это зачем?
В отдельной картонной коробка лежали блестящие линзы. Разные — величиной от пятака до блюдца.
— Наверно, для Васькиной оптической системы. Для зрения… — неуверенно сказал Глеб.
Янка помолчал и виноватым шёпотом проговорил:
— Я подумал, что… давайте возьмем по стёклышку на память о Ерёме…
Они ведь сейчас всё равно ничьи.
— Давайте, — сказал Глеб.
Мы, не толкаясь, не споря, выбрали по линзе. Я взял очень выпуклую, очень чистую и очень тяжёлую. Размером с донышко большого стакана. Отошёл с ней, сел в дверях "Курятника", опустил наружу ноги, прислонился к тёплому косяку.
Посмотрел через линзу на белый свет.
Белый свет в стекле был маленький и перевёрнутый. Бетонный блок, под которым зарыли Ерёму, выглядел серой точкой.
Я навел стекло на ноготь. Он стал громадный, как розовая лопата. Засохшая царапинка на большом пальце сделалась похожей на модель горного хребта. Я поводил глазами: что бы ещё увеличить? По доске рядом со мной шла чёрная букашка величиной с точку. А под стеклом оказалось такое рогатое страшилище! Я прямо вдавился в косяк…
Хорошая линза. Я покачал её на ладони. Солнце отразилось в выпуклом стекле крошечной искоркой…
Искорка!
Я торопливо достал ампулу. Отошёл с ней в самый затенённый угол "Курятника". Огненная точка неподвижно сияла. Мне стало жаль её, осиротевшую: не будет для неё веселого роботёнка Васьки. Я погладил ампулку, будто крошечного беспризорного котёнка. Потом поднёс к ней стекло.
Под линзой вспыхнуло огненное пятно. Я двинул стекло туда-сюда, чтобы поймать резкость. И наконец увидел…
Это был светящийся диск чуть больше копейки. Но не ровный, не гладкий. У него оказались размытые края, а пламя и свет разбегались от центра лохматыми завитками. Я смотрел и не верил. Но это было. Мне вдруг показалось, что я не в вагоне, а в чёрной бесконечной пустоте, лечу куда-то…
Потому что я не раз листал дедушкины атласы и видел на чёрных листах снимки ярких спиральных галактик.
ГАЛАКТИКА
Мы выпустили искорку из ампулы, и она повисла в метре от пола. Никуда не улетала и не двигалась. Мы рассматривали её через линзу со всех сторон: и прямо, чтобы разглядеть спиральные вихри света; и с ребра, когда она делалась похожей на крошечное веретено.
Мы тихо дышали и молчали. Наконец Янка отдал линзу Юрке и прошептал:
— Значит, она галактика…
— Да ну… — с сомнением отозвался Юрка.
Мне стало обидно за искорку.
— Почему "да ну"?
— Такая маленькая…
Янка выпрямился. Сказал негромко, но звонко:
— Почему же маленькая?.. Ребята!.. Для космоса что значит маленький или большой? Космос-то всё равно бесконечный. Верно, Гелька?
Он впервые так обратился ко мне: за поддержкой. Не к Юрке, а ко мне. Я глянул на Юрку мельком, но с победой.
— Да, — сказал я. — Если в космосе бесконечная бесконечность, как с ней что-то сравнивать? Это просто глупо.
— Ну, конечно! — тут же взъелся Юрка.— Ты один у нас умный, в дедушку профессора.
— Юр… — сказал Янка.
— А чего… Я не сравнивал ничего с вашей дурацкой бесконечностью. Я сказал, что эта искорка крошечная, а галактики… сами знаете, какие.
— Мы же не все их знаем, — возразил я. — Знаем только громадные, которые в телескопы видны. А может, они всякие бывают. Может, вот таких ещё больше на свете.
— Это выходит, мы, как Господь Бог, создали целую галактику ? — насмешливо спросил Юрка. Он забрался на верхнюю полку и теперь сидел, качая ободранной ногой.
Глеб взял стекло, опять посмотрел на искорку.
— Едва ли мы её создали. Наверно, просто открыли для себя. Приблизили к себе. Из пространства…
— Как это? — спросил я.
— Вот уж не знаю, "как это", — улыбнулся Глеб. — Тут сплошное космическое колдовство.
— Мало нам нашей Галактики, — сумрачно сказал сверху Юрка. — Начали другие выуживать из космоса…
— Ребята… — Янка всех обвёл обеспокоенными глазами. — Я сейчас подумал… А может, она и есть н а ш а…
— Как это? — опять спросил я.
А Глеб возразил:
— Едва ли… Ты хочешь сказать, что получилась маленькая модель, образец?
"Нам нужен образец", — вдруг вспомнил я Клоуна и обжёгся резкой, болезненной тревогой.
— Ребята! Я хочу рассказать…
— Подожди, — поморщился Юрка. — Пусть Янка объяснит. Как это "наша"?
— Не модель, — сказал Янка. — Просто наша Галактика. Та самая, в которой живём. Она вот, вокруг… — он оглядел вагон, словно был среди космоса. — И она вот. Одна и та же…
Юрка сердито качал ногой. Глеб нерешительно улыбался. Я… я начал догадываться, про что говорит Янка. Потому что про это куча всякой фантастики написана. "Легенда о синем шарике", "Солнышко в ладонях", "Звёзды под микроскопом"… Но не только фантастику я читал.
— В "Технике юных" тоже про это писали, — вспомнил я. — Некоторые учёные считают, будто бесконечно большое и бесконечно маленькое — это одно и то же. Что они где-то в бесконечности сливаются.
— В бесконечности ведь, а не в нашем драном "Курятнике"… — отозвался Юрка.
— Юрик, — сказал Глеб. — Ну, если нам хочется верить, что в наших руках н а ш а Галактика, разве тебе жалко?
