Озорники - Полетаев Самуил Ефимович (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗

«БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ, ЯКОВ АНТОНОВИЧ!»

Под окном начальника лагеря собрались ребята. И никто не удивился, застав там Васю и Боба. Там же были и сестрички Аля и Маля, Рустем и Броня, и медсестра Маня, и Шмакин — и кто еще? В общем, все, кто поминался в этой повести, и даже многие другие, о которых не было помянуто. Все стояли и сидели на траве под окошком, и Лариса, свесившись через подоконник, ласково шипела:

— Можете идти спать, ребяточки! Я вам скажу, вы замечательные, все очень хорошие, и можете идти спать. Яков Антонович уже закрыл глаза и просил всем передать спокойной ночи. Он говорит, что сказал бы сам, но он уже разделся и боится, что его продует. Спокойной вам ночи! Ой, смотрите, смотрите… вон… видите… летит комета!

Все разом посмотрели вверх. Медленно и торжественно, изгибаясь дрожащим полукругом, комета летела, растягиваясь на лету. И все разом подумали — и никто не опоздал — и крикнули хором:

— Будьте здоровы, Яков Антонович!

Прочертив полнеба, комета медленно погасла, а после этого еще ярче зажглись звезды, и темная добрая ночь мохнатым одеялом окутала лагерь…

Глава 7

КОСМИЧЕСКАЯ ЭВАКУАЦИЯ [8]

(Фантастический эпилог)

ВЕЛИКИЙ РАСКОЛ

Ночь была слепа и пустынна — одна лишь черная мгла, чуть подсвеченная звездной пылью. Взявшись за руки, Рустем и Броня смотрели в небо. Им не надо было видеть друг друга, чтобы знать, что думает и чувствует другой. Они были одно дыхание, одна мысль, одна судьба.

— Ты знаешь, это была не комета. Где-то в тайге стартовал космический корабль. Слушай!

Долгий, заунывный, далекий звон. Он нарастал и приближался. И вдруг взорвался, выбросив из себя светящееся облако. Облако повисло над тайгой, потом стало медленно снижаться, разделяясь на два рукава. Заструились розовые силовые линии. Что-то отдаленно похожее на земную морзянку было в треске электромагнитных разрядов, — это сигналы связи летели туда и обратно.

— Рамук, Рамук, ты слышишь меня? Я включаю запись Лаюмы. Я слышу ее дыхание! Рамук, меня томит волнение. Меня тревожит что-то!

— Мальгрина, в чем дело? Что случилось? Разве опыт Мука и Лаюмы не учтен в нашей программе? Все будет прекрасно, заверяю тебя. И не будь я наследник великого Мука, если…

Сколько квартумов прошло с той поры, как Лаюма и Мук, влекомые властной мощью Цирваля, разэкранировали себя и навек остались растворенными в новой для них стихии? Десятки, сотни квартумов? Дух Клиасты между тем медленно умирал. Жизнь на ней застыла в ложном подобии бессмертия. Клиастяне шли к своему небытию. Клиаста готовилась к последней остановке. Став мертвым телом, она будет еще долго мчаться в пустынной Галактике, пока не столкнется с астероидом или не упадет на встречную звезду и сгорит. Сгорит, если только гравитационные силы не вытолкнут ее и не превратят в сателлит. Слишком много энергии было израсходовано экспедицией на Цирваль — единственную из планет, куда можно было бы перенести тлеющие угли клиастянской цивилизации.

Надо сказать, что информация о Цирвале, попавшая на Клиасту, послужила причиной Великого Раскола. Появилось новое учение, согласно которому спасение гибнущей Клиасты придет извне. Два вещих духа прилетят на Клиасту с благой вестью, и тогда начнется Великое Переселение. Шли бесконечные диспуты между представителями чистой науки и так называемыми еретиками. Ссылаясь на печальный опыт клиаргов, не вернувшихся из трансгалактических экспедиций, еретики доказывали, что в научных расчетах была грубая ошибка — не учитывалась вера в чудо, в то, что нельзя объяснить и понять и что доступно только чувству. Споры захватили всю планету. Появилось несколько сект. В каждой из сект был свой духовный пастырь, настаивавший, что именно он несет Клиасте спасение. В распрях окончательно захирела наука. Все системы самообеспечения жизни пришли в негодность. Холод из космоса все глубже проникал в энергетические блоки. Мрак тотальной гибели навис над планетой. Распри сами собой угасли — на них не хватало энергии. Клиастяне объединились в своих последних усилиях. Верховный парламент издал свой последний вердикт — послать самую выдающуюся пару, Рамука и Мальгрину, на Цирваль — и на этом прекратил свое существование. Так началась прелюдия к Великому Переселению народа Клиасты — комплектовались экипажи, обсуждалось, что захватить с собой, а что оставить на погибель вместе с планетой. Рамук и Мальгрина летели по маршруту, когда-то проложенному Муком и Лаюмой.

ПЕТРОКИС И КАЛЬМИУС

В течение всего перелета между Рамуком и Мальгриной шли неутихающие споры. Эти выдающиеся клиастяне, составившие вполне благопристойную пару, были, однако, представителями двух враждующих сект — Петрокис и Кальмиус. Рамук (Петрокис) принадлежал к чисто научному клану, а Мальгрина (Кальмиус) была страстной адепткой религиозного направления. Деловые контакты между ними не мешали вести мировоззренческие споры. Рамук держался гипотезы, что жизнь на Цирваль занесена с Клиасты и что картина, которую застали там Мук и Лаюма, была высшей точкой ее расцвета, ее золотой век, так сказать. Но сейчас, пережив кульминацию, планета стала на путь угасания. Если на Клиасте затухание жизни удалось замедлить путем отказа от биологических излишеств, переключения всех функций на режим жесткой экономии, то на Цирвале, согласно этой гипотезе, процессы умирания будут неизбежно ускорены силами самоуничтожения, царящими там. Мощная, яркая, интенсивная жизнь на Цирвале, которую еще застали Мук и Лаюма, иссякнет к тому времени, когда туда прилетят Рамук и Мальгрина. Там, где жизнь враждебна сама себе, добра не жди. Они могут застать планету на одной из ступеней реэволюции. Какая там будет эра? Кайнозойская? Мезозойская? Или, быть может, еще более древняя — Палеозойская с характерной для нее плауновой и папоротникообразной флорой и фауной кораллов и первых насекомых? Рамук опасался, что Цирваль уже вернулся к самым начальным, архейским формам жизни, о которых достоверно ничего не известно. На его взгляд, было бы крупной удачей, если бы они застали там хотя бы гигантских пресмыкающихся Юрского и Триасового периодов Мезозойской эры. Рамук рисовал картины одну мрачней другой. Короче говоря, он был ипохондрик и пессимист. Но чем безрадостней становились его предсказания, тем восторженней были картины, которые рисовала Мальгрина. Вера в чудо, жившая среди членов секты Кальмиус, обрела в Мальгрине свою самую яростную энтузиастку. Она неистово возбуждала себя, мало заботясь об источниках питания, и таяла на глазах. Чем меньше оставалось в аккумуляторах питания, тем фанатичнее блестели ее глаза-индикаторы, тем сильнее пульсировали электромагнитные сигналы, шедшие от нее на экраны Рамука. Только чудовищное неверие, считала она, могло породить зловещие призраки всеобщего одичания, которые виделись Рамуку. Эти картины — от бессилия разума, обреченного на бесплодие и гибель. Спасение, считала она, только в вере, основанной на чувстве. От ее восторженных видений Рамук маялся, как от смертной муки. Его охватывала бессильная тоска, когда он ловил на своих экранах видения Мальгрины: каких-то розовощеких юнцов, резвящихся на вертолетах, аэростаты погоды, распыляющие над полями дожди, детские сады, где за детьми следят безупречно обходительные киберы, учебные залы, где школьники ведут глубокомысленные диспуты с электронными приборами. Картины эти, нагромождаясь одна на другую, превращались в утомительное мельтешение черточек, точек и запятых, в чехарду цифр и знаков. Помятый, выдохшийся Рамук уже не воспринимал информации Мальгрины и только скрежетал узлами. Он отчаянно пытался урезонить свою подругу, посылая ей в ответ точные, взятые из архивных кристаллов картины, пережитые Клиастой (а стало быть, и Цирвалем, повторявшим ее путь) в разные эры своего геологического летосчисления. Он раскручивал пленку в обратном направлении, возвращая Мальгрину к объективной реальности давнего прошлого, когда Цирваль через Кембрийский, Силурийский, Девонский, Каменноугольный, Пермский, Триасовый, Юрский, Меловой, Третичный и Четвертичный периоды от первоначальных примитивов пришел в конечном итоге к разумной жизни, которая, увы, в силу заложенных в ней самоистребительных сил уже начала свой возврат к ранним формам реэволюции.