Оранжевый портрет с крапинками (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги без регистрации txt) 📗
— Мне кажется, на этот раз матрос Вермишелкин прав…
— Да, клянусь памятью дедушки, иногда он высказывает дельные мысли, — согласился старпом.
— Жалко такой экспонат, — вздохнул дядюшка Юферс. — Ну да ладно уж, хватит нам несчастий…
— Тогда я просто помажу рану йодом, — с облегчением решил Гоша.
— Не надо йодом… Ой! А-а-а!
— Гоша, скажите этому болвану, чтобы вел себя как мужчина, — поморщился капитан Ставридкин. — И дайте ему глоток рома, пусть облегчит страдания…
— Ай! Не надо! То есть… что? Глоток? Надо…
Владик опять вернулся на яхтенный полубак и стал вместе с Максимом снова возиться с закопченной коллекцией.
— Дядюшка Юферс прав, жаль знаменитую пуговицу, — заметил Максим.
— Да, — согласился Владик. — Ну, ничего. Вон тут сколько еще всяких. Наверно, тоже есть знаменитые… Смотри, какая красивая… — Он, отложив аппарат, протирал большую пуговицу почерневшим носовым платком и теперь протянул ее Максиму.
— Кажется, с Востока, — заметил Максим. На пуговице был различим выпуклый якорь, окруженный арабской вязью. — Ну-ка, почисти еще…
Владик почистил еще. И пожаловался:
— Я уже взмок тут, на солнцепеке. Пошли на корму, там ветерок обдувает…
— Там Ника с папой…
Владик привстал, глянул поверх крыши кубрика.
— Их уже нет…
В самом деле, Ника помогла отцу спуститься в кубрик, чтобы он мог отдохнуть на койке. Принесла ему стакан с соком…
Максим и Владик устроились в кокпите.
— Знаешь, Владька, а я во время абордажа не успел испугаться. Только теперь иногда мурашки по коже… После времени, — честно сказал Максим.
— Ага! И я тоже! Будто это не со мной, а с кем-то другим, в кино!.. А теперь как вспомнишь, дрожь такая. И коленные чашечки прыгают. Вот…
Максим сочувственно посмотрел, как прыгают «чашечки» Владика.
У выхода из кубрика появилась Ника. Она, кажется, слышала конец разговора. Подошла, села на корточки, сказала очень серьезно.
— Мальчики, вы герои…
— Да? — оживился Максим. И посмотрел на Владика.
— Да? — понимающе сказал тот.
— Честное слово…
Тогда они вытянули шеи и выжидательно зажмурились.
— Дурни какие… — притворилась она сердитой. Но все же обоих чмокнула в щеку…
Пиратов с пробитым, лишенным оружия и горючего катером оставили на камнях — пусть позагорают до прибытия морской охраны.
«Кречет» под парусами и двигателем (на трофейном бензине) опять заспешил к Византийску.
Никин папа со счастливой улыбкой спал в кубрике (остальные старались не шуметь). Макарони, довольный тем, что зловещая пуговица осталась там, стоял у штурвала. Мальчишки и Ника чистили пуговицы — уже не платками, а суконками, которые выдал старпом Жора. Они любовались каждой и гадали, какая с какого мундира.
Владик продолжал надраивать пуговицу с отчеканенной арабской вязью: очень уж много копоти застряло в медных завитках.
— Никак не отскребу. Наверно, она такая же вредная, как та, у Поганеля…
Речь его прервал короткий свист, словно из большого чайника вырвался пар. Но это был не пар, а круглый зеленый дым.
Тугим ударом воздуха ребят разнесло по сторонам.
— Мама! — громко сказала Ника (хотя в ее положении логичнее было бы сказать «папа!»).
Конечно, это была не мама (и даже не папа). Перед ребятами возникло странное существо: этакий шар диаметром в полметра — с глазами, ртом и тонкими ножками (были и руки, но их разглядели позже). Нижнюю часть шара обтягивала полосатая ткань, переходящая в узкие брючки. Верхняя часть представляла собой румяное и слегка капризное лицо со вздернутым носом. По сторонам торчали розовые мясистые уши. Увенчан шар был старинным черным цилиндром, который непонятно как держался на круглой макушке.
Рукой в белой перчатке шар приподнял цилиндр и поочередно посмотрел на ребят круглыми коричневыми глазками.
— Добрый день, — сказал он тонко и слегка скрипуче. — Позвольте представиться. Джон Кукунда, эсквайр…
Наверно, после всех потрясений у мальчишек и у Ники притупилась способность удивляться. И они если и удивились, то не очень. По крайней мере, Максим спросил не «кто вы и откуда», а совсем другое:
— Кажется, эсквайр — это английский дворянский титул?
— Ну… — слегка смутился Джон Кукунда. — Это я так, для представительства. Думаю, что я заслужил право на дворянство за несколько тысяч лет своей работы.
— Вы… такой долгожитель? — недоверчиво спросила Ника (потом она признавалась, что думала, будто все это сон).
— Естественно! Поскольку я не примитивное человеческое существо, а джинн первой степени! — ответствовал шар с ноткой самодовольства.
— А! Это вроде как Хоттабыч! — осенило Владика.
Джон Кукунда (джинн и эсквайр!) поджал губки.
— Мне известна книжка про этого не очень-то сообразительного старика, хотя и непонятно, почему она столь популярна. Но я не придуманный, а настоящий джинн. И прошу вас в дальнейшем учитывать это обстоятельство.
— Мы… это самое… будем учитывать, — пообещал Владик почему-то голосом Гоши. — Простите, а откуда вы тут взялись?
Вмешался Максим. Голосом Хоттабыча из старого фильма он разъяснил:
— Ты мог бы проявить побольше догадливости, о пытливый отрок! Разумеется, господин Ккун… Кукунда возник из пуговицы в твоих руках. Известно, что джинны часто обитают в пустотелых медных предметах и появляются перед людьми, когда те потрут оный предмет суконкой…
— Мальчик прав, он, видимо, образованнее остальных, — снисходительно согласился Джон Кукунда. — Еще в древние времена у некоторых владык появился не очень-то гуманный обычай заключать джиннов в медные кувшины, лампы и прочие пустые емкости. Не избегнул этой участи и я. Сначала меня упрятали в бронзовой шар на шпиле дворца одного мелкого князька, и в нем я провел несколько столетий. Нельзя сказать, что было там плохо, только солнце отчаянно раскаляло шар, и приходилось тратить массу энергии для рефрижераторного эффекта… А потом я попал в эту пуговицу. Теснота в ней ужасная… Сначала пуговица принадлежала знаменитому алжирскому пирату Барбароссе, потом неоднократно меняла хозяев и наконец оказалась на мундире неудачливого турецкого капудан-паши. Все эти капуданы и адмиралы были крайне бестолковы: никто ни разу не догадался потереть пуговицу сукном. Я выбрался бы наружу и мог решительным образом изменить ход морских сражений. А вместо этого сидел в тесноте без дела…
— Значит, вы в самом деле умеете творить чудеса?! — подскочил Владик.
— Странный вопрос, — опять обиделся Джон Кукунда. — Я джинн, а не подметальщик городских площадей! И, кстати, мое настоящее имя — Иекокконан Коканд-ибн-Даххар. А Джон Кукунда — это так, для простоты…
— Можно мы будем звать вас как прежде? — слегка кокетливо спросила Ника. — Мы уже немножко привыкли.
— Можно, — слегка поклонился на тонких ножках джинн. — Однако хочу сразу предупредить, чтобы вы это… как сейчас принято говорить… не раскатывали губу.
— Что вы имеете в виду, господин Кукунда? — суховато поинтересовался Максим.
— А вот что! Те, кто сочинял сказки «Тысяча и одна ночь», придумали, будто джинн, которого кто-то освободил, становится вечным рабом этого человека. Ничего подобного, господа! Джинн после освобождения обязан выполнить лишь одно желание. После этого он исчезает с глаз, потому что перемещается в другое пространство. Вот так… Поэтому давайте ваше желание — и всего хорошего! Причем желание не должно быть чрезмерным. Прекращать войны и строить межпланетные корабли я не умею…
— Тогда надо подумать, — рассудительно заметил Максим. — Это ведь раз в жизни выпадает такой шанс…
— Думайте скорее. Не хочу, чтобы меня здесь заметил кто-нибудь, кроме вас. Не люблю сенсаций…
Пока что шарообразного джинна никто, кроме ребят, не видел. Макарони не отрывал глаз от компаса, а больше взрослых поблизости не было.
Ребята запереглядывались. У каждого была, конечно, куча желаний, но ведь надо было выбрать самое важное. И полезное для всех!
