Оранжевый портрет с крапинками (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги без регистрации txt) 📗
— А я, сударь… — столь же учтиво отвечал пират Драгенногер (дзынь! звяк! атака!), — учился у известного мастера абордажного дела сеньора Хосе Филиппе Куркареса. И мои устаревшие приемы позволят мне сейчас без лишнего труда снести вам голову. — (Замах, удар, защита, контратака! Дзын-нь, бряк!)
Владик понимал, что папа едва ли позволит Драгенногеру снести ему голову. Но он не хотел никакого риска. Пробравшись среди дерущихся на четвереньках, он оказался между отцом и пиратским капитаном, выбрал момент и с размаха врезал рукоятью пистолета по носку блестящего сапога!
— А-а! Больно! — взревел храбрый джентльмен удачи.
Бросил ятаган и завертелся на левой ноге, а пострадавшую правую судорожно сжал двумя ладонями.
Владик выпрямился и приставил к животу Драгенногера длинный ствол.
— Руки вверх! Или я спущу курок!
Драгенногер не знал, что пистолет не заряжен. Стоя на одной ноге, он вскинул руки над головой:
— Не надо! Я сдаюсь!
— И велите сдаться остальным! Считаю до двух! Раз!..
— Ай!.. Всем отбой! Спустите флаг, мы сдаемся!
Но спускать флаг и сдаваться было уже некому. Одни пираты бултыхались в воде и перепуганно выбирались на камни, другие с хныканьем корчились на палубе…
Здесь оператор медленно закрыл бы диафрагму объектива, чтобы на экране наступило затемнение и случился бы плавный переход к следующей сцене.
Следующая сцена была такова. Изрядно побитые и полностью покорившиеся судьбе пираты со связанными руками сидели на покосившейся палубе искалеченного катера. На них падала тень рубки с искореженным пулеметом. Поодаль стояли уставшие победители. Потирали ссадины и поглядывали на пленников.
— Это надо же представить таких идиотов, — рассуждал старпом Жора. — Все портовые грузчики, старые рыбаки и приморские мальчишки от Мариуполя до Гибралтара будут надрывать животы от смеха, когда услышат, что эти проходимцы решили вступить в драку со славным экипажем капитана Ставридкина и его помощника Жоры Сидоропуло. Они хотели иметь у себя пуговки честного капитана Румба! Клянусь дедушкой Анастасом и добрейшей бабой Ксаной, они их получили!..
Владик шепнул старому боцману, который все еще отдувался после схватки:
— Дядя Юферс, а ведь пуговицы-то почти все застряли в пробковом мате на корме. Мы их выковыряем, начистим, и коллекция будет как новенькая. Ага?
Дядюшка Юферс благодарно обнял отважного юнгу…
Пиратский капитан Драгенногер чесал левым каблуком носок правого сапога (поскольку руки были связаны) и канючил:
— Это нечестно. Если бы я знал, что пистолет не заряжен, я бы не сдался. Мальчик нарушил международные правила ведения войны, он поступил неблагородно…
— А нападать на мирный парусник благородно? — сказал капитан Ставридкин. — А заниматься работорговлей? А воевать с ребятишками?
— Скажите спасибо, что вы попали в руки к нам, а не к капитану Румбу, — вмешался Максим. — Он таких типов сразу вешал на рее!
— Да, — подтвердил Степан Данилыч. — А вами займется морской трибунал. Но сначала, до трибунала еще, мы с вами выясним кое-какие вопросы…
— Да! — громко сказала Ника. Она взяла у Владика пистолет и направила на Драгенногера. — Имейте в виду, теперь он заряжен! Отвечайте немедленно: где мой папа?
— Какой папа? Не знаю я никакого папы, никакой мамы. Что вы все ко мне пристали… — захныкал пуще прежнего Драгенногер. — Я ранен. Лучше отпустите нас домой, мы больше не будем…
— Ни в коем случае не отпускайте! — вмешался Макарони. — Это дурная примета!
— Где мой папа?! — с яростными слезинками в голосе повторила Ника. — Профессор Верхотуров, которого вы захватили в лагере археологов! Ну?! Считаю до двух!.. Раз! Дв…
— Ай! Да подожди ты! Чего сразу же «раз»! Я должен вспомнить… Ну да… Ну сидит у нас в трюме какой-то археолог, или кто он там… Мы хотели высадить его на берег и отпустить без всякого выкупа…
Жора и Охохито разом кинулись к трапу. Ника бросилась за ними. Капитан Ставридкин удержал ее за плечо:
— Подожди, девочка…
Через две минуты на трапе показались трое. Жора и Охохито поддерживали седого изможденного человека в перекошенных очках. Он беспомощно щурился на солнце.
— Папа! — Ника метнулась к пленнику, обхватила его…
Они сидели на корме катера вдвоем, никто не мешал беседе отца и дочери. Впрочем, сперва беседы не было, Ника только всхлипывала, а профессор Верхотуров гладил ее по волосам.
Наконец Ника слегка успокоилась. Всхлипнула еще раз и спросила:
— Они сильно тебя мучили?
— Да не сильно… Драгенногер этот иногда пытался даже вести научные беседы. Хотел показать, что он, мол, тоже культурный человек… Голодно только было…
— А почему они тут же не потребовали выкуп? Обычно, если кого похищают, сразу пишут письмо: гоните денежки…
— Да они писали. По-моему, даже не раз…
— Кому писали?!
— Ну… маме твоей…
— Она ничего не получала!
— М-м… судя по всему, получала…
— Как?! А почему тогда…
— Все не так просто… Она ответила, что не может внести нужную сумму в связи со сложными экономическими обстоятельствами…
— М-м… — Ника зажмурилась и стиснула кулаки.
— Верунчик, девочка моя… ты не должна сердиться на маму. Ничего не говори ей, не упрекай… Главное, что все кончилось хорошо.
— Я ни в чем не буду ее упрекать, — сказала Ника, глядя перед собой. — Никогда. Потому что никогда к ней не вернусь. Я всегда буду жить с тобой… — И она опять обхватила отца, уткнулась ему в грудь лицом…
Оставим пока отца и дочь наедине, вернемся к победителям и пленным пиратам.
Владик и Максим перетащили издырявленный мат на яхту и там, на носовой палубе, потрошили его кривыми боцманскими ножами, извлекая закопченные пуговицы. Снова складывали их в портфель.
— Ох и работы будет чистить это сокровище, — бормотал Максим. Пальцы и щеки его были в саже.
— Зато почти все пуговки в сохранности! — жизнерадостно отвечал не менее перемазанный Владик.
…На катере Охохито и Макарони перекачивали в канистры трофейный бензин. Дядюшка Юферс что-то строчил в записной книжке — наверно, дневниковую запись о недавних событиях (ох, какой эпизод для будущей книги!). Капитан Ставридкин внушал хнычущим пиратам:
— Весьма сожалею, господа, но вам придется посидеть здесь до прибытия морской полиции. Пресную воду и сухари мы, так и быть, вам оставим. А бензин заберем. Вы сами виноваты…
— Все равно на этой пробитой лоханке они далеко не уплыли бы, клянусь дедушкой, — вставил Жора.
Из-за рубки донесся жалобный вопль.
— Что там такое? — оживился Жора. — Это похоже на стенания моего приятеля детства Гриши Тыквогонова, когда бабушка вытаскивала у него из мягкого места занозы, полученные на заборе в чужом саду…
— Это не занозы, — подал голос дядюшка Юферс. — Это Гоша вытаскивает из того самого места у Поганеля пулю… то есть пуговицу.
Гоша — главный герой недавней битвы — теперь сменил роль бойца на профессию умелого лекаря. Если бы оператор (о котором мы думали уже не раз) решил снять эту сцену, он смущенно отвел бы объектив в сторону. (А прибежавший на крики Владик объектив своего «Зенита» не отвел! Он очень жалел, что не снял фоторепортаж о схватке — до того ли было! — и сейчас наверстывал упущенное, снимал пленников, Гошу с карронадой, покореженный пулемет на рубке и многое другое.) Несчастный Поганель лежал на палубе ничком со спущенными штанами, а Гоша длинным пинцетом осторожно копался в ранке.
— А-а! Не на-адо! — подвывал несчастный Вова Свистогонов.
Из люка высунул голову Макарони (Владик «щелкнул» и его).
— Гоша! Правда не надо! Оставь пуговицу, где она есть! Она ведь наверняка с камзола Джугги Ройбера (тьфу-тьфу-тьфу!). Именно проклятые пуговицы попадают в такие вот места! И пусть она там остается, чтобы у нас не было новых несчастий!
Капитан Ставридкин оглянулся.
