Дела и ужасы Жени Осинкиной - Чудакова Мариэтта Омаровна (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
Федя милостиво кивнул головой.
— Вот статья 20, часть первая — «Каждый имеет право на жизнь». Ну, я на этом даже останавливаться пока не буду. Я уже давно понял, что у нас эту статью вообще никто почти не понимает.
— Как это? — поразилась Женя. — Вроде понятно…
— Тебе, может, и понятно. А другим непонятно. Они считают — зачем ребенку-инвалиду жить на свете?.. У нас полстраны, по-моему, думают, что человек должен доказывать свое право на жизнь… В нашем селе — кого ни спрашивал… Ну, я сказал — про это я сейчас не буду, сложно очень объяснять. Зато следующую статью должен каждый знать, хотя в нашей стране она и не соблюдается вовсе. Но если знать — то можно требовать, чтоб соблюдали. А если никто ее знать не знает, она и соблюдаться никогда не будет.
В общем, слушайте: «Статья 21, часть первая. Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления». И еще, Мяч, — часть вторая: «Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию…» Понятно?
Мячик молчал подавленно. Все было непонятно, а признаться стыдно. Потом выдавил неуверенно:
— Как это — «охраняется государством»? Чего охраняется-то? Меня, что ли, милиция охраняет?..
А Женя сказала:
— Про эту статью, когда я читала Конституцию в прошлом еще году, то думала так: это значит, что милиционер или какой-нибудь другой представитель власти не может нас унижать — ну и, конечно, подвергать пыткам.
— Правильно, — сказал Федя. — Тут и про это как раз.
— Ну а когда мне мама Олега рассказала, как его в милиции пытали — чтоб сознался в том, чего не делал… Я, конечно, вспоминала эту часть вторую статьи — запрет на пытки. Эти милиционеры еще ответят за все, увидите. Но вот эта часть первая, Федя, — она не о том оказалась, про что я, например, думала. Мне мой папа объяснил вот эти слова — «охраняется государством»… Я их неточно все-таки понимала.
— Ну а как твой папа объяснил? — совсем даже не ревниво, а с живым интересом спросил Федя. Он все-таки очень правильно как-то был устроен, без комплексов. Хотя в России, похоже, даже животные в зоопарке, и те комплексуют.
— «Охраняется государством», — с некоторой торжественностью произнесла Женя, — это значит, что любой представитель государства — буквально любой чиновник, совсем не только милиционер, а просто каждый государственный служащий — в мэрии там, или в управе, вот здесь хотя бы, в Чемале, — обязан остановить любого, кто будет при нем унижать мое достоинство. Пресечь, так сказать, эти неконституционные действия.
— А как унижать-то? — спросил слегка встрепенувшийся Мячик.
— Оскорблять, обзывать… Даже грубо, на повышенных тонах говорить. Тем более кричать. Если с тобой, например, кто-то в нашей стране грубо говорит — вообще любым способом задевает, ущемляет твое достоинство, а при этом присутствует какой-то чиновник, то ты имеешь конституционное право обратиться к этому чиновнику, чтобы он взял твое достоинство под защиту. Понятно? Поскольку ты — гражданин России. А он представляет то самое российское государство, которое должно, по нашей конституции, охранять твое достоинство… Это папа мне все очень четко объяснял.
Все трое замолчали. И затем, не сговариваясь, одновременно, совершенно неизвестно по какой причине, очень глубоко вздохнули.
Глава 7. «Тойота-лексус»
На этот раз очередной доклад на своем мексиканском семинаре Александр Осинкин слушал вполуха. Не мог дождаться следующего перерыва.
Солнце за два часа, казалось, не опустилось ни на полсантиметра. Но Осинкин уже не чувствовал ни жары, ни холода. Пот если и тек по его лбу и щекам, то совсем по другой причине.
— Зайончковский умер в весьма почтенном возрасте, как я вам уже говорил, около пятнадцати лет назад, — продолжил Флауэрс с того же места, на каком кончил. — Срок поисков настоящей наследницы, согласно завещанию, заканчивается через два-три месяца. Это можно уточнить у адвоката. Косвенные наследники Зайончковского — малоприятные субъекты. Но дело не в них.
Флауэрс помолчал.
— В ситуацию примерно год назад вмешались новые люди. Вторая жена Зайончковского была русской, и у нее, помимо американских племянников, оставались очень дальние родственники в России. Она не поддерживала с ними связи. Тем не менее они каким-то образом узнали о наследстве. Наладили контакт со своими троюродными американскими то ли братьями, то ли дядями, то ли племянниками — я не очень вникал в разветвления их генеалогического древа. И недавно нашли след родственной Зайончковскому Евгении. Как вы уже догадались — это ваша дочь.
— Как они ее разыскали? — замерзшими губами спросил Осинкин.
Все, что говорил Флауэрс, он слышал теперь как бы сквозь грозное звучание фразы: «Это связано с безопасностью вашей дочери…» А дочь его была не с ним, не под его защитой, а бог знает где…
— Ну, как только они вышли на вашу фамилию — дальнейшее было делом техники. Сделали запрос об адресе — им ответили. Они стали ее разыскивать, раздобыли даже ее фотографию — и выяснили, что она только что уехала из Москвы в Сибирь.
Флауэрс опять помолчал и добавил:
— Я прямо скажу — и ей, и вам повезло, что она уехала. Она все-таки выгадала время, сама того не зная.
— Так что же они от нее хотят?
— Как — что? — удивился Флауэрс. — Я не пояснял, потому что думал, что вы давно все поняли. Не хочу преуменьшать опасность. Мне стало известно — или, если хотите, я догадался, — что эти люди хотят ее убить. Для того, чтобы овладеть наследством. Оно, как я вам уже сказал, немалое. Хороший стимул для плохих людей. Но так как данная ситуация разворачивается в России и люди, преследующие вашу дочь, — российские граждане, то это скорее ваше дело. Хотя я готов, разумеется, оказать вам всяческое содействие. Но главное — на мой взгляд, это дело срочное.
Описывать состояние Осинкина после этих пояснений мы не будем — надеемся, что у нашего читателя есть воображение.
— Насколько мне известно, — продолжал Флауэрс, — из трех косвенных наследников лишь один в курсе их грязных замыслов. Два других, повторю, — малоприятные субъекты, но, как большинство американцев, уважают закон и вряд ли его переступят. Мы ведь в Америке не делим людей на только плохих и только хороших — у нас более сложные квалификации… Впрочем, у вас в России тоже, кажется, исчезают простые деления, но, к сожалению, неблагоприятным образом. Один коллега признался мне, что много лет уже не слышал фраз типа «Он поступил бесчестно!» и даже «Он — человек непорядочный». Впрочем, мы отвлеклись.
— Вы думаете, что моей дочери грозит опасность, пока она едет по Сибири?
— Грозит. И немалая, — просто ответил Флауэрс.
— Как же так? — растерянно сказал Осинкин. — Ее маршрут даже я толком не знаю.
— Неделю назад мне стало ясно, что двое наемников — проще говоря, киллеров, — идут по ее следам.
Осинкин хотел вскрикнуть: «Что?!» Но, разумеется, удержался.
— Это очень жестокие люди — таких по-русски называют отморозки. И очень… как бы сказать… профессиональные. Им поставлена задача — ликвидировать законную наследницу.
— Да… — медленно заговорил Осинкин. — В Сибири — скажем, на каком-то отрезке федеральной трассы, — ночью совершить преступление и затем замести следы… Там у нас сделать это намного легче, чем в большом городе…
— Да-да, — покивал Флауэрс. — Им мешает — пока, — подчеркнул он интонацией, — то, что у девочки очень надежная охрана: ваш спецназ. У вас, кажется, ветеранов войны в Афганистане называют «афганцами». С ней — их двое. Видимо, очень подготовленные люди. Но опасность тем не менее остается вполне реальной. Слишком большие деньги в игре. Могу даже сказать вам, на какой машине они движутся в настоящее время по вашей бескрайней Сибири, — черная «Тойота-Лексус». К сожалению, в тот момент, когда я понял, что мне нужны имена заказчиков, я уже лишен был возможности их узнать. Не исключаю, что со временем это сделать удастся. Но сейчас первоочередные и срочные действия, как нам с вами ясно, это — оградить девочку от киллеров, по возможности пресечь их действия.
