Конверт из Шанхая - Кузьмин Владимир Анатольевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
– Может, оно и к лучшему, что здесь сплошная китайская грамота. Может, нам и знать, о чем там речь, не положено и вообще лучше этого не знать.
То, что был там листочек с русскими словами, видела только я, потому что стояла рядом. Но я промолчала, потому что сочла, что господин Еренев имеет причины сказать так, как он сказал.
– Давно догадались? – спросил он меня.
– Нет. Вы не поверите, но как раз когда мы с мистером Ю… когда мы с господином Котовым арестовывали мистера Ю. Он ведь рылся в багаже господина Соболева. Я, во-первых, посчитала, что не мог такой умный человек оставить что-то важное в багаже. К тому же, как вы знаете, я видела, что Михаил Наумович что-то забирал у себя в купе и прятал в карман брюк. Что, как не эту самую вещь? Ну и в-третьих, утром, когда мы забирали вещи из того купе, где… ну из последнего купе, дедушка поправил лампу на столе, и у меня в голове мелькнула мысль, только я ее не поняла сразу. Мне показалось, что та лампа стоит как-то не так, как другие. Но у нас в купе лампа стояла точно так же, и я забыла об этом. И в самый неподходящий момент вспомнила, где видела лампу, стоящую неправильно. Здесь! Вот и все!
– А в чем же была неправильность?
– Ой, забыла показать, а теперь уже поздно, не совать же пакет обратно. Ладно, объясню на словах. Пакет едва поместился, и из-за этого крышка снизу лампы прогнулась наружу. И она чуть-чуть, самую малость покачивалась. Наверно, и винт туго выкручивался по той же причине. А все другие лампы стояли ровно.
– Я вот ничего такого не заметил…
– Может, вы смотрели в этот момент в другую сторону? Лампа качнулась, когда поезд несколько раз дрогнул на стыках сильнее обычного.
– Наверное, по стрелке проезжали, – вставил правильное замечание проводник.
– Скорее всего.
– Ну что? Пойдем прятать находку в шкатулку с замочком, а после отнесем в несгораемый шкаф? – предложил Иван Порфирьевич.
– Вы только печать на место повесьте, окажите мне такую помощь, – попросил Арсений Игнатьевич.
Мы повесили печать, проводник закрыл дверь своим ключом и ушел по своим делам.
– Позвольте мне сопроводить вас? – спросил есаул.
– Да мы сами хотели вас об этом попросить.
– У меня к тому же есть один вопрос к Дарье Владимировне…
– К Даше, – предложила я.
– Хорошо. Так вот есть один вопрос, не задав который я не усну.
– Вы, как никто, заслужили право задать вопросы и получить ответы, – сказал ему Иван Порфирьевич. – Полагаю, что и Даша с этим согласна.
– Так! Я, похоже, снова многое пропустил? – спросил дедушка, глядя на нас троих.
– Вот и Афанасий Николаевич тоже хочет задать вопросы. И тоже имеет право на ответы. Похоже, стоит заказать чаю? Там в вашей корзине осталось что-нибудь вкусное?
– Осталось! – хором ответили мы с дедом.
– Так что же мы стоим? Я сегодня без ужина!
– И мы тоже!
– Не поверите, но и я не ужинал, – присоединился к этим признаниям есаул.
36
Как мне не хотелось пугать дедушку, но не рассказать ему все было бы очень нечестно и несправедливо. Я все же постаралась рассказать без самых неприятных подробностей, к примеру, не стала говорить, что Семен Андреевич попросту спас меня, хотя это была уже несправедливость по отношению к нему. Но тот все понял правильно и никаких уточнений делать не стал. Зато спросил, когда я закончила:
– Скажите, Иван Порфирьевич, а этот самурай сказал вам хоть слово?
– Даже дюжину слов. Я задал несколько вопросов и, не получив ответа, собрался прекратить бесполезное занятие. Но тут он сам меня остановил. Сказал, что ответит на последний вопрос о том, удалось ли ему найти пакет и где он может быть. Но в обмен на честный ответ на его вопрос. Подумав, я согласился. Он сказал, что пакет ему найти не удалось и, где его искать, ему неизвестно, но он по-прежнему уверен, что тот должен быть в поезде. Такой ответ меня огорчил, зато вопрос, за ним последовавший, от души развеселил.
– Так что он такого спросил? – первым не выдержал дедушка затянувшейся паузы.
– Да он поинтересовался, для чего была затеяна история с привидением – он назвал его фантомом, – которая помешала ему забраться в купе второго класса еще на ночь раньше.
Господин есаул, ничего о привидениях не слышавший, потребовал и ему рассказать, о чем идет речь. Удалось ему это сказать не скоро, потому что смеялись мы очень долго. Пришлось рассказывать, взяв с него слово ничего не говорить ни Софье Яковлевне, ни Ирине Родионовне.
– Чудеса, да и только, – развеселился и есаул. – Мало нам преступников, так еще и привидения по вагонам разгуливали!
– Семен Андреевич, а сами вы о чем спросить хотели?
– Да о том, кто вас так сражаться научил, Дарья Владимировна. То есть Даша.
– Отец ее учил, – ответил дедушка. – Светлая ему память. Я-то боюсь до дрожи в сердце этих ее умений, все кажется, из-за них она попадает в неприятности. Потом подумаю и понимаю, что в неприятности она и без того попасть сумела бы, зато выбраться из них… Живой выбраться, одним словом.
Есаул покивал задумчиво, было похоже, что ответ его полностью удовлетворил. Но вот меня этот, казалось бы, естественный вопрос насторожил.
– Семен Андреевич, вы же спросили об этом не из чистого любопытства. Понятно, что вам показалось странным, что я умею довольно ловко фехтовать, но ведь не из-за одного этого?
– Нет. Не из одного праздного любопытства. Я пока крался по проходу, словно мышь, – это чтобы вас не вспугнуть в первую очередь, японец-то меня увидел давно, – успел кое-что разглядеть. Несколько необычных приемов. Как сказал мне один человек, что лучше всего не те приемы, которые доступны большим мастерам, а те, которым можно легко обучить всякого человека, даже ребенка.
У меня сердце дрогнуло при этих словах. Да и у дедушки, кажется, тоже. Более того, и Иван Порфирьевич стал догадываться. Но есаул умолк.
– Это связано с тем, за что вы получили свой крест и о чем вам говорить запрещено? – спросила я.
– Именно так, – подтвердил он. – Именно так, Даша, уж простите меня. Ни о том деле, ни о том человеке мне говорить нельзя.
– Хотя бы имя вы назвать можете? – спросил дедушка, не желая мириться с таким положением дел.
– Да не знаю я его имени. Знакомы мы были трое суток или чуть долее, человек этот за столь короткое время многому меня научил и тем спас мою жизнь, а после и сам спас ее. Но имени его я не знаю.
– Он был высок, волосы светло-русые, – заговорила я после долгой минуты молчания. – Глаза темно-серые, но, когда смеется, становятся почти голубыми, как тот камень, что у него в обручальном колечке. Впрочем, кольцо он мог и снимать, какая ни на есть лишняя примета. Вот здесь, у носа, маленький шрам. Пальцы у него длинные и выглядят холеными, но если сожмет руку…
– То уже не вырваться, – закончил есаул. – Так это был ваш отец?
– Да откуда же мне знать, – вздохнула я, – он это был или кто-то похожий? Хотя из ваших слов о том, что лучшие приемы те, которым даже ребенка можно научить, получается так. Разве что кто-то из учеников их подхватил.
– Вряд ли. Потому как и описание ваше подходит. Но почему… – есаул сам оборвал себя и не стал договаривать.
– Вы спрашивайте, нам же никто не запрещал говорить о папеньке.
– Мне показалось, что вы… что вам неизвестно, как он погиб? Дело в том, что было у него колечко, точно как вы описали. Не на пальце, а на шее рядом с крестом. Я тогда еще сказал, что его необходимо передать родным. Раз он его рядом с крестом держал, стало быть, дорого ему было. Мне обещали.
– Нам ничего не передали и более того, о гибели моего зятя сообщили с огромным запозданием, а уж как это произошло, не сказали вовсе.
– Да как же так можно? – воскликнул есаул и сжал кулаки. – Погиб он с честью, и вы вправе знать все!
И опять умолк.
– Семен Андреевич, может, вас смущает мое присутствие… – спросил Иван Порфирьевич. – Я готов уйти. Но клянусь вам, что ни словом не обмолвлюсь…
