Конверт из Шанхая - Кузьмин Владимир Анатольевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
– А как же тот последний солдат, что в караульном помещении с винтовкой остался? – спросил дедушка.
– Полковник наш в него нож метнул, – ответил ему есаул и стал что-то высматривать в сумраке за окном.
– А что же дальше? – не удержалась я.
– Дальше? – переспросил Котов. – Дальше мы открыли нужную камеру, не сразу, потому что не знали, в которой нашего человека держат, но и искали недолго. Полковник велел нам оставаться на месте, сам же вошел, а вышли они оттуда оба в масках. Мы наскоро проверили, не затаился ли кто, чтобы не получить пулю в спину, и пошли к берегу. К этому времени рассвет забрезжил, стало немного видно – вот как сейчас примерно, хотя сейчас и вечер, – и мы недалеко от берега увидели две лодки. Пока мы удивлялись, полковник фонариком подал знак нашей не подходить пока к берегу, и она, похоже, оставшись не замеченной японцами, тут же скрылась за скалой.
Есаул увлекся рассказом и не заметил, как проговорился про японцев. Впрочем, это все было настолько понятно, что можно было и не говорить.
– Вторая лодка подошла к берегу, и мы увидели в ней не меньше дюжины солдат. Четверо остались на борту, остальные сошли на берег. Лодка тут же отошла в сторону на десяток саженей. Останься она у берега, мы бы незамеченными пропустили высадившийся отряд и, думаю, легко бы справились с оставшимися в лодке. Но тут пришлось вступить в бой. Солдаты эти оказались куда более лихими рубаками, чем охрана, а уж про офицера, что с ними был, и сказать нечего – на совесть дрался. Но, главное, командовал умело и правильно – заставил нас выйти из укрытия, под стволы тех, кто сидел в лодке. И приказал стрелять в нас, не боясь задеть своих, и не щадить его самого. Я это отчего так уверенно говорю, что все это было совершенно понятно, хоть языка я и не знаю. И ведь никто в лодке не осмелился ослушаться – тут же грянул залп! Который и добил тех японцев, что были еще на ногах и что собой заслонили нас. Да мы и сами постарались за ними скрыться от пуль. Второму залпу мы состояться не дали, укрылись за камнем и уж оттуда расстреляли всех в лодке. И все же… Мы уж, как положено, проверили, чтобы никто из врагов на берегу не смог для нас быть опасен. Но в лодке проверить не могли… Там оставался офицер, который схитрил и, поняв, к кому поворачивается удача, спрятался на дне лодки. Солдатам, видимо, приказал стоять и стрелять до последнего, а сам отлеживался. Впрочем, поступил он здраво, хоть со стороны это не выглядело благородным поступком. Потому что не жизнь свою берег, а до конца старался выполнить свой приказ, как мы исполняли свой. Дождался, пока подойдет наша лодка, пока мы начнем грузиться, встал с винтовкой в полный рост и успел расстрелять все пять патронов в магазине. Снова упасть на дно и перезарядить или схватить другую винтовку не успел, Григорий ему не дал. Но урон нам нанес больший, чем все остальные до него. Полковнику пуля вошла в сердце, мне он прострелил руку и тяжело ранил одного из матросов.
– Хороший был стрелок! – зло сказал Иван Порфирьевич.
– Если бы не сильная качка, положил бы все пять пуль в яблочко, – по-прежнему ровно ответил ему казак.
– Простите, что отвлек…
– Это ничего. Вы уж, наверное, поняли, что рассказ мой этим, по сути, и заканчивается, потому что дальше мы добрались до нашего берега, где нас свои поджидали. Григорий надеялся, что полковнику еще можно помочь, и расстегнул на нем рубаху, вот тогда я и увидел тот крестик, про который мы говорили. Вот и все.
– А тот человек, которого вы спасали? Он что?
– Спасенный наш так и не проронил ни слова за все время, что был с нами. И маски не снял. Лишь крепко обнял нас на прощание. Так что, кто он таков был, я и ума не приложу.
– Но догадываетесь?
– Может, и догадываюсь в самых общих чертах. Но от моих догадок толку мало.
– А товарищ ваш, Шолохов?
– Жив и здоров, вот и по службе недавно меня нагнал, тоже есаул теперь.
За окнами вагона давно уже стемнело, но никто не порывался включить электричество. Так и расстались в темноте. Мы с дедушкой еще посидели, держась за руки.
38
Проснулась я с мыслью о том, что надо бы Пете сообщить, что преступник схвачен. Он ведь, наверное, догадался, что все мои телеграммы не просто так посланы, не развлечения ради, а стало быть, переживает. А я вчера об этом забыла и не написала ему, что волноваться больше не нужно.
Я пошла умываться и в коридоре встретила Ивана Порфирьевича.
– Вот стою, дожидаюсь станции, – сказал он. – Совершенно из головы вылетело сообщить о поимке преступника. А то ведь наши дома переживают.
Пришлось ему объяснять, отчего эти слова меня так насмешили.
Мы вместе сходили и отправили свои телеграммы, и тут я вспомнила про тот листок, что был найден в пакете и в котором написано было по-русски. Оказалось, что и про это мы забыли одинаково. Мы собрались в нашем купе, товарищ прокурора достал листок и прочитал написанное вслух:
«Любезный друг мой, Михаил Наумович. Вы, верно, помните наш разговор, в котором вы высказали догадку, что я в славном городе Шанхае занят не только банковскими делами. Я в тот раз отшутился, но вы и так поняли, что угадали верно. Вот только не знаю, как вы к тому отнеслись. Очень хочу верить, что с правильным пониманием.
А сейчас прошу меня простить за то, что помимо вашей воли вынужден и вас вовлечь в эти скрытые от людских глаз дела. И тем подвергаю вас смертельной опасности. Играть своей жизнью давно уж стало для меня привычным, но столь небрежно отнестись к жизни другого человека приходится впервые.
Догадываюсь, какой гнев вы испытаете, увидев мой необычный подарок. Тем не менее прошу вас как можно скорее передать его в то учреждение, которое я намеком называл вам. Передать по возможности лично, со всеми мерами предосторожности, ибо речь идет о вопросах государственной безопасности.
Удастся мне выбраться целым и в этот раз, принесу свои извинения лично.
А пока прощайте.
Искренне ваш, г-н Поляков».
– Как вы полагаете, Иван Порфирьевич, война скоро будет? – спросил дедушка.
– Это что понимать под словом «скоро». Но то, что будет у нас война с Японией, это уже однозначно. Да она уже идет. Вон сколько смертей.
– Я ведь верно понял, что и смерть Володи к этой войне отнести надо?
– Верно. Очень бы хотелось, чтобы все это было не напрасным. А знаете что? Мне вот показалось, что этот господин Поляков, – он слегка потряс запиской, – вполне мог быть тем человеком, которого ваш отец, Даша, спасал. Узнать, так ли это было на самом деле, у нас никогда не получится. Но ведь могло, могло и так быть. Я не так много разбираюсь в подобных делах, но уверен, что человек этот был резидентом нашей разведки и успел немало сделать. Нам же важно теперь, чтобы пакет этот попал по назначению.
– Вы, похоже, и адрес знаете, по которому его надо доставить.
– Знаю, Афанасий Николаевич. Знаю. И обещаю, что доставлю.
– Ну хватит о грустном, – сказал дедушка. – Не позавтракать ли нам?
– Кто-то, может, и стал бы возражать, но не я, – засмеялся Иван Порфирьевич. – А вы, Даша?
– Ну должны же мы насладиться уютом и комфортом, – сказала я. – А то только разговаривали на эти темы. Пелагея, конечно, готовила вкуснее, но и здесь повара хорошие.
39
Окончание всей этой истории, развернувшейся в его родном городе и за тысячи верст от него, Петя узнал на следующий день из рассказа Михаила Аполинарьевича.
Господин Сидоров в свою последнюю поездку в Шанхай свел краткое знакомство с неким человеком, имя которого Пете ничего не говорило. Познакомились, посидели, как это водится, поговорили о разном и расстались, как полагал Сидоров, навсегда. Но неожиданно получил от своего знакомого письмо, где тот писал, что, мол, желает по своим делам свести близкое знакомство с Соболевым, но не имеет возможности приехать в Томск. Зато в скором времени должен ехать в столицу, и если господин Соболев также станет выезжать в Москву или Петербург, просил Сидорова сообщить о том, но лучше скрытно, чтобы знакомство в поезде не выглядело нарочитым. Обещал в случае удачного решения дел щедро отблагодарить. Письмоводитель счел возможным такую просьбу исполнить. Но вскоре узнал о смерти банкира и призадумался. Идти в полицию побаивался, но тут еще и телеграмма пришла от того же знакомца с поручением встретить некоего господина и оказать тому содействие в чем бы то ни было. Тут уж господин Сидоров окончательно понял, что его всеми неправдами втягивают в преступные дела, и стал думать, как этого избежать. Вот и надумал самолично сдать приезжего полиции, что и проделал известным Пете способом. Приезжий смог сообщить полиции лишь то, что ему поручено проникнуть в дом покойного Соболева – в чем, то есть в проникновении в чужие дома, он был большим специалистом – и со всем тщанием провести в нем обыск на предмет нахождения коричневого пакета, надписанного по китайской азбуке. В случае неудачи ему следовало предпринять попытку отыскать этот пакет в рабочем кабинете покойного.
