Мальчишки из Нахаловки (Повесть) - Мандругин Александр Андреевич (полные книги TXT) 📗

— А зачем?

— Злой на тебя был за утрешнее.

— Ты же сам виноват, зачем меня ударил?

— А зачем ты у татар работаешь? Они ж некрещеные.

— Ну и что?

— Хозяин говорит, кто с татарами дружит, тот христопродавец. Они и конину жрут.

— Ну и что? Ты знаешь, конина какая вкусная?

— Тьфу. Лучше бы ты меня не спасал. Ты ж поганый!

Антон плюнул далеко в воду и замолчал. Потом он долго разглядывал Максима и наконец выдавил из себя:

— Я подумал с тобой подружиться, а теперь и не знаю, как быть.

— А я что, набиваюсь в друзья?

— Ты же спас меня.

— Подумаешь. А ты бы так не сделал?

— Я бы, наверно, побоялся.

— А знаешь, если бы я задумался, то, наверное, тоже побоялся. Вот когда не думаешь, то не страшно. Сейчас-то и мне страшно.

— Ну это ты брось, ты просто отчаянный. Я сам тоже не пугливый. А вот мать…

— При чем тут мать?

— Если бы я утонул, она бы… ну, понимаешь, я ведь у нее один. Отца убили на войне.

На стане соболевской артели зазвонили в кусок рельса.

— Эх ты! — вскочил Антон. — Опоздали. Бежим! — И он запрыгал по бревнам. — Ну теперь мне будет от хозяина. Ты смотри никому не говори, что я тонул.

— Ладно, не скажу.

Время от обеда до конца дня пролетело незаметно. Максим работал с каким-то упоением. Что-то внутри его пело, заставляло звонко покрикивать и свистеть. Должно быть, и лошадь понимала настроение седока и бегала резво, почти без понукания поворачивалась и переходила на рысь. В один из заездов Максим так разошелся, что встал ногами на седло и так стоя проскакал от яруса до реки.

А через день, в четверг, приехал из города хозяин с деньгами и произвел расчет за проработанные дни. Работу кончили рано, когда солнышко, хотя и заметно съехало с горы, но еще было высоко над лесом. Ведь татары праздновали не воскресенье, а пятницу, и был праздничный день.

Котька Гусаков

Вот и Нахаловка. Максим подумал было забежать в лавку и купить ребятишкам конфет, но так жалко было менять новенькие хрустящие рубли, что он отказался от своего намерения. Пусть мать сама распорядится деньгами. Он их принесет целенькими.

— Кормилец наш заявился, — встретила его мать у порога. — устал, поди?

— Да, нет, мам, нисколечко.

— А грязнущий-то какой!

— Что ты, каждый день купался!

А это что? — мать запустила руку в Максимовы волосы, и он почувствовал, что кудри его склеились в плотную кошму.

А мать продолжала:

— Полна голова песку. А рубашка, а штаны!.. Давай скорее мыться.

Мать достала из печки чугун с горячей водой, налила в таз и принялась намыливать Максиму голову. В это время с улицы прибежали Катя, Васек, Коля.

— Ой, Максимка! — воскликнула Катя. — Нос-то, нос-то у тебя весь облупился.

— Облупится небось. Посиди-ка весь день в седле под солнышком, — не без важности ответил Максим.

— Ты весь день катаешься на лошади? — спросил Васек.

— А ты как думал?

— Вот здорово! Максим, прокати хоть разик.

— Ишь чего захотел. Для баловства, что ли, лошади.

Мать видела, как важничает Максим, и прятала улыбку. Она быстро начала собирать обед.

— Мам, я есть не хочу, недавно обедал. Пошли все к Володьке! — крикнул он ребятам.

Володьку они застали за необычным для нахаловских ребят делом — он мыл полы. От казаков, населявших станицы вокруг по Сакмаре и Уралу, нахаловские жители переняли обычай: мужчине не подобает носить воду, делать кизяки, мыть полы, стирать белье. Если увидят, засмеют. И не кто-нибудь, а именно женщины засмеют. Это правило относилось и к мальчишкам. Ну воду, впрочем, они носили, а что касается полов, то уж уволь. А Володька на все это плевал. Он помогал матери во всем. Пытались его первое время дразнить, так он к этому относился до того безразлично, что становилось неинтересно дразнить, и от него отстали.

С матерью у Володьки были необычные для Нахаловки взаимоотношения, будто не сын он ей, а хороший товарищ. Никто никогда не слышал, чтобы она его ругала, даже уроки делать не заставляла. Все домашние дела были на Володьке. А Екатерина Ивановна была вечно занята. Вот сейчас в школе нет занятий, так она целыми днями в городе — кому-то дает уроки.

Едва вступив на порог, Катя расхохоталась.

— Ой, Володька, уморил, ну кто ж так моет полы? Ты посмотри, еще больше грязи навозил!

— Ну да? — растерялся Володька. — Это они пока мокрые, а высохнут — будут белые.

Ноги его от щиколотки и до колен были в грязных потеках, с рук стекала грязь, даже лицо было забрызгано. А Катя продолжала покровительственно, подражая кому-то из взрослых:

— Дай-ка сюда! Смени воду…

Катя ловко отжала тряпку, и ее маленькие тонкие руки замелькали по половицам. Из-под тряпки начали высветляться доски.

— Смотри, такая маленькая, а лучше меня моет, — удивился Володька.

— Не мальчишечье это дело, поэтому у тебя и не получается, — важничала Катя.

— Ох, уж! Теперь и я сумею.

Володька взял другую тряпку, намочил ее, повозил по полу и начал отжимать.

— Как ты выкручиваешь тряпку? Вот она и брызгает тебе в лицо. Эх ты, горе мое! Вот как надо. — Катя выдернула из рук Володьки тряпку и показала, как надо отжимать. — Ох уж мне эти мальчишки, — ворчала Катя, подходя к столу, заваленному книгами, — сроду у них беспорядок.

— Ну ладно, ты прибирайся, а мы пойдем во двор, — сказал Максим. И Катя сразу сникла. Игра в приборку, бывшая такой увлекательной при ребятах, потускнела. Разложив книги, она смахнула пыль и тоже вышла во двор. Максим и Володька, увлеченные своими мальчишескими разговорами, не обратили на нее никакого внимания и даже не заметили, что она обижена. Катя глубоко вздохнула и ушла.

Максим заметил на руке Володьки болячку.

— Что это у тебя? — спросил он.

— Это Котька. — Володька виновато улыбнулся. — Дым из глаз пускал.

— Как?

— Он курил, а я подошел. «Хочешь, говорит, курнуть?» Я сказал: «Не хочу». Он меня обозвал девчонкой. А я все равно не стал курить. Тогда он говорит: «Хочешь, дым из глаз пущу? Закрой глаза и дай мне руку». Я закрыл глаза, а он взял да приложил папироску.

— Ну, попадись он мне, — проворчал Максим.

Между Котькой Гусаковым и Максимом давняя вражда. Максим презирал этого откормленного поросенка. Он хоть и учится в реальном училище, где, как известно, занимаются гимнастикой, а мешок мешком. Случалось драться, Максим его запросто колотил, а ведь Котька на целых два года старше и выше ростом. А то, что Котька после драки всегда жаловался матери, было уж совсем противно. И, кроме того, Максим не мог примириться с тем, что его мать ходит обстирывать Котькину семью.

Особенно не терпел Максим Котьку за его нечестность. Так и жди какого-нибудь подвоха. Силой не может, так хитростью хочет взять. Ну, например, прошлогодний случай с тем же Володькой. Зазвал его Котька к себе и говорит:

— Ты знаешь, один русский офицер изобрел парашют.

— А что это такое?

— Да обыкновенный зонт. Садится он с ним в аэроплан, поднимается на большую высоту и прыгает на землю. И хоть бы одна царапина.

Володька задумался. Он всегда думал, когда встречался с чем-то непонятным. Потом сказал:

— А это возможно? Ведь воздух сопротивляется.

— Да что там думать, я фотографию видел. Я хотел спрыгнуть с крыши, да у нас дома зонты все маленькие, шелковые, не выдержат. Вот если бы достать большой, дорожный.

— У мамы есть.

— Тащи. Про нас в газете напишут: первый прыжок в Оренбурге. Только, чур, я первый прыгаю.

Когда Володька принес зонт и они с Котькой забрались на крышу, Котька первый прошел по коньку с краю, глянул вниз и отпрянул.

— Страшно? — спросил Володька.

— Да нет, но, знаешь, зонт твой, а я первым буду прыгать. Нечестно. Прыгай ты, а я потом.