Короткое детство - Курочкин Виктор Александрович (чтение книг .TXT) 📗
— Ну, уж на коленях. Ври больше, — усмехнулся Митька.
У Стёпки потемнели глаза.
— Конечно, просила. Мамка тоже говорит: надо его прикончить, а то в деревне от него спасения не будет. Идём? И Пугай с нами.
Услышав своё имя, Пугай дёрнулся, но Стёпка погрозил ему кулаком.
— А как же мы его убивать будем? — спросил Митька.
Стёпка почесал затылок.
— Топором по голове — и шабаш ему. А то можно Пугаем затравить. Только бабка просила шкурку ей оставить. В общем, убивают котов по-разному, как придётся, так и убьём, — решительно заключил Стёпка и надел шапку.
Локоть покосился на сундук, в котором под замком лежали полушубок с валенками, и сказал:
— А может, бабка Люба нарочно наговорила. Откуда у неё мясо?
— Тю-у-у! — удивлённо протянул Стёпка и показал на Митьку пальцем. — Кто позавчера баранью голову носил?
— Ну, носил, носил. А может, она сама её съела, а теперь на Миху валит.
— Бабка Люба врать не будет. Ты и сам это знаешь, — отрезал Стёпка.
Признаться приятелю, что у него валенки под замком, Локтю было до слёз стыдно, да и разбойника кота он жалел.
— Из-за какой-то бараньей головы убивать такого красивого кота. Так только фашисты делают. — Митька горестно вздохнул.
Стёпка махнул рукой.
— Фашисты ещё почище делают. Они с живых людей сдирают кожу, а потом из неё шьют рукавицы. А Миху я всё равно убью. Вредный кот. Он живёт всё лето в лесу, разоряет гнёзда, жрёт птенцов и ловит птах. Если охотник увидит в лесу кошку, он обязательно её убьёт. Так в инструкции сказано, товарищ. Локотков.
— В какой инструкции? Откуда ты знаешь?
— Я всё знаю, — гордо заявил Стёпка и как бы между прочим добавил: — Мне глухой кузнец Тимофей говорил. А ты знаешь, какой он охотник. Один на медведя ходил.
Дед Тимофей действительно был знаменитый охотник на всю область. Митька вздохнул и умоляюще посмотрел на Стёпку.
— Давай ему на первый раз простим. А если он опять натворит такое, тогда и убьём.
Стёпка усмехнулся.
— Нашёл кому прощать, неисправимому бандиту.
— А может быть, он исправимый, — возразил Митька, — а потом, на первый раз всегда прощают. Помнишь, как ты в школе намазал девчонкам губы перцем? Небось забыл? — от удовольствия, что ему так ловко удалось поддеть Коршуна, Митька подпрыгнул и завертелся волчком.
Стёпка это хорошо помнит, ещё бы не помнить, тогда его батька порол вожжами.
Стёпка насупился и хмуро посмотрел на Митьку.
— Что же ты меня с чёрным котом сравниваешь? Я тебе кто — животное али человек? — грозно спросил он.
Митька, уважавший Стёпкины кулаки, испугался.
— Конечно, человек. Это я так, для примера сказал, а ты уже и обиделся.
Стёпка снисходительно буркнул:
— То-то же, а то смотри…
— А правда, Стёпа, давай на этот раз простим Михе, а? — Митька присел на корточки и заглянул в лицо товарищу. Оттянуть коту смерть он решил даже ценой собственного унижения. — Ну, я очень, очень прошу.
Это польстило Стёпке, и он самодовольно улыбнулся.
— Ладно уж. Подождём, когда он твоих кроликов слопает. Я и не знал, что ты такой жалостливый мужик, Локоть.
— Кто? Я жалостливый! — заорал Митька. — Да пойми же, у меня… — тут Митька прикусил язык и отвернулся.
Стёпка хлопнул приятеля по плечу.
— Ладно. Не обижайся. Айда на озеро.
— Не хочу, — сказал Митька так, словно ему и в самом деле не хотелось на озеро.
Стёпка ухмыльнулся.
— Знаю, как не хочешь. Наверное, матка опять валенки с полушубком в сундук заперла.
— Ну да, заперла! — Митька вспыхнул.
— Факт, заперла, — отрезал Стёпка.
Такого оскорбления Митька не выдержал.
— А тебя порют, всегда порют, — съязвил он.
Стёпка засопел, наглухо завязал шапку и двинулся к выходу.
— Коршун, Стёп, куда ты? Останься, — Митька схватил приятеля за рукав, — у меня интересная книжка есть. Ужасно интересная.
Митька забрался на печку и показал Стёпке «ужасно» интересную книжку.
— Залазь ко мне.
Стёпка в нерешительности потоптался и стал раздеваться. Валенки снять у него не хватило терпения. Они свалились сами, когда он, залезая на печку, подрыгал ногами. Пугай тоже полез за ним. Стёпка показал ему кулак. Но Митька иступился за Пугая, и ему тоже разрешили, погреться на печке.
Интересную книжку читали вслух. Читал Митька, потому что он умел читать, как артист, с чувством, с толком и выражением. Однако Стёпка слушал плохо.
— О чём ты думаешь, Коршун?.. — спросил Митька.
— Так, обо всём. О войне. У Витьки Выковыренного батю убили.
— В госпитале помер, — уточнил Локоть.
— Витькина матка ревела, как зарезанная. Мамка моя её всю ночь нашатырным спиртом отпаивала.
— Нашатырный спирт нюхают, — заметил Локоть, — а Витька что? Ты видел его?
— Видел, когда к тебе шёл. Стоял около своего дома в батькином пальто, словно поп. Пальто длинное, по снегу волочится.
Настоящая фамилия у Витьки была Семёнов, и в Ромашки он приехал из города как эвакуированный. Поэтому его и прозвали Выковыренный.
— У него такое горе, а мы зовём его Выковыренный, — вздохнул Митька.
— А кто его так прозвал? — спросил Стёпка.
— Я сказал нарочно. А вы, и рады стараться. Выковыренный, Выковыренный…
— Я могу тебе поклясться чем хочешь, что слово «выковыренный» ты от меня не услышишь, — заявил Стёпка.
— И я тоже, — сказал Митька.
После длительного молчания Митька сообщил:
— Мой батя тоже в госпитале. Мама говорит, хоть бы он там подольше полежал.
— А от нашего вторую неделю писем нет, — пожаловался Стёпка. — Мамка каждый день плачет. А я ей говорю, что папка не любит их писать. Правда, ужас как батя не любил писать. Я тоже не люблю. Наверное, характером весь в батьку пошёл, — не без гордости заявил Коршун.
Митька тяжко вздохнул.
— Мамка сказала, что в школу погонит.
— Тебя?
— Всех!
— Опять в четвёртый класс?
— Ага.
После глубокомысленного раздумья Стёпка поскрёб макушку.
— Раз она сказала — значит, погонит. Она тоже с характером.
— А я всё равно не пойду, — сказал Локоть.
— И я… — сказал Коршун.
— А Лилька Махонина пойдёт.
— Почему ты так говоришь? — спросил Стёпка.
— Она всегда была выскочкой.
— Не выскочкой, а отличницей, — веско заметил Коршун.
Митька, ехидно прищурясь, посмотрел на Коршуна.
— Чего это ты за неё так заступаешься?
Стёпка покраснел и поспешно заговорил о Ваське Самоваре.
— А Самовар сказал своей матке, что если она будет гнать его в школу, то он сбежит на войну.
Митька засмеялся.
— Самовар-то на войну! Брешет…
— Факт, брешет.
— Он же трус.
— Последний трус, — заверил Коршун.
На этом разговор оборвался. Митька принялся читать книжку про войну. Читал он старательно, на разные голоса. Но Коршун его не слушал. Митька обиделся и сердито спросил:
— О чём ты опять думаешь?
— О пушке, — спокойно ответил Коршун.
— Какой?
— Настоящей. Из которой можно камнями стрелять.
— Где ты её возьмёшь?
— Сам сделаю, — заверил Коршун. — Если б нашёл толстую резину, давно бы эту пушку сделал.
«Чепуху какую-то порет Коршун», — подумал Митька и сказал:
— Ничего-то ты не сделаешь!
— Сделаю!
— Много ты наделал, языком!
— Ты у меня сейчас схлопочешь. — Стёпка нащупал рукавицу и что есть силы хватил ею Митьку по голове.
— А вот и не больно! — заорал Митька и тут же хлопнул Стёпку другой рукавицей.
На печке стоял треск, словно кололи дрова. От пыли Пугай зачихал и с грохотом прыгнул на пол. Нюшка проснулась и заревела.
— Это всё из-за тебя, — сказал Митька.
— Сам больше орал, а на меня сваливаешь, — обиделся Стёпка и стал одеваться.
Митька испугался.
— Стёп, куда ты? Не уходи.