Короткое детство - Курочкин Виктор Александрович (чтение книг .TXT) 📗
Генка продолжал письмо так:
«Привет, Суслики! Я вас не забыл. Чертовски вкусная картошка у вас в Ромашках родится. Прислали бы хоть пару картофелин на развод. Не подумайте, что я и взаправду прошу. Это так просто, дядя шутит. — Митька посмотрел на Стёпку, и они захохотали. — Не верьте Ирке, что она вам написала. Я не боюсь карцера. И в любую минуту могу рвануть на фронт. Но у меня сейчас очень важные дела. Организую военный кружок. Обещают дать малокалиберную винтовку и учебные гранаты. Потом я решил обучать ребят боксу. Вот если б Стёпка ко мне попал, я бы из него сделал боксёра первого класса. Он, по-моему, способный парень. Надоело писать, рука устала. Пишите, Суслики, и не обижайтесь, что я вас так называю. Здесь в детдоме никто на это не обижается. Крепко жмёт ваши лапы: Г. Дуд…»
Митька аккуратно свернул письмо, вложил в конверт и передал Коршуну.
— Молодцы. Не забыли нас, — сказал он.
Стёпка повертел в руках конверт и вернул Локтю.
— Возьми да сегодня же напиши ответ. Я и сам бы мог написать, но у меня работы по горло, а потом, у тебя лучше получится. Опиши всю нашу жизнь. Ясно?
— Ясно.
— А как напишешь, дашь мне прочитать. Я проверю. А то ещё наврёшь разной чепухи. — Стёпка похлопал Локтя по спине. — Дуй домой, бери карандаш с бумагой и катай во все лопатки. А мне надо мотовило к вечеру сварганить… Глянь, дед-то мой уже носом клюёт. Как сядет покурить, так и заклюёт. Вот работничка мне навязали, — Коршун горестно вздохнул и сокрушённо покачал головой.
Дед Тимофей, сгорбившись, сидел на чурбаке и потихоньку похрапывал. Митька сунул конверт за рубашку и пошёл домой. Он шёл и мучительно думал, с чего же начать письмо.
День был жаркий. Солнце висело посреди неба и нещадно кололо Митькину макушку с белыми, как лён, волосами. Деревня Ромашки задыхалась от зноя. На улице ни души. Даже куры запрятались в подворотни. Один Аркашка расстреливал из пушки свой забор. Увидев Митьку, он подбежал к нему, схватил за рукав.
— Локоть, давай постреляем из пушки.
— Стреляй! Кто же тебе не даёт… — сказал Митька.
— Одному и стрелять-то не хочется, — пожаловался Аркашка.
Митька с грустью посмотрел на одичавшего от одиночества и скуки Аркашку, и ему впервые стало жаль этого черноглазого озорного мальчишку. Однако стрелять из пушки Локоть отказался.
Придя домой, Митька вымыл руки, вытянул из сундука толстую тетрадку, которую ему подарила Ирка, раскрыл её, взял карандаш и глубоко задумался…
