Портрет Кати Е. - Воскобойников Валерий Михайлович (книги полностью бесплатно txt) 📗

— А меня кто исправлять теперь будет?

— Не знаю.

Они долго шли молча, потом Дорин сказал:

— Если хочешь, я буду приезжать в воскресенье тебя исправлять.

— У тебя музыкальная школа в воскресенье.

— Да, до трех. Ух, она мне надоела!

— Почему?

— Не знаю. Надоела, и все, там многим надоедает. Если б для культурного человека было не обязательно, я бы…

— А в четыре ты обедаешь.

— Да, потом обед. Час сорок к тебе и час сорок назад — три часа двадцать минут.

— Если ты выйдешь из дома в пять, ты не успеешь.

— Да, в восемь я должен быть дома.

— У нас скоро телефон поставят. Можно воспитывать меня по телефону.

— Придется по телефону.

— Или мы будем видеться посередине.

— По какой середине?

— Посередине твоей дороги. На площади у метро. Тогда тебе не час сорок, а только час, и мне всего сорок минут.

Они пришли домой к Дорину. Дома никого не было, и Катя стала помогать укладывать доринские книги.

— Это дневник, видишь? У тебя есть личный дневник?

— Начинала два раза, потом бросала.

Дорин показал свой дневник. У каждой записи стояла мамина пометка, правильная запись или нет.

В конце дневника записи были маленькие, по одному предложению.

«Сегодня я был на дне рождения у Кати Е.».

И мамина пометка: «Не вижу подробного рассказа».

«Вчера купил гантели, а сегодня заболел, и Катя Е. приходила меня навестить».

Здесь уже маминой пометки не было.

«Был на экскурсии в городе Выборге. Это красивый город. Потерялся случайно вместе с К. Е.».

Дневник на этой записи обрывался. В последние дни Дорин ничего не писал.

— Знаешь, я хотел тебя попросить, — сказал Дорин.

— Что?

— Только если она тебе не очень нужна.

— Что? Конечно, не очень.

— Подари мне, пожалуйста, черепаху.

— Хорошо.

— Ты не думай. Я буду ее кормить.

— Хорошо, я принесу ее завтра.

— А я подарю «Таинственный остров». Ты ведь его не читала?

— Нет еще.

Дорин достал книгу из секретера, завернул ее в газету.

— Только я ничего на ней не написал. То есть написал.

Он снова развернул книгу.

«К. Е. от Л. Д.» прочитала Катя на первой странице.

— Спасибо, — сказала она тихо.

Она пошла надевать пальто.

Дорин стоял у стены и смотрел в сторону.

Она вышла, а Дорин все не запирал дверь, так и стоял у стены, так и смотрел в сторону.

На улице из подворотни навстречу Кате вышел Козодой. Он приближался к ней медленными шагами, и она хотела повернуться и перебежать на другую сторону или просто завизжать, как в первом классе: «Мама!» Но ничего такого не сделала.

Козодой подошел к Кате и, вероятно, забыл слова, которые думал ей сказать, стоял и молчал. И Катя тоже молчала. Тут можно было шагнуть в разные стороны и пойти своими дорогами: столкнулись случайно и разошлись, и Катя уже хотела это сделать, но Козодой вдруг сказал:

— А этот-то, Дорин, уезжает.

— Сама знаю, — сказала Катя.

Козодой сунул руки в карманы и вдруг спросил:

— Ты зачем на меня тогда так смотрела?

— Когда? — удивилась Катя, потому что на Козодоя она никогда специально не смотрела.

— Летом, когда я обыграл всех в ножички у вас во дворе.

— Я не помню, я не смотрела.

— Как же не смотрела, когда из окна все время только на меня и глядела.

— Я летом на Украину ездила, — вспомнила Катя, — меня летом и дома не было, а у нас жила Ира, моя двоюродная сестра, Ира из Иркутска.

— Из какого Иркутска?

— Из обыкновенного. Моя сестра Ира, дочь дяди Юры.

— А ты?

— А я на Украине.

— Все лето?

— Даже в школу опоздала.

Козодой вдруг замигал глазами и вытащил из карманов руки. Он убрал их за спину, потом провел ими вдоль пальто, потом стал откручивать пуговицу.

Он стоял так перед Катей молча, и Катя сказала:

— Я пойду.

Он не ответил.

Потом вдруг повернулся и побежал по улице. Он бежал, наталкиваясь на взрослых прохожих, спотыкаясь об их ноги, и скоро скрылся совсем.

Утром на улице был мороз. Катя почувствовала его еще под одеялом.

А потом, когда она заплетала косы, по радио объявили, что в школу идти не надо.

— Ура, — сказала Катя, — сейчас гулять пойду.

— Никуда гулять ты не пойдешь, — рассердилась мама, — в школу нельзя, значит, и на улицу нельзя.

Родители ушли на работу, а Катя осталась дома.

А вечером в шесть часов переезжал в новый дом Дорин. И ждал черепаху. Черепаха весь день сегодня спала и есть почти ничего не стала, только чуть попила.

А мама все не возвращалась. Наконец она пришла и стала греть обед. Было уже пять часов. Потом половина шестого.

Вернулся папа.

— Мам, сегодня Дорин же уезжает.

— Ну и что?

— Я ему черепаху обещала.

— Приедет в вокресенье в гости — возьмет.

— У него музыкальная школа в воскресенье.

— Тогда в каникулы.

Катя ушла в комнату. На кухне мама доставала тарелки. Катя стояла у окна. Глядела во двор. Двор был пуст.

Вдруг подошел сзади папа.

— Залезай быстро в пальто, — папа принес его из прихожей, — быстро, пока мама не слышит.

Он пошел в прихожую, затопал там, зашумел, встал у двери на кухню.

Катя бежала через двор и боялась оглянуться на свои окна.

Потом она бежала по улице к доринскому дому. Правой рукой в кармане она держала черепаху. Даже завернуть ее не успела.

От дома Дорина отъехал грузовик.

Неужели они? — испугалась Катя.

Люди вокруг шли, закутавшись в воротники и шапки. А Кате совсем не было холодно. Она подбежала к доринской двери и стала звонить.

Она звонила долго, пока не заболел палец. Никто не подходил.

Вдруг раздался шум. Потом смолкло. Потом снова зашумело и открылась дверь напротив. Вышел человек.

— В будущем, все у нас в будущем, — говорил этот человек кому-то за дверь, а тот, кому он говорил, смеялся женским голосом.

Потом дверь захлопнулась.

Потом побежал кто-то сверху. Он бежал долго и никак не мог добежать до нижнего этажа. Катя все звонила, хотя уже знала, что за дверью никто не живет.

А назавтра Дорин пришел в школу.

Он сидел за своей партой и, когда Катя вошла, улыбался.

— А я остаюсь, понимаете, я остаюсь! — говорил он.

— Пошли ко мне после школы, — сказала Катя, — черепаха-то у меня.

— Весь план реконструкции изменили. Мы едем только через год, — радовался Дорин.

— А у нас машина в дом врезалась, — сказал кто-то.

— А у нас человек в окно выпал.

И все стали слушать про человека.

А Дорин продолжал улыбаться.

— Хорошо, что ты остаешься, — сказала Василиса Аркадьевна, — Катя у нас исправилась. Ты ведь исправилась, Катя?

— Не знаю, — сказала Катя.

— Теперь мы сделаем вот что: Катю пересадим назад на старую парту, а к Леве посадим Нину. Ее тоже нужно исправить.

Катя даже не поняла сначала, так она не ожидала все это услышать.

— А я? Василиса Аркадьевна, как же я? — спросила она.

— Ты на свою старую парту…

— Я еще не до конца. — Катя хотела сказать исправилась, но Дорин ее подтолкнул, чтоб она замолчала, и она замолчала.

— Я придумал, — сказал он на перемене, — словами здесь не поможешь, здесь надо действовать.

— Никак теперь не поможешь. Я ведь в самом деле изменилась.

— Ничего ты не изменилась. Вот я — изменился, это да. Ну, слушай, докажи Василисе Аркадьевне, что ты не исправилась, окно разбей, что ли.

— Окно не стоит, холодно.

— Да, окно не стоит. В общем, придумай.

— Попробую.

— Нет, я в самом деле так исправилась, что ничего не могу придумать. Придется мне пересесть.

— Ну, тогда я придумаю.