Заколдованная буква - Лоскутов Михаил Петрович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
— За то, Анна Аркадьевна, что позвонили… Время не пожалели. Я очень… Анна Аркадьевна! Вот что я спросить хочу, — вдруг вспомнил он, — вводные слова в предложении всегда запятыми выделяются? Я в диктанте выделил.
Этот совсем неожиданный вопрос меня затруднил. Дело в том, что за лето я позабыл некоторые синтаксические правила. Я никак не думал, что сейчас, в каникулы, они мне зачем-нибудь понадобятся.
— Видишь ли, Лодкин, — промямлил я с таким сомнением, какого у педагога быть не должно, — всё зависит от случая, понимаешь ли… Правила без исключений бывают редко, так что…
Тут, к счастью, Вера заметила, какой у меня стал нерешительный тон, и затараторила в трубку:
— Ваше время истекло! Заканчивайте разговор! Истекло ваше время! Разъединяю вас!
Когда я положил руку на рычаг телефона, Вера и Владик захлопали в ладоши.
Но я был не особенно доволен собой. Мне и раньше приходилось подражать голосам других людей: например, в школе во время перемены я «показывал» иногда ребятам нашего учителя физкультуры или чертёжника. Но тогда это была просто шутка, и мне нравилось видеть, как все ребята смеются. А сейчас получилась путаница.
Надо объяснить Лёшке, что я его разыграл, — сказал я, — а то он… — И я потянулся к телефону.
Но Вера отвела мою руку:
— Хорошо, скажешь ему, скажешь, но только не сейчас. Завтра скажешь, ладно? Или, ещё лучше, мы с Владиком ему скажем. Вот он удивится, представляешь?
Владик тоже стал меня уговаривать подождать до завтра. Он сказал, что завтра всё равно зайдёт к Лодкину, потому что следит за его занятиями, и заодно уж ему всё объяснит. В конце концов я согласился.
Наутро я проснулся оттого, что кто-то орал мне прямо в ухо:
— Над кроватью, Володя, — суффиксы прилагательных, над столом приставки висят, а в простенках — причастия снизу доверху! Доброе утро!
— Какие причастия? Доброе утро! Почему в простенках? — крикнул я, спросонья немного перепугавшись.
— Как — какие? Слева — действительные, а справа — страдательные. Столбиками.
Я открыл глаза и увидел Владика.
— Да проснись же, Володька! — снова закричал он. — Лёшка взялся за ум, понял?
— А, так ты был у Лодкина? — догадался я.
— Дошло всё-таки. А где же ещё!
— Удивился, наверно, Лёшка, когда узнал, что это я его вчера разыграл? — спросил я.
— Он-то, наверно, так бы удивился, что и представить нельзя, — сказал Владик, — только я ему, конечно, ничего не сказал. Сам понимаешь…
— Ничего не понимаю! — перебил я его. — Как же, когда…
Но тут Владик тоже меня перебил:
— Слушай, это даже спящий поймёт! Со вчерашнего вечера Лёшка стал заниматься на совесть. После твоего звонка он решил обязательно выдержать переэкзаменовку. Хочешь, чтобы ученик нашего класса остался па второй год?
— Если хочешь, тогда иди к нему и расскажи, что вчера разыграл, — добавила Вера, появляясь на пороге.
Я вскочил с постели и сказал, что мне нужно подумать.
— Думай, — согласился Владик, а мы пойдём отнесём Лёшке орфографический словарь. Думай…
Я остался один.
Лёшу Лодкина я знал давно.
Он был известен не только в пашем классе, но и в параллельных. О нём говорили на сборах звена и отряда, па родительских собраниях и на педсовете. Я думаю, что о нём слышали и в роно.
Лёша Лодкин делал огромное количество ошибок в диктантах. Его диктанты хранились в методических кабинетах. Ему удавалось иногда сделать несколько ошибок в одном слове. Из-под его пера выходили часто слова совсем без гласных. Учителя говорили, что было бы лучше, если бы он делал ошибки на какие-нибудь определённые правила. Тогда с ними было бы легче бороться. Но, к сожалению, Лодкин совершал ошибки не на правила. Главное, Лёшка даже не верил, что сможет запомнить всё то, что нужно, и стать грамотным. Лёша считал, что только случайно может написать диктант сносно. Поэтому запятые, например, он ставил без всякого разбора. Я видел однажды, как Лодкин расставлял их в уже написанном диктанте. Он обмакнул перо и, прошептав: «Была не была!», принялся за дело.
То, что Лёшка решил во что бы то ни стало сдать переэкзаменовку, было, конечно, очень хорошо. Я отправился к Лёшке.
Мать Лодкина — она открыла мне дверь — сказала торжественно:
— Лёша занимается! — У неё был праздничный вид.
— Володя, ты уж… — Лёшка посмотрел на меня виновато и дружески. — Я сейчас с тобой разговаривать не буду и на улицу не пойду. Не обижайся, ладно? Дело, Володя, в том…
И он сказал, что должен теперь заниматься так много, как только может, потому что Анна Аркадьевна даже на отдыхе о нём не забывает и вчера звонила из Кисловодска.
— Может быть, она ещё позвонит. Я её тогда обязательно хочу порадовать, — сказал он. — Ведь она же может ещё позвонить?
— Может, — ответил я, глядя не на Лёшку, а на стену, увешанную суффиксами и приставками.
— Слушай, она сказала, что во мне уверена… — Лёшка помолчал. — Я не могу провалить переэкзаменовку! Раньше бы мог, а теперь… — Лёшка сжал кулаки. У него сильно заблестели глаза.
Я продиктовал Лёшке страничку из хрестоматии, поправил ошибки и ушёл, не сказав, что вчера разыграл его.
Через несколько дней ко мне пришли Владик и Вера, чтобы вместе ехать в Парк культуры и отдыха.
— Вы зайдёте или сразу поедем? спросил я с порога.
— Зайдём, — сказал Владик.
Они оба сели, но Владик сейчас же встал.
— Я должен сообщить тебе… — начал он.
— Сообщай, — сказал я.
— Ты не возражаешь, что я при Вере?
— Нет.
Если она тебя смущает, я её в два счёта могу выставить.
— Не надо.
— Как знаешь, — проговорил он немного разочарованно и наморщил лоб. — Одним словом. Володя, дело в том…
— Ну? — сказал я.
— …что Лодкин приуныл.
— Лёшка?.. — Я почему-то не ожидал, что Владик о нём заговорит.
— Его нельзя оставлять без присмотра! — вздохнула Вера так, словно приходилась Лодкину бабушкой и он давно уже отравлял ей спокойную старость.
— Молчи… — сказал Владик. Понимаешь, Володя, Лёшка опять стал меньше заниматься. Говорит, не осилить ему всей премудрости. Прямо старая песня… Его всё время вдохновлять надо…
— …и подгонять, — добавила Вера.
— Кто же его будет вдохновлять? — спросил я.
— Ты, — ответил Владик сразу.
— Я?..
— Ты.
— Как это?
— Так. Позвонишь, как в тот раз.
— За Анну Аркадьевну? Ну нет!
— Позвонишь! — сказал Владик внушительно. — Это будет иметь огромное воспитательное значение!
Я призадумался. В своей жизни я ещё не совершал поступков, которые имели бы огромное воспитательное значение. Пожалуй, что и поступков, которые имели бы просто воспитательное значение, пусть даже не огромное, мне тоже совершать как-то не приходилось.
Пока я припоминал свои наиболее важные поступки, Владик говорил Вере:
— Тебе необходимо держать язык за зубами. Если ты хоть кому-нибудь расскажешь то, что знаешь, это может дойти до Лодкина и…
— Для чего ты мне втолковываешь? — запричитала Вера громко, но не очень обиженно. — Что я, трепаться собираюсь, да?
— Да, — ответил Владик. — Когда у тебя чешется язык, я это замечаю по твоим глазам. Но знай: если Лёшка узнает, он провалит переэкзаменовку и останется на второй год. И тогда, — Владик произнёс это с расстановкой, — весь наш класс… вся школа… весь район…
Верины глаза широко раскрылись. Она со страхом ждала, что же произойдёт с классом, школой и районом. Но Владик только грозно спросил:
— Понятно?
— Я не проболтаюсь, — быстро сказала Вера.
Владик кивнул.
— Ты поговоришь с Лёшкой вечером, от нас, — сказал он мне. — И не забудь, что он может задать тебе какой-нибудь вопрос, как тогда… — Владик озабоченно покачал головой.
Кончилось тем, что они с Верой отправились в Парк культуры и отдыха, а я, чтобы вечером не оплошать, решил взяться за грамматику и синтаксис.