Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка (Повести) - Глущенко Валентин Федорович (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
— Ты, дочка, Марусю не замай. И так наломалась за день. А ужином угости, — сказал Евмен Тихонович.
Неутомимая Надюшка словно бы только этого и ждала. Принялась ощипывать птиц. Втравила в работу Кольку. У нее стоило поучиться. Опалила копалух, выпотрошила Колькиным ножом, разделила на части, сложила в котелок, сбегала на реку за водой. Все она умела, все кипело в ее маленьких руках.
Никто не удивился, когда она позвала:
— Айдате ужинать!
За чисто выскобленный стол, сколоченный из толстых плах, уселись впятером.
На стене горела жестяная лампа. Посередине избушки стояла чугунная печка. Вдоль стен тянулись нары, застеленные свежей травой.
— Ну как, Маруся, ничего дочка? Примешь в дело? — спросил Бурнашев.
Маруся похвалила Надюшку за вкусный суп и за чай.
А Евмен Тихонович прибавил:
— Она у меня молодец, старается. Без матери выросла. Степанка, можно сказать, она вынянчила.
Маруся ласково провела рукой по золотистым Надюшкиным волосам. И это прикосновение значило для девочки многое. Другие, может быть, не заметили, а Колька видел, как счастлива Надюшка.
Дедушкина избушка
— Вставай же, вставай, соня! Бужу его, бужу, а он знай отмахивается да брыкается, ровно жеребенок. Эх, тюха-матюха! И глаза-то не смотрят. Немного — и без тебя уплыли бы!
Колька провел кулаком по глазам, увидел хохочущую Надюшку, все припомнил, сорвал с гвоздя рюкзак и побежал умываться.
Он примостился на камешке в том месте, где в Холодную впадал Горюй, первый большой приток по пути в верховья. Здесь тоже бурлила и скрежетала маленькая шиверка. Но, по сравнению с Холодной, выглядел Горюй недоразвитым ребенком, приковылявшим к могучей, полной сил и здоровья матери.
Еще более немощным представился Горюй, когда к исходу нового дня путники достигли второго крупного притока — Шалавы.
Кристально чистая, будто наполненная из глубокого горного источника, Шалава выла и бурлила, отодвигая далеко в сторону мощные воды Холодной.
Дедушка Филимон пригласил отведать воды. Сам он пил долго, с наслаждением, приговаривая:
— Пейте, пейте! Чашка-то какая большая! Бо-о-оль-шая чашка!
Вода в Шалаве была вкусна и так холодна, что ломило зубы. Впрочем, непомерная сила и буйство реки не особенно радовали.
Глядя на дико воющую шиверу, Евмен Тихонович почесал затылок:
— Крутенько… Проморгаешь — не пощадит.
Дедушкина избушка помещалась на крутояре. Ребята собрались бежать к ней.
Но дедушка прикрикнул:
— Стой!
Собаки вели себя странно. Бегали вокруг избушки как сумасшедшие. Шерсть на загривках вздыблена.
Дедушка и Евмен Тихонович переглянулись, проверили ружья и осторожно направились к избушке. Колька и Надюшка получили приказ сидеть в лодке и, в случае чего, отчалить от берега. Но скоро взрослые кликнули ребят наверх.
В избушке царил невообразимый содом. На полу валялись сухари, сплющенный котелок, обрывки мешковины…
— Пакостник пожаловал, — сказал дедушка Филимон. — Мошенник! Сколь сухарей пожрал. А я-то запасал их на зиму, чтобы осенью меньше груза плавить…
Подняв с пола раздавленный котелок, дедушка Филимон неожиданно расхохотался.
— Ты что, Митрофаныч? — удивился Евмен Тихонович.
— Как — что? Погляди! Уморительно!
— Да постой ты смеяться, объясни толком, — остановил его Бурнашев.
— Что и объяснять… Первым делом косолапый, когда вошел в избушку, сорвал с крюка мешок с сухарями, к потолку был подвешен. Половину сожрал, половину разбросал. Стал шарить в избушке, нашел котелок с топленым маслом. Я про масло-то забыл… Взял Михаил Иваныч котелок, открыл, давай пить масло. Шибко сладко.
Вытряхнул в пасть остатки, а мало показалось, еще хочется. Тогда он стал жать котелок, может, думает, не все вытекло, может, внутри осталось. Вот и сплющил котелок.
Разбросанные сухари собрали, сложили в новый мешок и снова подвесили к потолку. Дедушка Филимон, Евмен Тихонович и Колька перетаскали из лодок в избушку продукты, сети, вещи. Надюшка, по примеру Маруси Бобылевой, выскоблила добела стол, нашла старое ведро и принялась мыть пол.
Колька занялся костром и чаем. Взрослые присели у костра и закурили.
Хозяйство у дедушки Филимона было устроеннее, чем у Маруси. Такая же избушка, рубленная в лапу, крытая толстыми плахами. Но при избушке — небольшая пристройка, столярная мастерская. Метров на двадцать вокруг жилья лес был спилен, большая часть пней выкорчевана. Зеленело несколько грядок со свеклой и морковью; по длинным тычинкам тянулись кверху гороховые плети, увешанные крупными зелеными стручками. На небольшом поле уже отцветал картофель.
— Хорошо у тебя, Митрофаныч, — похвалил Евмен Тихонович.
— Я рассудил так, — последовал ответ: — большую часть времени приходится жить в лесу. Так уж лучше жить хорошо. У Пимена Бобылева когда-то получше было заведено и в тайге и дома. Однако не повезло ему. Заимку основал в одиннадцатом году. Своей семьей тайгу раскорчевал, построился. А тут — гражданская война… Средний сын, Петр, в партизанах ходил, и все Бобылевы партизанам помогали. Никто не мыслил однако, что колчаковцы в Бобылиху пожалуют. Побаивались кадеты тайги. И вдруг, неожиданно, принимайте! Спасся Пимен потому, что дома не присутствовал. А из семьи никого в живых не осталось. Хозяйство кадеты разграбили, заимку сожгли. Пимен ушел в партизаны. Когда Колчака разгромили и советская власть установилась, у нас еще долго банды орудовали. Пимен с сыном Петром первые годы в городе, в милиции служили. Только в двадцать третьем году на старое место вернулись. Сызнова хозяйство наладили, отстроились. Тогда же и другие стали рядом с ними селиться. Ну, все бы хорошо. Петр женился, жизнь наладилась. И опять колесо заело. Петр коммуну организовать в Бобылихе затеял. Коммуна, можно сказать, не состоялась. Утоп Петр как-то весной вместе с жинкой. После этого дважды горели Бобылевы. Едва построится Пимен — шшик! И махнул, видно, старик рукой. Эдак вот… А иные по нерадению прозябают. Крыша протекает, изба валится — неважно, это и дедам нашим доводилось… Зато на дрова я выберу себе лесину, чтобы без сучка, без задоринки. Колоть легче.
Дедушка опустил в котелок кусок кирпичного чая, помешал ложкой.
— Слыхал я про Петра Бобылева, Митрофаныч. И никто толком не знает — утопили его или утонул, — сказал Евмен Тихонович.
— Темное дело… В двадцать девятом году я в Бобылихе не жил. Хозяйствишко имел в Нестерове, зимой зверя промышлял. Ходил подрабатывать и на лесозаготовки…
Филимон Митрофанович поворошил палкой огонь. В темноту взметнулся трескучий вихрь искр. Подошла Надюшка, закончившая уборку, и присела рядом с Колькой.
— Ну и вот… Как раз вместе с Григорием Ивановичем Лебедевым лес у Лосиной протоки катали. Был он тогда молодой, бойкий, пошутить любил и никакой не директор, а мой подручный. Произошло это, никак, в конце мая. Холодная недавно очистилась. Вода большая… Гринька — Григорий Иванович, значит, — первым увидел, кричит: «Ура, ребята! Мешок плывет! Что найдем — на всех делим!»
Прыгнул в баркас. За ним я, грешным делом, и еще один мужик. Мы на веслах, Гринька с багром. Подцепил он этот мешок и побелел, ровно инеем подернулся. Слова не в состоянии молвить. Мы тоже струхнули. Не мешок, а мертвого человека поймал Григорий. Одет в брезентовый плащ, вздуло его…
А с берега орут: «Тащи! Чего мешкаете!»
Подволокли мы утопленника к берегу, поглядели — Петр Пименович Бобылев. Следователя вызвали. Ну, так и далее… Выяснилось, что Петр вышел с женой на рыбалку сюда, к Шалаве. Жену так и не обнаружили. Долбленка отыскалась разбитая у порогов. Определенных следов убийства не оказалось. Был изрядно пробит висок. Но это не доказательство. При падении о камень мог удариться. Пробовали искать… Да какие могут быть следы! Время упустили. Конечно, трудно подумать, чтобы такой опытный таежник оплошал. А все же, чем бес не шутит!.. Пимен не верил, да и до сих пор не верит. Были догадки, но все-таки никого не нашли. Остался Пимен Герасимович один с трехлетней внучкой, с Марусей. Воспитал, образование хотел дать. Но заболел. Маруся только до седьмого класса дошла. Вернулась в Бобылиху, по хозяйству стала помогать, промышлять начала… Потом вышла замуж за председателя артели. Толковый был парень, дело начал налаживать. Да нарвался в тайге на медведицу и погиб… Когда у нас артель организовалась, Пимен все получше норовил сделать. Но никак не мог ужиться с большинством председателей. Опять же, словно на грех, председатели больше неудачные попадались, менялись часто. Однако с тем председателем, со своим зятем, старик будто воскрес. Никто лучше Пимена здешних мест не знает. Тоже сеять нацеливались, хозяйство расширять, пасеку большую заводить… И снова — клин! Несчастный случай…
