Бульвар под ливнем (Музыканты) - Коршунов Михаил Павлович (онлайн книга без TXT) 📗
Андрей опять выглянул в окно. Город затягивала легкая облачная пелена. Город оставался, а Андрей Косарев, студент второго курса Консерватории, улетал впервые в жизни за границу, на свой первый в жизни международный конкурс. Права была его мать, которая на прощание шепнула: «Я в тебе не ошиблась». Для нее он действительно превратился в дорогую вещь, почти в такую же, какая была у него в руках, в скрипку Страдивари.
Стюардесса разнесла журналы, проспекты, газеты. Андрей выбрал проспект «Dubrovnik». Он уже читал о Дубровнике, но хотел посмотреть проспект, изданный в Югославии. В проспекте было много цветных фотографий. Андрей разглядывал фотографии, прочитывал подписи к ним. Все вполне понятно: «Pogled» — вид, «Hidrogliser» — гидроглиссер, «Vila „Jahorina“» — вилла «Яхорина», «Ljetna restoracija» — летний ресторан. Дубровник был удивительно белым, с оранжевыми черепичными крышами. И все это плавало в совершенно синем море. Может быть, только на фотографии стены домов были такими белыми, черепичные крыши такими оранжевыми, а море таким синим. На месте выяснится. Узкие улочки, черные железные фонари на стенах домов. Высокие церкви. Мраморные ступени и большие каменные плиты, которыми покрыты все узкие улочки.
Сосед с трубкой увидел, что Андрей разглядывает Дубровник.
— Прекрасно, — сказал он с акцентом и для чего-то зажег свою зажигалку, поглядел на огонь и погасил. Потом потянул трубку — она у него при этом вспыхнула, будто стоп-сигнал автомобиля, — медленно выпустил дым и спросил: — Вы коммерсант?
— Нет. Скрипач.
— Прекрасно. Я тоже не коммерсант.
Больше сосед ничего не сказал и занялся только трубкой. Она удобно устроилась в его руке, тихонько сопела.
Вдруг стюардесса подошла к Тамаре Леонтьевне и что-то у нее спросила. Тамара Леонтьевна показала на Андрея. Стюардесса подошла и протянула Андрею листок бумаги, на котором было что-то написано карандашом.
— Вам телеграмма, — сказала стюардесса.
Андрей удивился. Но еще больше удивился толстый сосед:
— Телеграмма?
— Принимаем в исключительных случаях, — ответила стюардесса. — Все зависит от срочности текста.
Андрей медленно и не один раз прочитал телеграмму. Каждое слово отдельно. Два местоимения и глагол. «Я тебя люблю». И еще подпись — «Рита». Андрей убрал телеграмму в карман и стал думать о том, что он победит. Что это окончательно. Теперь окончательно. Он будет сражаться за победу так, как никогда еще не сражались ни за одну победу! Андрей снова достал листок и снова прочитал: «Я тебя люблю».
В Белград прилетели через два с половиной часа. Здесь у Тамары Леонтьевны и Андрея была пересадка на местный самолет.
Самолет был не реактивный, а винтомоторный, очень домашний, уютный. На специальных деревянных полочках с круглыми вырезами стояли вазочки с розами. Их было много. И в самолете пахло розами.
Теперь у Тамары Леонтьевны и Андрея места были рядом.
— Ты не устал? — спросила Тамара Леонтьевна.
— Что вы! Конечно, нет! — удивился Андрей. Он теперь не может уставать.
Тамара Леонтьевна была самым спокойным человеком во всей Консерватории. Тамару Леонтьевну уважали студенты, потому что ее спокойствие и уверенность всегда передавались и студентам на сцене во время концерта или экзамена. А про международный конкурс и говорить нечего.
Среди пассажиров Андрей увидел девушку со скрипкой. Девушка заметила Андрея. Они оба сразу поняли, что летят в Дубровник по одному и тому же делу — на конкурс. Девушка была одета в брючный костюм, и, как показалось Андрею, на ней была почти мужская фетровая шляпа. С девушкой была пожилая женщина, очевидно, ее концертмейстер.
На борт самолета поднялись пилоты и пошли в кабину между креслами пассажиров. Взглянули на скрипки Андрея и девушки. Девушка держала скрипку на коленях. И один пилот весело кивнул девушке, потом Андрею. Другой пилот вынул из вазы большую красную розу и подарил девушке. О конкурсе скрипачей было известно и здесь, в Белграде. Очевидно, пилоты везли на своем самолете уже не первую партию скрипачей. Девушка улыбнулась пилотам и положила розу на скрипку.
Самолет летел над горами, серыми, с черными мелкими кустами. Кусты напоминали бараньи шкурки, такими они были черными и густыми. Изредка видны были селения, тихие и суровые. Стюардесса объявила, что это Черногория. Причем она сказала, что объявляет для гостей, которые впервые летят к Ядрану, так называется Адриатическое море. Потом она еще предложила пассажирам взглянуть в окна на шоссейную дорогу. Отчетливо видна была буква «М», выписанная самим шоссе среди серых скал. Шоссе прокладывал инженер в конце прошлого столетия. Сделал эту букву «М» нарочно: так он увековечил память о своей любимой, имя которой было Мария.
Андрею показалось, что их самолет пролетел точно над буквой. Что летчики сделали это нарочно. Может быть, это их талисман?.. Давно уже, очевидно, нет инженера и его возлюбленной, а буква «М» лежит в горах, сохранилась под всеми снегами и дождями.
Как Рита сумела послать телеграмму в самолет? Удивительно. «Все зависит от срочности текста». И правда, какой еще текст может быть важнее этого для людей, когда они расстались и когда они, может быть, не хотели расставаться? Если бы Андрей был дорожным строителем, он бы написал имя Риты. Увековечил.
На аэродроме в Дубровнике Тамару Леонтьевну, Андрея, девушку со скрипкой и ее аккомпаниатора встретил член организационного комитета конкурса. Он представился:
— Господин Милош. — На лацкане его твидового пиджака был приколот значок конкурса. — Прошу в машину, — сказал господин Милош.
Он разговаривал сразу и на русском и на английском языках. Потому что девушка была англичанка. Девушку звали Маделайн, а ее концертмейстера миссис Пратт. Маделайн держала вместе розу и скрипку.
— Эрнст, — сказала Маделайн Андрею и показала на розу и свою скрипку.
И вдруг Андрей понял, что она имела в виду Генриха Эрнста и его произведение «Последняя роза лета». Труднейшее в техническом отношении. Она его играет? Или ее просто поразило совпадение собственной скрипки и розы? В Москве лучше всех сейчас исполняет Эрнста Гидон Кремер. Андрей так считает. Кремер два года как окончил Московскую консерваторию. Завоевал в Брюсселе третью премию, в Монреале — вторую, в Генуе — первую и на конкурсе имени Чайковского тоже первую. На конкурсе Чайковского, на втором туре, он играл «Последнюю розу лета». Андрей слушал. Забыть невозможно!
Господин Милош усадил всех в легковую машину, на переднем стекле которой был такой же значок, как и у него на лацкане пиджака. Только большего размера.
Машина поехала вначале по открытому шоссе, потом начались первые улицы Дубровника. Это были новые современные дома, с наружными деревянными шторами, которые опускались сверху. Шторы предохраняли от сильного солнца. Навстречу, на бесшумной скорости, мчались туристские автобусы «Putnik». Величественно исчезали, как дирижабли. Вдоль дороги густо росли оливы. Их острые листья стального цвета напоминали наконечники стрел.
Андрей смотрел в окно. Его первая заграница. Первая страна, в которой он будет отстаивать флаг своей страны, своего искусства. Всего, чему его научили с первого класса музыкальной школы. Андрей ждал, когда покажется тот Дубровник, который он видел в проспекте, — с оранжевыми черепичными крышами, узенькими улочками, мраморными ступенями. Но пока что они ехали совершенно современным городом. Только попался трамвай с зелеными занавесками. Тоже от солнца. Трамвай спереди и сзади был заклеен афишами конкурса. И на крыше его тоже была вырезана из фанеры большая скрипка. Потом вдруг попались маленькие повозки, запряженные осликами. На повозках были навалены дыни и корзины с виноградом, а на одной — скрученные в трубку ковры. Их концы свешивались почти к самой земле. Ослик, который тащил повозку, сам был накрыт ковром. Это уже напоминало Дубровник с черепичными крышами.
Отель, к которому подъехала машина, назывался «Босанка» — «Vila „Bosanka“». Стены его, как и трамвай, были заклеены афишами конкурса. Висели флаги стран-участниц. Андрей попробовал их пересчитать, но не успел — надо было выходить из машины.
