Горькие шанежки(Рассказы) - Машук Борис Андреевич (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Шурка тоже сбросил свою ношу, сразу почувствовав необыкновенную легкость в плечах. Поднявшись к куче, захватил горсть пшеницы, набил ею рот и, жуя теплые зерна, разглядел тянувшуюся от кучки дорожку. Сначала она была сплошная и приметная, но дальше пшеница рассыпалась все шире, разбросаннее, и, немного пройдя по линии, Шурка уже едва мог разглядеть зернышки, перемешанные с мелким балластом.
— А я догадался, деда! — воротясь, сообщил он. — В каком-то вагоне есть щель. Через нее пшеница и сыплется. Так?
Дед кивнул, расстилая между рельсами кусок мешковины.
Став на колени, они пригоршнями стали пересыпать пшеницу на тряпку. Как и дед, Шурка зачерпывал ее, подводя горсти одна к другой, но торопился и много зерна сыпалось обратно. Дедовы же большие пригоршни сходились осторожно, наполнялись до краев и ни одно зернышко не просыпалось. Потом дед спустился под откос, вернулся с куском ржавой жести и полынным веничком в руках. Сметая на жестянку остатки пшеницы, перемешанной с балластом, он около мешковины потихоньку провеивал зерно. Камешки падали прямо, а зерно ветер сносил чуть-чуть в сторону, прямо на тряпку.
— Ведра два, поди будет! — обрадовался Шурка, когда работа была окончена. — А молоть ее седни будем, деда? Я покручу крупорушку? Я это вовсю уже умею…
— Смолоть, Шурка, все можно, — негромко сказал дед. — Дело это не мудрое…
Захватив все четыре угла мешковины, он крепко стянул их крестом. Подняв узел, поднес его к вязанке и увязал вместе с ней.
— Помоги-ка, Шурк!
Поднатужась, вдвоем они взвалили вязанку сена деду на спину, а узел с зерном — на грудь. Дед одной рукой еще и Шурке помог поднять его вязанку, и они пошли дальше.
Когда поравнялись со станцией, дед вдруг свернул к крылечку дежурного. Там, поджидая очередной поезд, стояла Нинка-холостячка — рослая и красивая, с длинными волосами, спускавшимися из-под красной фуражки.
— Ты, дочка, — попросил дед, — позвони-ка в Узловую. Вишь, какая беда… В том составе, что перед этим ушел, какой-то вагон испорчен. А в том вагоне пшеница. Сыплется, понимаешь. Пускай там посмотрят, заколотят дыру. Это ж сколько добра пропадет, пока до места доставят…
— Ладно, дедушка, сейчас позвоню, — пообещала Нинка и, глянув в сторону выемки, из которой выбирался новый состав, скрылась в станции.
— Ну вот, теперь ладно будет, — сказал дед, торопясь перейти линию. — А птицам по стольку рассыпать — больно густо…
Шурку с дедом уже заждались. Пузатая Белянка сразу уткнулась мокрым носом в сено, шумно завздыхала. А работников дома ожидала на столе теплая картошка, политая простоквашей, чашка с капустой, кружки с чаем. Когда Шурка с дедом умылись и сели к столу, бабка достала с дальней полки завернутую в полотенце четвертушку хлебной буханки — черную, ноздреватую, — все что осталось до завтрашнего вечера, до развозки. Отрезала всем по ломтику, остаток завернула и опять спрятала.
Обычно за едой дед негромко переговаривался с бабкой о разных делах и новостях, над Шуркой подтрунивал. Но сегодня он ел молча, старательно подносил ложку ко рту, как всегда, подставляя снизу кусочек хлеба, который почти и не уменьшался. Поэтому и Шурка молчал, хотя ему не терпелось рассказать бабке про находку на линии. «Может, дед хочет бабушке сразу готовую муку отдать? Но такое не похоже на него…»
— Картошек, отец, совсем мало осталось, — сказала бабка. — Прямо беда… В подполье и лазить не хочется. Окромя семян и нет ничего.
— Семенную трогать не будем, — негромко проговорил дед. — Нонче огород пошире занимать надо. К осени, думаю, едоков в доме прибавится…
Он поднялся из-за стола, у двери снял с гвоздика кепку.
— Я, мать, в деревню схожу. С Фролом потолковать надо.
Выйдя за ним следом, Шурка увидел, что дед выудил из узла горсть зерна, завернул его в носовой платок и положил в карман. Нет, что-то затевает дед, по всему видно.
— Деда! — подступился Шурка. — Я с тобой в деревню пойду?
— А тут управляться кто будет?
— Так я успею…
— Ну что ж, — усмехнулся дед. — Пошли, коль ноги не притомились.
Председателя они застали в конторе. Несмотря на тепло, Фрол сидел за столом в дождевике и фуражке. Подняв голову от каких-то бумаг, он внимательно посмотрел на деда, скользнул взглядом по Шурке и, будто только узнав их, шагнул из-за стола, стукнув деревяшкой.
— Здорово, товарищи железнодорожники! Это какая ж забота вас в колхозную контору привела?
Дед присел на лавку у стены, тронул рукой бороду, усмехнулся:
— Тороплив ты, Фрол…
Председатель чуток вроде смутился, вернулся к столу, достал серый кисет, стал сворачивать цигарку.
— Так время нонче торопливое больно. Я вот только с поля приехал, сводку оттарабанить надо да и опять ворочаться. Сеем, вишь ли какое дело…
— Управляетесь? — осторожно полюбопытствовал дед.
— Крутимся, отец. Самая запарка сейчас. Гусеничников чертовы эмтээсовцы только два дали, а на колесниках не вытянешь. Обещают еще подбросить, а когда это будет? Когда соседи отсеются. Другой раз так замотаюсь, что и вспомнить не могу, вчера было что или это еще сегодняшний день тянется…
Но о своих бедах, как Шурка заметил, председатель говорил с какой-то даже озороватостью, бодро попыхивая самокруткой. Будто даже это не он, а совсем другой человек когда-то приносил к ним в дом ведро озадков. И не было теперь на дядьке Фроле солдатской шапки со щербатой звездой во лбу. Даже рука его раненая теперь шевелилась бойчее.
Поговорив о колхозных делах, дед достал платок, развернул его и протянул председателю.
— Глянь-ка…
Фрол осторожно взял платок, поднес к свету и стал разглядывать пшеничные зерна. Даже зачем-то понюхал их и с удивлением глянул на деда.
— Откуда оно у тебя?
— Да уж не краденое…
Дед рассказал о находке на линии.
— Вот же гады! Вот ротозеи! — стукнув кулаком по коленке, ругнулся председатель. — Тут над каждым килограммом трясемся, а они зерно по линии рассыпают… А знаешь, дед, это пшеничка заморская, — чуток успокоясь, заметил он. — Я как-то читал в газетке, что во Владивосток пришли пароходы с грузами для нас. От союзников. — Председатель еще полюбовался лежащим на ладони зерном. — Крупная, язви ее… Молоть будешь?
Дед нахмурился.
— С таким делом я б к тебе не пожаловал…
— А что ж с ней делать?
— Сеять! — коротко сказал дед.
Фрол тоже вскинулся, распрямился.
— Сеять?.. Эту пшеницу у нас сеять?
— Наша земля, Фрол, — строго сказал дед, — не слабее той, что это зерно поднимала.
— Да я о другом, — смутился председатель. — Ты… Сколько ее у тебя?.. Ведра два, говоришь? Где же их сеять?
— А это пока не твоя забота. Ты дай мне на полдня коня да плуг с бороной.
— Да кто сеять-то будет? Ты, что ли? Так ты же, как говорится, коренной железнодорожник!
Дед усмехнулся.
— Это-то верно. Только вот вы с Шуркой народ грамотный, берите счеты да раскиньте сами. Нынче мне шестьдесят пятый. Двадцать годов я на железной дороге состоял. Еще восемь лет кладите на империалистическую и гражданскую. Из-за них, мне, язви его, и жениться вовремя не пришлось. Сколько получается? А остальное время с самого мальства я же, как весь наш род, землепашеством занимался. И в Рассее, и в Забайкалье. Вот и считай…
Председатель задумчиво посмотрел на него.
— Ладно, дед, пусть так, — сказал он. — А где ж ты сеять-то собираешься?
— Что у нас земли нет?
— Ну ты, старый, как малый… Есть же указы, есть нормы на огороды для частного сектора. Никто тебе лишней сотки не даст.
— Так это ж на колхозной земле…
— А у тебя что, своя заимелась? — прищурился председатель.
— Мы, Фрол, живем в полосе отчуждения, разве не так? Ай забыл, что по сто шагов от железной дороги в обе стороны казенными называются? Или не знаешь, сколько у нас огородов какой уже год пустует?
— Да знаю, знаю, — хмуро сказал Фрол. — Только чертовщина же все одно получается. В районе твоя посевная, дед, такого шуму наделает, что и зерну не рад будешь. Это же… Понимаешь, как при единоличном хозяйстве все получается. И когда, скажут? В сорок пятом для себя посеял пшеницу старик…
