Ильза Янда, лет - четырнадцать - Нёстлингер Кристине (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Бабушка сильно нажала кнопку звонка. Звонок у нас очень громкий. Я услышала голос Оливера:
– Звонят! Можно я открою?
А потом голос Татьяны:
– Я открою! Я хочу открыть!
Потом раздались шаги. Это были шаги советницы. Она шла к дверям – шаги приближались.
– Это мать Курта, – шепнула я. Бабушка кивнула.
Советница открыла дверь.
– Добрый день, – сказала бабушка. Советница глядела на нас растерянно. Она не знает бабушки. Она так растерялась, что даже не спросила меня, почему я не в школе.
Оливер и Татьяна стояли у нее за спиной.
– Кто это? – спросил Оливер, указывая на бабушку.
– Я Эрикина бабушка, – сказала бабушка.
Оливер и Татьяна уставились на бабушку. Они никогда еще ее не видели. Не знаю даже, имели ли они представление о том, что у меня другая бабушка, чем у них.
– Кто там пришел? – крикнула мама из ванной.
– Это я, – сказала бабушка.
– Кто? – снова раздался из-за двери голос мамы. Это «кто?» прозвучало не только удивленно, но и испуганно. По-моему, мама узнала бабушкин голос.
– Пришла Эрика с госпожой Янда, – сказала советница.
В ванной послышался всплеск воды. Как видно, мама резко поднялась из ванны, и вода выплеснулась на пол.
– Я иду! – крикнула мама. Советница обратилась к бабушке:
– Может быть, вы разденетесь? – Она указала на вешалку.
Бабушка сняла пальто и повесила его на крючок. Я тоже сняла пальто и повесила его рядом.
– Проходите, пожалуйста, – сказала советница. Она все еще глядела на нас в полной растерянности.
Мы прошли за советницей в гостиную. Сели на диван. Я сидела, прижавшись к бабушке, и, если бы мне не казалось, что это выглядело бы глупо, я дала бы бабушке руку, чтобы она ее крепко держала.
Советница уселась на стул перед телевизором, напротив нас. Между нами и ею был только стеклянный журнальный столик. На нем настольная зажигалка, а рядом пачка сигарет и коробка спичек. Зажигалка у нас вообще не работает.
– Разрешите вам что-нибудь предложить? – спросила советница и стала передвигать на столе сигареты и спички. Она двигала их до тех пор, пока обе коробки не легли параллельно друг другу и краю стола.
– Спасибо, нет, – сказала бабушка. Бабушка сидела на диване, выпрямившись, словно аршин проглотила. Казалось, она совершенно спокойна, ничуть не волнуется. Но я знаю мою бабушку. Я видела, как она волновалась. Руки она сложила на коленях. Одна рука на другой. И большим пальцем нижней руки почесывала ладонь верхней. Она всегда так делает, когда очень волнуется.
Оливер и Татьяна стояли в дверях гостиной. Они глядели на нас с любопытством.
– Идите играть в свою комнату, – сказала им советница.
Оливер покачал головой, а Татьяна ответила:
– Нет! – Медленно и как бы раздумывая о чем-то, она подошла к нам, показала рукой на советницу, потом на бабушку и сказала:
– Вот моя бабушка, а вот Эрикина бабушка.
Моя бабушка кивнула.
Советница передвинула сигареты и спички – теперь они лежали параллельно другой стороне столика.
– А есть еще одна бабушка, – сказал Оливер. – Мамина бабушка. Но мы на нее сердимся, она глупая!
– Оливер! – громко сказала советница. Голова Оливера исчезла за дверью.
Я услышала, как он хихикает в передней. Потом я услышала, как открылась дверь ванной. Мама сказала Оливеру:
– Веди себя прилично, Оливер.
А потом она вошла в гостиную. Она была в купальном халате, с мокрыми волосами, а лицо совсем голое. Без тона, без ресниц, без губной помады, без теней на веках, даже глаза не подведены. Рядом со стулом советницы стояло большое кресло в цветочек. Мама взглянула на меня и на бабушку, потом на советницу и на кресло. Она стояла в нерешительности. Потом подошла к обеденному столу, взяла стул и пододвинула его к нам. Она поставила стул рядом с журнальным столиком и села. Теперь она сидела между советницей и мною.
– Да садись сюда! – сказала советница, указывая на кресло.
Мама взяла сигареты и спички.
– Почему ты не в школе? – спросила она меня.
– Почему ты не в школе? – крикнула Татьяна.
Она ползала вокруг советницы по ковру.
– Из-за Ильзы, – сказала я.
Я опять пищала, как мышонок. Мама поднесла спичку к сигарете. Сигарета дрожала у нее в руках.
– Что ты сказала? – советница наклонилась ко мне. Она малость глуховата. Мышиный писк ей не услыхать.
– Из-за сестры! – рявннула бабушка. Бабушка прокричала это так же громко, как она обычно разговаривает с дедушкой. Советница в ужасе вздрогнула.
– Что с Ильзой? Вы что-нибудь знаете? – У мамы тоже был голос, как у мыши.
Бабушка подтолкнула меня локтем. Она хотела, чтобы рассказывала я. Я поглядела на нее. Я хотела, чтобы рассказывала она.
– Да говорите же! – крикнула мама. – Что с ней? С ней что-нибудь случилось? Да говорите же скорей!
– Если открытка из Флоренции идет два дня, можно сказать, что по крайней мере позавчера с ней было все в порядке, – сказала бабушка.
Мама прислонилась к спинке стула. Она закрыла глаза и громко выдохнула воздух. Сигарета в ее руке больше не дрожала.
– Она написала вам открытку? – спросила советница.
– Нет, – сказала бабушка.
– Кому же она написала открытку? – продолжала допытываться советница.
– Она вообще не писала никакой открытки, – сказала бабушка.
– Что же вы тогда говорите? – советница покачала головой.
Мама все еще сидела с закрытыми глазами. На ее сигарете уже было довольно много пепла. Я встала, принесла с подоконника пепельницу и поставила ее на стол перед мамой.
– Главное, она жива. Главное, она вернется, – сказала мама.
Она открыла глаза и стряхнула пепел в пепельницу.
Бабушка кивнула.
– Так что же с этой открыткой из Флоренции? – осведомилась советница.
– Эрика все разузнала, – сказала бабушка.
– Как это так Эрика все разузнала? – спросила советница.
– Потому что она... – начала было бабушка, но советница перебила ее.
– Так, значит, она, – советница поглядела на меня с возмущением, – все время что-то знала и ничего не говорила!
– Ничего она не знала все время, – громко сказала бабушка. – Она все разузнала!
– А почему же...
– Пожалуйста, дай сказать бабушке, – попросила мама.
Она так и сказала «бабушке». Не «старой Янде». И даже не «фрау Янде».
Не знаю, заметила ли это бабушка и заметила ли сама мама. Но советница определенно отметила слово «бабушка». Она оскорбленно поджала губы. Весь ее вид говорил: «Теперь я не скажу больше ни слова».
– Так вот, Эрика и один... Как его зовут? – спросила меня бабушка.
–Али-баба его зовут, – сказала я.
– Так вот, Эрика и Али-баба выяснили, что Ильза во Флоренции.
– Одна? – спросила мама. Она сказала это совсем тихо.
– Разумеется, не одна. Она поехала с молодым человеком на его машине, – пояснила бабушка.
Она сказала это так, словно для девочки самое обычное дело – разъезжать на машине с молодым человеком.
– Автостопом? – спросила мама.
Мама вообще-то против автостопа, но, по-моему, сейчас ей очень хотелось услышать, что Ильза путешествует автостопом.
Бабушка смотрела на маму в упор, словно хотела ее загипнотизировать.
– Нет, не автостопом. Этот молодой человек – ее друг, ее...– Бабушка минуту помолчала, вздохнула, а потом продолжала: – Надо называть вещи своими именами. Ее возлюбленный.
Я покосилась на советницу. Та все еще сидела, поджав губы, с оскорбленной миной.
Татьяна пристроилась на ковре рядом с советницей.
– Воз-люб-лен-ный, – пробормотала Татьяна, а потом повторила: – Воз-люб-лен-ный!
Это слово было для нее новым. Видно, оно показалось ей красивым.
– Эрика, уведи отсюда ребенка. Ребенку тут слушать нечего, – зашипела советница.
– Да она ведь этого еще не понимает, – сказала бабушка.
Если Татьяна замечает, что от нее хотят избавиться, она уж точно не уйдет. Она вскарабкалась на диван, села рядом с моей бабушкой, сложила руки на коленях, точно как она, и крикнула: