В просторном мире - Никулин Михаил Андреевич (электронные книги без регистрации txt) 📗
И вдруг девочка вырвалась из плотного кольца товарищей, в одну минуту догнала Мишу и Гаврика, сунула крайнему из них книжку, хотела что-то сказать, но только крикнула:
— Хлопцы, це ж така кныжка — арбузив и мэду не треба! — и вихрем умчалась назад.
Книжка была действительно замечательной и хорошо знакомой Мише и Гаврику. На ее обложке вслед за столяром Лукой Александровичем и его сынишкой Федюшкой, глядя им в спины, шла лохматая, с лисьей мордой собачка. Это была самая настоящая Каштанка, возвращавшаяся домой после горестных скитаний, после неудачного дебюта в цирке.
— Миша, махай, махай им шапкой!
Вслед за Гавриком Миша снял шапку, и оба широко замахали. Школьники дружно ответили им. Белобрысая девочка, как флажком, махала сорванной со светлой головы шалью.
— Миша, больше ей! Ей больше! — волновался Гаврик.
И только старик Иван Никитич опять не к месту вспомнил, что телятам «надо убавить молочного рациону».
Местом обеденной стоянки оказались целинные выпасы с жестким, застаревшим пыреем, с ковыльной белизной на пригорках. В глубокой лощине синел пруд, отражающий безоблачное небо и темное сплетение веток высоких верб.
Глинистые берега пруда были исслежены дугообразными, уже затравевшими отпечатками малых и больших конских копыт. Недалеко от воды торчали глубоко врытые, очищенные от коры дубовые сучковатые сохи.
К этим сохам ребята привязали дойных коров. Дед же, отогнав телят и остальных коров в конец пруда, где на влажной низине пробивалась по-весеннему свежая зелень, сказал:
— Красно-бурую для спокойствия спутал. Вы уж тут действуйте по всем правилам, как знатные доярки, а я с вещичками пойду туда.
Забрав мешок и сумки, он пошел к большому двору, обнесенному каменными конюшнями. Во дворе было пусто, и только с крылечка маленького флигеля под камышовой крышей наблюдали за дедом и за ребятами двое мужчин да стояла заседланная лошадь, привязанная к деревянному столбу, поддерживающему кровлю крыльца.
Гаврику первый раз предстояло подоить корову, и Миша должен был научить его новой специальности. Вчера вечером Миша доил коров вместе с теткой Зоей. От нее он узнал немного больше того, чему его научила тетка Дарья, кухарка тракторной бригады. Гаврик тем временем был с дедом в доме и поэтому не знал, откуда вдруг в кармане Мишиного полушубка оказались коротенькое чистое полотенце с розовой каймой и кусочек желтого туалетного мыла.
— Получил от тети Зои?
— От нее, — ответил Миша. — Давай-ка руку.
Миша, достав карманный ножичек, стал обрезать Гаврику ногти.
— Она сказала?
— Нет. Сам знаешь, что к корове нужен особый, чистый подход. Ты к ней с уважением, и она к тебе..
Это были слова тетки Зои, но Миша выдал их за свои, чтобы Гаврик отнесся к нему, как к учителю, с большим уважением.
— А теперь пошли к пруду. Шапки и полушубки можно вот сюда, а рукава засучивай повыше.
Сбросив шапки и полушубки, ребята с высоко засученными рукавами опустились на корточки и стали умываться.
Миша за делом наставлял, попрежнему выдавая чужие слова за свои:
— Руки, руки мыль на совесть и мыло смывай начисто… Всякое мыло чем-нибудь пахнет. Корове может не понравиться.
— Чего же ей — корове?.. Пахнет хорошо.
— Это тебе, а ей, корове, знаешь, что нравится?
— Миша, а я не видал и не слыхал, когда ты с коровой разговаривал. Вот интересно было! — с наивным видом заметил Гаврик, щуря намыленное лицо.
С манерой, усвоенной от Ивана Никитича в плотницкой, Миша проговорил:
— Гаврила, можно не разговаривать и знать, если на плечах голова.
— Ты брось это… Сам знаю, что корове зеленая трава лучше всего на свете.
Подражая Ивану Никитичу, Миша должен был бы похвалить Гаврика, сказав ему: «Ты у меня, Гаврик, скворец», — но не решился на это, помня о том, что в серьезном деле не всегда шутка к месту.
— Вот это возьми и немного потри руки, а после смой без мыла, одной водой.
Он подал Гаврику щепотку свежего пырея. Это была уже его собственная выдумка, и потому он с некоторой настороженностью ждал, что ему на это скажет Гаврик:
— Миша, настоящая доярка должна мыть руки пырейным мылом? — усмехнулся Гаврик.
— Точно, — спокойно ответил Миша и подвел Гаврика к корове. Тут уж ему не пришлось ничего нового придумывать в сравнении с тем, чему сам был научен теткой Дарьей. Вручив ведро Гаврику, Миша заговорил с коровой:
— Ты, красная, не тревожься. Это Гаврик. Он хлопец ничего… Он тебя подоит… Гаврик, начинай: чуть поддай кверху, легонько подтолкни и тут же потяни книзу.
Только приладился Гаврик, чтобы начать дойку, как корова, относя зад, выпучила на него глаза.
Гаврик, быстро приподнявшись, испуганно посмотрел на Мишу.
— Чего она?.. Может, лучше ты сам? — протягивая Мише ведро, спросил Гаврик, но Миша не хотел остаться посрамленным учителем. Задумчиво осмотрев Гаврика, он с досадой заметил:
— Кудлатый ты. Я тоже на месте коровы так бы сделал. Повяжи голову полотенцем.
И Миша, снова «представив» корове Гаврика, теперь похожего на белоголовую девочку, долго расхваливал его…
Спустя несколько минут Гаврик откуда-то снизу восторженно зашептал:
— Миша, пошло!
Шикнув на него, Миша уверенно проговорил:
— Так и должно быть.
… Пока ребята доили коров, к пруду на заседланной лошади подъехал мальчик-подросток, примерно таких лет, как Миша и Гаврик. Поодаль, задержав лошадь, поправляя белую овчинную шапку, он окинул ребят взглядом богатого хозяина, которому принадлежали не только пруд и ферма, но и вся окрест лежащая целинная степь с крикливо кружившимися над ней чибисами.
— А коровы ваши, случаем, не бруцеллезные? — спросил он.
Миша и Гаврик не знали, что ответить. Миша смог только сказать, кто они, откуда и куда гонят с дедом этих коров, Гаврик же молча заканчивал дойку.
— Ветхвершал або зоотехник коров бачилы?
— Не знаю. Секретарь райкома и еще двое провожали..
— Як секретарь райкому був, тоди ничого… А то бачу, коло пруда шось не нашего колхозу.
Мальчик с неторопливой легкостью кавалериста, едва коснувшись левой ногой стремени, спрыгнул с седла, опуская обмякшее тело на носки сапог, поцарапанных жесткой травой. Просторная стеганка, широкая для его сутуловатых плеч, медлительная походка, с какой он подводил к Мише немолодую, но еще красивую лошадь, делали этого мальчика старше своих лет. Но по мере того, как все больше и больше присматривался он к тому, что делал Гаврик, лицо его ярче озарялось, становясь широким, наивно-мягким, каким оно бывает у детей, рассчитывающих получить неожиданный подарок.
— Тебя как? — спросил он Мишу.
— Михаил… Самохин.
— А я — Мыкита. Полищук. У яком класси?
— Бели школа будет готова, в шестой пойду.
— А он? — Указал Никита на Гаврика.
— Это Гаврик Мамченко. Мы вместе…
— Добре.
Никита Полищук, разговаривая, нетерпеливо переступал с ноги на ногу, с жадной усмешкой косясь на Гаврика. Его тяготила невысказанная мысль, соблазнительная и стыдливая. Прищурив один глаз, он, наконец, спросил Мишу:
— А мени трохи подоить можно?
— Можно. Я научу, как… Только ты, Никита, возьми вот мыло и хорошенько помой руки.
— Ты коня подержишь? Ты его не лякайся, вин от старости став задумчивый… У его шось свое на уми. Не мешай ему — хай думае, — засмеялся Никита.
Как и советовал ему Миша, он долго и старательно мыл руки, а тем временем на крыльце флигеля появился Иван Никитич и, укоризненно покачав головой, закричал:
— Молоко-то! Молоко когда-нибудь прибудет?. Это не молоко, а вчерашний день!
Никита Полищук вернулся от пруда разочарованным, с мокрыми руками. Он спросил Мишу, показывая на крыльцо:
— Ваш начальник?.. Вже затарахтел. В мэне тоже е такой. Ото как започнэ, и остановится тоди, як пружина раскрытытся. Гаврик, ты неси, а мы с Мышкой трохи побалакаем.
Гаврик понес молоко. Еще не доходя до двора, он услышал гневный молодой запальчивый голос:
