На Севере дальнем - Шундик Николай Елисеевич (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
— Ой, как много наговорил ты мне! По всему видно, хочешь пригласить меня пойти помогать Тынэту, — догадался Кэукай.
Петя вплотную подошел к Кэукаю и, заглянув в его тетрадь, спросил:
— А может, помочь немножко, а?..
Кэукай мгновение колебался, потом протестующе замахал головой:
— Нет, нет!.. Ты иди, а я сейчас сам решу и приду.
Петя ушел. Кэукай снова начал шептать: «Один самолет за три часа пролетел тысячу двести километров, второй...»
Время шло, а решение задачи никак не сходилось с ответом.
«А, ладно! Утречком рано встану, голова свежая будет, тогда, как Эттай, за пять минут решу...»
Однако, не чувствуя особенного восторга от такого поворота дела, Кэукай минуту еще постоял в нерешительности, вяло убрал книги, тетради, взглянул еще раз на свою статуэтку и, одевшись, вышел на улицу.
Петю и Эттая он нашел в самом крайнем доме поселка.
Мальчики помогали Тынэту складывать кирпичи в штабеля.
— Ну как, решил? — спросил Петя.
— Да, вроде как будто получилось, — неопределенно отозвался Кэукай, включаясь в работу, а сам подумал: «Надо рано утречком встать, а то будет стыдно перед Ниной Ивановной, перед всем классом».
Но, наработавшись, Кэукай спал до самого утра как убитый. Едва успев позавтракать, он побежал в школу. На душе его было тревожно.
Кэукай сделал было попытку решить задачу на первом уроке русского языка, но стоило Нине Ивановне взглянуть на него, как мальчик понял: ее не проведешь. Подавленный, он сначала почти не слушал учительницу. Тогда Нина Ивановна обратилась к нему с вопросом один раз, другой и заставила слушать.
«Может, на перемене спишу задачу у Пети...» Кэукай испуганно оглянулся, словно боясь, не высказал ли он вслух эту позорную мысль, и тут же подумал: «Попробую сам на перемене решить. Пусть голова лопнет, а все равно решу...»
Когда прозвенел звонок, Кэукай, упросив дежурного оставить его в классе, лихорадочно раскрыл тетрадь по арифметике. В классе было пусто и тихо. Кэукай покосился на тетради Пети и сердито отодвинул их на самый край парты, а затем спрятал в парту. «Надо только о задаче думать, не надо больше ни о чем думать».
И, странное дело, решение задачи на этот раз пришло к Кэукаю удивительно быстро. Обрадованный, он схватил Петину тетрадь, чтобы сверить, одинаково ли с ним ставил вопросы. В эту минуту в класс заглянул Тавыль. Кэукай машинально захлопнул тетрадь Пети и спрятал ее в парту. Тавыль язвительно улыбнулся и прикрыл за собой дверь.
«Сейчас начнет что-нибудь плохое обо мне говорить»,— подумал Кэукай и быстро вышел из класса.
Кэукай не ошибся. Тавыль подзывал к себе школьников и рассказывал о том, как он поймал Кэукая за списыванием задачи из Петиной тетрадки.
— Пусть олень поднимет меня на рога, если я говорю неправду! Сейчас своими глазами видел.
— Лживый человек! — закричал Кэукай, наступая на Тавыля со сжатыми кулаками. — А ну, повтори еще раз то, что сейчас говорил обо мне! Что ж ты молчишь? Или язык откусил со страху?
Тавыль спрятался за спины ребят и с ехидством ответил:
— Ты бы лучше свой язык откусил, тогда не пришлось бы на уроке арифметики говорить Нине Ивановне, что сам решил задачу.
Этого Кэукай уже не мог вынести. Не помня себя, он бросился на Тавыля. Но перед ним словно из-под земли вырос Петя, схватил руку Кэукая:
— Ты думаешь, кто-нибудь верит лживым словам Тавыля?.. Ребята, скажите честно: кто верит словам Тавыля?..
— Кто может поверить Тавылю, язык у которого болтается, точно у старухи Энмыны! — воскликнул кто-то из мальчиков.
Школьники рассмеялись: они все знали старуху Энмыну, которая была известна в поселке как зловредная сплетница. Тавыль исподлобья посмотрел на хохочущих школьников и попытался уйти. Его не пустили.
В это время дверь в коридор отворилась, и на пороге показался Эттай, бегавший посмотреть, как комсомольцы учатся класть печи. Заметив взволнованно толпившихся школьников, он опрометью бросился бежать через весь коридор.
— Что такое? Что случилось? — кричал Эттай, локтями и головой пробивая себе дорогу в самую гущу толпы.
Кто-то из ребят в нескольких словах объяснил ему суть происшествия.
Эттай досадливо почесал затылок:
— Ах, жаль, меня не было здесь!
Послышался звонок. Ребята поспешили в классы.
— Подождите, не расходитесь! — снова закричал Эттай. — Я хочу сказать что-то. Я хочу сказать, что за лживые слова Тавыль расстанется со своими косичками!
ДВА ПРОСТУПКА СРАЗУ
С самого утра до четырех часов дня, без перерыва, учились комсомольцы класть печи. Весь перемазанный глиной, с засученными рукавами, Тынэт жадно присматривался к работе Виктора Сергеевича, еще и еще раз переспрашивал, в каком направлении должны идти дымоходы, как лучше крепить печную дверцу и поддувало, как будет идти под духовкой пламя.
— Слушайте! И ушами и ртом слушайте, и глазами и ртом смотрите! — весело говорил комсорг.
Во вторую половину дня в дом, где клали первую печь, тихо вошел Эттай. Сначала он только смотрел во все глаза на работу, потом раз-другой подал кирпич, попытался даже месить глину, сеять песок. Уже никто не кричал Эттаю обидное: «Не мешай!» — и даже, наоборот, просили: «Подай вон тот кирпич», «Подсыпь еще немножко песочку», «Налей в банку воды».
Важный и немножко медлительный, подпоясанный поднятым с полу мешком, Эттай выполнял поручение за поручением, не упуская, однако, из виду ни одного действия Виктора Сергеевича. «Интересно как получается! Огонь и дым, значит, идти должны из топки по каналу вверх, потом опять вниз, потом снова вверх, и опять вниз, и только после этого в трубу,— рассуждал про себя Эттай, присматриваясь, каким образом укладываются кирпичи. — Это как бы машина такая, внутри которой ходит огонь».
Когда Виктор Сергеевич и комсомольцы в пятом часу дня ушли обедать, Эттай долго ходил возле неоконченной печи, то заглядывая внутрь топки, то открывая и закрывая дверцу и конфорки. Время от времени он брал горсть глины и подмазывал те места, которые ему казались шероховатыми.
«А что, если самому попробовать кирпичи класть? — пришла ему в голову неожиданная мысль. — Вот только как бы не испортить печку...»
Постояв немного в нерешительности, он еще раз обошел вокруг печи.
«Ничего, я только попробую. Положу один или два рядка, а потом снова сниму, никто и не заметит», — сказал он себе.
Отобрав кирпичи, Эттай с трудом поднял на плиту ведро с глиной, а затем туда же забрался и сам.
Дело пошло, как казалось Эттаю, с первой же минуты успешно. Довольно скоро он выложил целый ряд. Соскочив с плиты, Эттай полюбовался на свою работу издали.
— Так же, как у них, получается!
Скоро был готов и второй ряд. Эттай окончательно увлекся. Он пошлепывал ладонями по обогревателю, который значительно поднялся вверх, и в ушах его уже звучали восхищенные возгласы комсомольцев.
И вдруг случилось нечто ужасное. В самую приятную для Эттая минуту, когда он был в упоении от собственных успехов, недостроенный обогреватель печи покачнулся и с грохотом обрушился на пол. Ошеломленный Эттай стоял на плите ни жив ни мертв. Не скоро он понял, что произошло. Но, когда снова к нему вернулась способность хоть что-нибудь соображать, он ощупал руками жалкие остатки обогревателя.
— Ай, жалко как! Немножко, однако, кирпичи неровно ложились, косо ложились...
Соскочив с плиты, Эттай смотрел на свою работу уже далеко не с тем восторгом, с каким он любовался ею всего минут пятнадцать назад. Он сорвал с себя мешок, наскоро ополоснул руки в ведре с водой и задумался над тем, что же делать дальше.
«Надо сказать кому-то, обязательно сказать», — решил он наконец и, подавленный случившимся, вышел из дому.
На улице уже было довольно темно. Шел снег. Эттай загреб полные горсти пушистого снега, протер им как следует руки и побрел вдоль поселка. Он не заметил, как подошел к школе, и только тут понял, что непременно хочет увидеть Нину Ивановну.
