На Севере дальнем - Шундик Николай Елисеевич (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Тынэт бросился исполнять желание деда — схватил посох.
— Пить, пить дай! — рассвирепел Кэргыль.
Тынэт побежал в свою комнату, хотя графин с водой стоял здесь же, на тумбочке.
Когда он вернулся в комнату деда, расплескивая из стакана воду, то увидел, что Кэргыль, закрыв лицо руками, плачет.
Тынэт тихонечко вышел...
Перед глазами Кэргыля в несколько минут пробежала вся его трудная, долгая жизнь. В памяти мелькало молодое лицо Чумкеля, и рядом тут же вставал Тынэт, а затем их лица как-то сливались, потом раздваивались снова.
— Так где они? Скоро ли сюда придут?.. — Кэргыль встал, удивляясь тому, что не видит в комнате Тынэта. — Уж не заснул ли я на стуле и не приснилось ли мне все это?..
Старику стало страшно. Он поспешно шагнул к двери, но в это время на пороге показался Эттай.
Шумно передохнув, Эттай закричал:
— Едут! Едут!..
Кэргыль хотел побежать, но почувствовал, что ноги его не слушаются. Он беспомощно осмотрелся вокруг, нагнулся за посохом и заковылял к выходу.
Первое, что увидел старик на улице, — это скопление людей у правления колхоза. «Опоздал!» — пронеслось в голове Кэргыля.
Схватившись рукой за сердце, он почти побежал туда, где шумели люди.
Навстречу старику спешила Вияль. В праздничном наряде, взволнованная, со слезами на смеющихся глазах, она выглядела сейчас как-то по-особенному молодо.
— По телефону сказали... Едут, скоро будут... — задыхаясь, промолвила она, протягивая к Кэргылю руки.
А у правления колхоза уже побывавшие на заставе Таграт и Виктор Сергеевич рассказывали собравшимся людям подробности встречи с Гоомо и Чумкелем.
— Почему они с вами вместе не прибыли? — крикнул кто- то из толпы.
— Нельзя так сразу, — объяснял Виктор Сергеевич.— Сначала они должны пограничникам все рассказать, почему бежали к нам, как бежали. Потом, известно же вам, что с того берега злые люди к нам пришли, враги наши пришли, — так надо, чтобы Гоомо и Чумкель помогли пограничникам дознаться, с какой целью они сюда пробирались.
Чочой, напряженный и нетерпеливый, жадно слушал каждое слово Виктора Сергеевича и Таграта, не забывая, однако, поглядывать на дорогу, по которой должен был приехать в поселок Гоомо. Ему казалось, что время тянется мучительно медленно. Мальчику нестерпимо хотелось, чтобы встреча с Гоомо произошла сейчас же.
И вдруг Чочой услыхал слова о том, что злые люди, о которых говорил Виктор Сергеевич, — это мистер Кэмби и шаман Мэнгылю.
Чочой отшатнулся, словно от удара. «Кэмби здесь! Мэнгылю здесь! Что же это такое? Почему они здесь?» — вихрем взметнулись тревожные мысли.
— Вы не пускайте их! Ни за что не пускайте в поселок! — закричал Чочой, пробиваясь руками, головой, плечами к Виктору Сергеевичу и Таграту.
— Успокойся, Чочой, — услыхал он голос Таграта. — Они шли к нам как враги, их и встретили как врагов!
Гоомо и Чумкель выехали с заставы в поселок Рэн на попутном автомобиле. Крепко вцепившись руками в борта машины, Гоомо жадно вглядывался в не забытые еще с детства родные места. Десятки картин далекого детства всплывали в памяти одна за другой. «Вот там я поймал в капкан первого в жизни песца... А вот у того каменного столба я однажды потерял свой нож...»
Машина мчалась по извилистой дороге. Ветер бил в разгоряченное лицо Гоомо. Порой ему казалось, что он стоит на одном месте, а на него со стремительной быстротой надвигается что-то огромное, до каждой песчинки, до каждого кустика знакомое и родное.
Навстречу Гоомо двигалась его родная земля.
Чумкель сидел в кабине. Напряженно наклонившись вперед, он, казалось, всем своим существом рвался туда, где ждал его отец, где должен был встретить его сын. Сын, которого он ни разу в жизни не видел!
Машина с ходу сделала крутой поворот, и сразу, как на ладони, показался поселок. Гоомо резко наклонился. Он непременно хотел схватить своими глазами все, все сразу, что только можно было увидеть.
Автомобиль остановился. Гоомо спрыгнул на землю, схватил рванувшегося к нему Чочоя на руки и, словно боясь, что кто-нибудь отнимет у него мальчика, которого он любил больше всех на свете, понес его куда-то в сторону, все сильней и сильней прижимая его к своей груди.
— Живой!.. Живой!.. Живой!.. — повторял он, словно только этим словом мог выразить все, что было у него на душе.
Опустив Чочоя на землю, Гоомо присел перед ним на корточки и неуклюже вытер своими огрубевшими руками слезы радости на щеках мальчика. И Чочою было дороже всего на свете в эту минуту прикосновение грубых рук Гоомо к его лицу.
— Вон Вияль бежит! — встрепенулся Чочой.
Гоомо вскочил на ноги и действительно сразу узнал сестру, которую помнил еще девочкой.
Рот у Вияль был открыт в беззвучном крике. Она обхватила голову Гоомо руками и мгновение смотрела в его глаза, как бы спрашивая: «Это ты, мой брат Гоомо, тот самый Гоомо, которого я помню совсем мальчиком?..»
Гоомо шумно втянул в себя воздух, в котором ему почудились запахи далекого детства, и крепко прижался своей обветренной горячей щекой к влажному лицу сестры.
А Чумкель остановился перед застывшей толпой, превозмогая головокружение; окинул взглядом все лица и вдруг увидел перед собой словно выросшего из-под земли родного отца, протянувшего к нему руки...
Крики радости оглушили Чумкеля. Он увидел, что на него надвинулась взволнованная толпа, попытался рассмотреть среди молодых смеющихся лиц то единственное лицо, по которому он должен был узнать своего сына. Не знал Чумкель, что сын его стоял совсем рядом с ним, жадно вглядываясь в него.
Схватив протянутые руки Кэргыля, Чумкель крепко, по-мужски, обнял его и спросил:
— Отец, а где он? Где?
Кэргыль повернул голову в сторону Тынэта. Губы Чумкеля дрогнули. Он что-то хотел сказать, но слов не нашлось. Тогда он быстро-быстро ощупал руки и плечи Тынэта, ощупал цепко, словно этим жестом хотел сразу, в первое же мгновение приблизить к самому сердцу пока еще далекого и совсем неизвестного ему человека.
— Какой ты большой, какой сильный! Какой ты ловкий, быстрый, меткий, наверное! — наконец промолвил Чумкель в наступившей тишине.
Лицо Тынэта вспыхнуло ослепительной белозубой улыбкой. И в этой улыбке для Чумкеля вдруг ожило до последней мельчайшей черточки лицо жены, с которой его навсегда разлучили в тот давний проклятый день. И только в это мгновение он всем существом своим по-настоящему почувствовал, что у него действительно есть сын.
— Сын! — тихо промолвил Чумкель.
— Люди! — послышался громкий голос Таграта. — Идемте в наш клуб на большой праздник встречи!
Толпа всколыхнулась и направилась к клубу.
Гоомо поднял на руки своих племянников, Чочоя и Кэукая, и, увлекаемый толпой, пошел к большому дому, который назывался непонятным словом «клуб».
— Что это у вас за красные шарфики на груди? — спросил он, поглядывая то на Чочоя, то на Кэукая.
— Это не шарфики, это пионерские галстуки, — с какой-то особенной гордостью, озадачившей Гоомо, ответил Чочой. — Мы тебе расскажем. Мы тебе много-много расскажем и много покажем!