Птицы меня не обгонят - Рудольф Станислав (книги бесплатно полные версии txt) 📗
А может, у нее есть свободное время и она хотела куда-нибудь пойти? Со мной!
Битый час топчусь на противоположном тротуаре.
Итка так и не вышла. Наверное, ее нет дома.
11
Я вернулся домой. Настроение у меня ниже нуля, хуже некуда.
— Баб… я голодный! Как волк!.. — сказал я.
Бабушка стояла у горячей плиты и жарила отбивные.
Штуки три уже лежали в кастрюле, чтоб до ужина не остыли. Я приподнял крышку и схватил одну. Бабушка шлепнула меня по руке:
— Это на ужин!
— Не мучь меня, не то умру голодной смертью!
— Подождешь.
— Я сейчас съем свою порцию, а на ужин одно только пюре!
Но бабушка была тверда и не уступала.
— А за столом будешь сидеть и слюнки глотать? Что он о нас подумает? — объяснила она.
Я не понял.
— Кто он?..
Она кивнула головой на дверь:
— Они вот-вот придут!
Я совсем забыл, что сегодня к нам явится этот Владимир. Вот почему бабушка возится, а не сидит, как обычно, над очередным кроссвордом. Она подвязала мамин белый фартук и, более того, надела платье, которое надевает только по воскресеньям.
Меня словно холодной водой окатили.
— Ну и оставь все для него!
— Не груби!.. — отрезала бабушка, продолжая заниматься шипящими в сале отбивными.
Пускай! Обойдусь и без мяса, могу поесть хлеба с маслом. И с горчицей.
Я удалился со своим хлебом в спальню.
— Не кроши там!
Ее замечания у меня в одно ухо влетают, в другое вылетают. Поем и возьмусь за скрипку. Эту неделю я занимался совсем мало. Мой учитель такие вещи замечает сразу и начинает мне выговаривать.
Я проглатываю последний кусок и открываю футляр. «Tesoro mio»?
Сегодня нет. Сегодня «Tesoro mio» ни к селу ни к городу! Что-нибудь другое, чтобы…
Я играю до невозможности фальшиво, вру как только могу.
Через минуту распахнулись двери, и в спальню явилась бабушка.
— Ты почему так скрипишь? Воображаешь, что у меня вместо нервов веревки?
Я не ответил и стал метаться между кроватями, то наклоняя скрипку, то поднимая ее кверху, делая вид, будто целиком поглощен тем фальшивым визгом, который я пытался вытянуть из струн. У стены я повернулся и, не взглянув на бабушку, съехал со спинки кровати.
— Ты меня слышишь?.. — говорит она, и в голосе ее слышна угроза.
Вдруг что-то ударилось о стекло. Я повернулся, сделал два шага вперед и грифом скрипки приподнял штору. С той стороны окна, на жестяном выступе, опрокинувшись на спинку, лежала неуклюжая ночная бабочка. Оказывается, бабочки уже начали летать.
— Я маме скажу! — пригрозила бабушка, но, не получив ответа, захлопнула за собой двери и вернулась к плите.
Я не могу больше мучить скрипку и себя этим несносным пиликаньем. Просто не в силах.
Я спрятал скрипку в футляр.
Что делать? Вернуться в кухню и терпеливо, как подобает паиньке-мальчику, ждать, когда они наконец изволят явиться?
Я немного постоял у окна, рассматривая полосатое брюшко бабочки, ее ножки, тщетно дрыгающие в воздухе в поисках опоры. Потом отворил окно и сбросил бабочку вниз. Она тут же распростерла крылья и взяла курс на Калоусак, к черешневой аллее.
Мне пришла в голову мировецкая идея.
Я разделся до самых трусов и молчком проскользнул мимо бабушки, которая уже ставила на стол тарелки. В передней, где у нас стоит старый шкаф, я достал поношенный лыжный костюм, пиджак, зашитый на спине, и ковбойку. Когда-то она наверняка служила артиллеристам целью для стрельбы боевыми патронами. Все это я аккуратно сложил и хотел незаметно шмыгнуть обратно в спальню. Стол был уже накрыт на четыре персоны. Бабушка уселась возле окна и, воспользовавшись свободной минуткой, разгадывала кроссворд. Я крался на цыпочках, но она меня все-таки окликнула:
— Коралловый остров! Пять букв!
— Атолл! — ответил я, изо всех сил стараясь казаться спокойным.
Она заполняла свои квадратики, и я смог пройти незамеченным.
Я разоделся как только мог — вид у меня был как у полоумного — и стал терпеливо ждать.
12
Я услыхал три голоса. Они рокотали, будто камушки, брошенные в железный котелок. Один из голосов был непривычно низкий и звучал реже других.
Мама и Владимир уже здесь, но я не разбираю, о чем они говорят. Я развалился на аккуратно застланной постели. Все равно за мной сейчас явятся.
Мама уже приближается к дверям спальни.
Зовет:
— Гонза!..
Мама распахивает двери. Она вся сияет, она еще не сняла светлого пальто с медной пряжкой и светло-коричневого шарфика.
И вдруг улыбка на ее губах леденеет, превращается в сосульку.
Мама, внимательно рассмотрев меня, издает лишь сдавленный вопль ужаса:
— Гонза, что с тобой?!
Я спокойно, не ожидая приглашения, выхожу из спальни. Бабушка уже зажгла свет в кухне.
Этот Владимир стоит возле стола, весь залитый желтым светом; он замечает меня, и у него начинают странно вздрагивать узкие губы…
— Это наш Гонзик… — говорит бабушка от плиты, накалывает на вилку отбивную и кладет ее на тарелку. Она убеждена, что мы можем умереть, если в ближайшие пять минут не поедим. — Боже милостивый… — стонет она, увидав мои живописные лохмотья. — Что это ты на себя напялил?
— Вторая моя рубаха грязная! — отрезаю я враждебно.
Бабушка перекрестилась.
— Тебе что, надеть, что ли, больше нечего? Нарядился в старое тряпье именно сейчас, когда.
— Перестань, мама… — сказала мама и легонько подтолкнула меня вперед. — Это… это мой Гонза!
Владимир улыбнулся и протянул мне свою огромную ручищу. Я разглядел ее в долю секунды. Три моих пальца равнялись его одному. А ладонь!.. Он может забивать гвозди без молотка.
— Коржан, — представился он.
Я сделал вид, что не замечаю его протянутой руки. Я скашиваю взгляд на маму и спрашиваю:
— Мам, когда мне дадут поесть?
Мама понимает, что я валяю дурака.
— Гонза…
Я гляжу на них с идиотским видом.
— Бабушка не дала мне отбивную. Она не знала, сколько этот пан съест, но думала, что двух отбивных ему не хватит!
Я, пожалуй, переборщил. Бабушка вот-вот свалится в обморок. Она что-то бормочет, пытается меня угомонить, но я ее не слишком слушаю. Я слежу за тем, как ведет себя ненавистный Владимир. Мне кажется, он искренне забавляется.
Наконец бабушка загоняет нас за стол. Я сижу напротив мамы. Перед каждым стоит тарелка с пюре и отбивной.
Мы ждем, когда сядет бабушка.
— Нашему мальчику следовало бы переодеться! — замечает она и берет в руки вилку и нож. — Приятного всем аппетита!
Они ей что-то отвечают, и все начинают есть, а я сижу не двигаясь, руки на коленях. Первой это замечает мама.
— Ты не будешь есть?
— Нет…
— Почему?
Я сморщил нос.
— Эти отбивные я есть не стану.
Бабушка застыла с куском во рту.
— Что это на тебя сегодня нашло?
— Ты их опять купила в лавке на горе!
Владимир не понимает. Он у нас в Стржибровицах ничего не знает.
— А почему в лавке на горе бабушка не может покупать? — спрашивает он. Вот я и загнал его в угол! А теперь точный удар в челюсть.
— Там продают всякую дохлятину. За килограмм мяса берут всего одну крону шестьдесят геллеров… — Тут я с невинным видом поворачиваюсь к бабушке: — Ну что, я опять угадал? Молчишь?
Бабушка и в самом деле не в состоянии вымолвить ни слова. Здорово я украсил их ужин! Я чувствую, что в этом виде борьбы не имею равных в своей весовой категории.
— Пану Корженю может ночью сделаться плохо. Ты помнишь, что было с нами на рождество?
Я нарочно называю его вместо Коржан — Коржень!
— Ну, довольно! — вдруг кричит мама, и я понимаю, что она не разрешит мне нести околесицу. — Или ты будешь вести себя за столом прилично, или…
