Птицы меня не обгонят - Рудольф Станислав (книги бесплатно полные версии txt) 📗

— Ну, мой мальчик, тебе, видимо, придется смириться с тем, что семья у нас увеличится.

— Глубоко заблуждаешься, бабуля! — Я почти кричал, и напрасно, ведь бабушка очень хорошо слышит.

Я кинулся в спальню. Естественно, бабушка тоже хотела туда войти, но я, услыхав ее тихие шаги, подскочил к дверям и запер их.

— Открой, Гонзик! — попросила она.

Я не отвечал. Я сновал среди мебели — у нас в спальне что-то вроде склада. Темная постель и диван. На постели спит мама, на диване — я. Бабушка спит на диване в кухне.

…Я опять протянул Воржишеку руку, он ухватился так крепко, что чуть не стянул меня со скалы к себе вниз.

— Осторожней, ты! — предостерег я.

— Я не нарочно, — ответил он и вцепился пальцами в острые выступы скалы.

…Я случайно открыл шкаф. На дне лежит коробка с фотографиями. Я высыпал все на ковер. А потом стал разглядывать один снимок за другим и бросать обратно. Вот исчез в коробке дедушка вместе с остальными банковскими служащими. Вот мамин выпускной класс (я рассмотрел остальных девочек и могу смело сказать, что мама была самой красивой), вот я на велосипеде, я — в зоопарке возле обезьян, я — в пеленках с соской, я — в лесу, я — в коляске. Я кидаю в коробочку бабушкино свадебное фото — ну и ну! До чего же ей не идет шляпа! Я… Я иду в первый раз в первый класс, я, я… Мне наскучило.

Я все понимаю. Конечно, ведь у мамы была одна-единственная возможность: фотографировать меня одного или с бабушкой. Но все равно надоело.

Одной фотографии здесь уже нет.

Я обнаружил ее случайно, года три назад.

На ней был запечатлен мой отец.

Я его не знал. Они разошлись с мамой, когда мне был год. С тех пор, говорят, он здесь больше не появлялся. Он — музыкант, играет на кларнете и постоянно ездит по всяким заграницам.

Все это рассказала мне бабушка, когда я нашел его позабытую фотокарточку. Она поспешно выхватила ее у меня из рук, молча разорвала на мелкие кусочки и швырнула в печку. Маме об этом она, видимо, и не заикнулась. Почему? Недостает мне его, что ли? Ни капли. Я все умею сам. Может быть, ему мешала бы моя коллекция камней? Или он сердился бы, что я иногда удираю в каменоломню? Не знаю…

Мы тянем без него, втроем. Наше семейное трио, правда, иногда поскрипывает, иногда лопаются струны или ослабевают колки, но мы никогда не играем фальшиво…

Завтра мама приведет Владимира.

Я его уже несколько раз видел. Издали, когда мы случайно, оба одновременно, ждали маму возле больницы. Только я каждый раз предпочитал удрать за угол дома. Я смотрел им вслед, как они идут рядом, по тротуару и мама улыбается, а он что-то рассказывает и размахивает своими огромными ручищами. Про себя я называю его Кинг-Конг! [1]

С мамой они познакомились в больнице. Он лежал в хирургическом после операции аппендицита. Владимир — машинист на паровозе. И живет не у нас, не в Стржибровицах…

Бабушка незаметно выспросила у мамы все подробности. Меня эти сообщения ничуть не волнуют. Но представление о том, что Кинг-Конг объявится у нас на кухне, доводит меня до бешенства. Я его не выношу! Я бы лучше…

…И вдруг у меня соскользнула нога! Я едва успел ухватиться за выступ! На левой ладони я основательно сорвал кожу. Воржишек поглядел на меня испуганно, но не осмелился даже пикнуть. Это ему пришла в голову идея карабкаться по стене за несколькими кристаллами, горящими в последних лучах солнца: Я должен сосредоточиться. Я с большой осторожностью начинаю ощупывать носком башмака каждый камень, на который хочу поставить ногу. Кусок базальта рассыпается и с грохотом летит вниз.

Еще десять минут мучительного подъема — и мы у цели. Я дожидаюсь, когда ко мне доползет Воржишек. А потом достаю из-за ремня молоток и отбиваю глину, облепившую камень.

Я это предвидел. Агат. Дома у меня их десятки. И получше. Я несколько раз осторожно, чтоб не разбить ни одного кристалла, стукаю молотком. Наконец мне удается выколупнуть все гнездо. Я протягиваю его Воржишеку.

Он сияет:

— Хорошо, а?

— Сойдет… — отвечаю я неопределенно. — Стоило из-за этого лезть…

— Можно, я его возьму себе? — сопит он.

— Бери, пожалуйста… Ну, спускаемся!

Он спрятал сверкающий камень в карман штанов и стал спускаться, подбородком почти упираясь в скалу.

Я раскинул руки, как гигантский паук, и полез вслед за ним. Спускаться очень трудно.

9

Мы мчались по коридору, как стадо мустангов, чтоб попасть в кабинет физики вовремя. Возле директорского кабинета стояла Итка. Моника Кракорцова держала ее за руку и рассказывала что-то безумно важное.

Итка крикнула нам:

— Куда летите?

— В физический! — ответил я и кинулся за ребятами, чтоб не прибежать последним.

— Гонза, постой!.. — вопила Итка вслед.

Но я, конечно, не мог задерживаться. Я перевел дух только возле кабинета.

— Надо бы мне с вами пари держать, — заявил Вотыпка и пригладил рукой волосы, — я бы согласился даже на мороженый торт!

— А я — на чабайскую колбасу, — облизнулся Милда.

Мне почему-то не пришло в голову что-нибудь вкусное. Я только мечтал, чтоб на моих часах был ровно час.

Шикола про нас не забыл. Без чего-то час он высунулся из кабинета и махнул рукой, чтоб мы заходили. Радио у него уже было включено. Играли последние такты из «Кармен». Дикторша подтвердила, что я не ошибся. Затем Шикола снял листок бумаги со своей подписью, повернул ключ и стал сосредоточенно ждать сигнала точного времени.

Пип, пип, пип, пип, пип, пип, пип, пип… Физик резким движением выдвинул ящик. Мы наклонили головы. Все часы показывали разное время.

И даже швейцарские — гордость Венды — преспокойно отставали на минуту.

Лишь на одних было ровно 13.00! На часах малыша Златника.

Он достал их из ящика, широким жестом сунул в карман и процедил сквозь зубы:

— Ну, так как, судари мои?!

Нам не оставалось ничего иного, как признать его допотопные куранты самыми точными.

Мы шли домой, потому что в пятницу после обеда уроков нет. Всю дорогу мы говорили об искусной работе старых часовых дел мастеров. Малыш Златник сиял, как новая монетка, и лишь сожалел, что не держал пари. А ведь мог бы выиграть шоколадку за двенадцать крон.

На мосту мы разошлись. Малыш Златник пошел со мной, потому что живет в этом конце.

Я сказал ему:

— Послушай, дай-ка мне твою луковицу посмотреть!

— Еще чего…

Он явно воображал из себя бог весть что. Но мне все-таки удалось его уговорить. Он вытащил цепь с часами и протянул мне.

Я осторожно положил их на ладонь и поглядел: на них было тринадцать ноль-ноль.

— Ведь они же у тебя стоят! — удивился я.

Малыш Златник и ухом не повел.

— Ага, стоят, но стрелки крутятся, смотри… — И он стал с такой быстротой крутить стрелки, что чуть не превратил их в спираль.

— Вот почему они показывали ровно час!.. — сообразил я.

Малыш Златник потоптался на месте, почесал голову и выдавил:

— Только ребятам не говори…

Я кивнул. И тут же подумал: «Чего от меня хотела Итка?»

10

Я прохаживаюсь взад-вперед по тротуару, под окнами того дома, где живет Итка. Я могу увидеть ее в одном из окон, на втором этаже. Для этого ей достаточно лишь чуть-чуть отодвинуть занавеску. Или, может, мне лучше перейти на противоположную сторону? Тогда она меня скорее заметит. Я жду, когда проедет машина с хлебом, и перебегаю через улицу и делаю вид, будто разглядываю витрину с объявлениями здешних садоводов, а сам то и дело поглядываю наверх. Конечно, я могу позвонить и прямо спросить, что ей было от меня надо. А если выйдет ее мама? Я тогда от смущенья начну заикаться.

Вдруг что-нибудь очень важное? А я как ненормальный мчался в физкабинет, чтоб убедиться, что на «курантах» малыша Златника ровно тринадцать ноль-ноль! Что, если она хотела позвать меня к себе, чтобы я ей поиграл? Я-то запросто! Интересно, какое у нее будет лицо, когда моя скрипка запоет сладкое «Tesoro mio»? Играть по нотам? Если не по нотам, она не прочтет названия. А в названии весь смысл.