Воспоминания глупого кота (ЛП) - Бланко Вила Луис (читать книги без TXT) 📗
Глава 18. “Неисчерпаемый кладезь”.
Нет, совсем нелегко измерить температуру чувствам. Даже когда они обостряются. Как
мне кажется, особенно это касается детей. Эмоциональный накал усиливается благодаря ласке, которую получает человек, и благодаря тесной связи, которая со временем образуется между нами. Я наблюдал за реакцией всех и каждого в отдельности. Я мог бы поведать о грустных моментах в жизни всех детей, потому что, как я уже говорил, в моем присутствии они не чувствуют себя обязанными скрывать даже свои слезы. Излияния тянулись недели, месяцы, почти год, и всегда они заканчивались лаской, которую я получал, и которую в свою очередь, возвращал, по мере своих возможностей. Ласка была своего рода счастливой дорожкой, ведущей к выходу, окончанием напряженного момента, неким пинком маленькому
камешку, который вдруг попался на пути... Вот в чем я не уверен, так это в возможности
измерить, в чьем же сердце спрятано больше всего грусти, чье из них печальнее всех.
Малышка Бегония, более мягкая, домашняя, чем ее братья и сестра, пролила много
слез, плача до жуткой икоты (а она очень к ней склонна), до ужасных, синяков под
глазами. Это были месяцы беспокойного, тревожного сна. Она подпрыгивала в кровати,
как от удара, от приснившегося кошмара, к несчастью, оказывавшегося более точным, чем
любая иная действительность. Иногда я видел ее заплаканную, всю в слезах, не признающую очевидность. Она тяжело качала головой, приговаривая срывающимся голосом: “Не может быть, не может быть”... Но это было. Теперь я уже понимал, что это – жестокая, безжалостная реальность.
Глупейшая ошибка водителя вдребезги разбила семейное счастье, разрушила веселый
водоворот головокружительной радости пятерых ребят, которые и горя не знали. В отличие от родителей, у которых, понятное дело, имелись свои проблемы, свои опасения и
которые всегда были начеку, ребята до сих пор и понятия не имели об изнанке жизни, о ее
другой, более суровой и шершавой стороне.
О Бегонии-дочери я не могу сказать много, могу только повторить, что она себе на уме.
Что это означает? Хорошо это, или плохо? Не знаю до конца. Ее характерные особенности: настойчивость и упорство, предприимчивость и личная инициатива, прилежность и усидчивость, – ни одной серьезного промаха в учебе, которую она только что блестяще завершила. Она уверена в себе гораздо сильнее, чем кажется, и способна без проблем совершенствоваться в любой области. Она свободно говорит по-английски, по-немецки, немного знает французский. Бегония-дочь в меру ласкова, элегантна, cентиментальна. Отсюда и те черты ее характера, которые можно было бы назвать отрицательными: она излишне самостоятельна и независима, конкурентоспособна, несколько эгоистична, с обостренным чувством долга. Она знает свои обязанности и особенно права. Малышка Бегония благоразумна, сдержанна, порой даже замкнута. Она всегда знает, куда идет, не слишком-то интересуясь, что находится на ее пути и может остаться позади... Без сомнения, иногда она ведет себя противоречиво: самоувереноость сменяется беззащитностью, сила оборачивается слезами, а уверенность в правильности выбранного пути – клубком сомнений. Возможно, это проистекает из ее последнего, указанного мной положительного качества, ее сентиментальности. Я думаю, из-за этого случая с Луисом Игнасио мы все выиграли в великодушии. И она тоже. Я вдруг обнаружил, что теперь она стала гораздо ласковее и более открыта проблемам остальных, стала менее уверенной в своих поступках и менее эгоистичной.
“Неисчерпаемый кладезь тайн и загадок” – называют Луиса Игнасио. И впрямь, в его загадочной душе поселилась тайна. Он всегда был одной из моих слабостей в часы, когда я предаюсь размышлениям, но теперь, с момента той аварии, я ни на миг не выпускаю его из вида, за исключением тех моментов, конечно, когда он выходит на улицу. Ведь я-то туда не выхожу, кроме тех случаев когда меня волокут в клетке к проклятущему эскулапу, этому врачевателю котов и собак.
Так вот я говорю, что душа Луиса Игнасио всегда казалась мне бездонным колодцем.
Рассудительный, молчаливый, скрытный в своих чувствах, но имеющий тягу к взаимному
обмену мнениями. Три года назад, по времени это совпало с его поступлением в Университет, он очень быстро созрел, как личность. Его ум был благодатной почвой для самых разнообразных идей, а душа была открыта нараспашку. Впрочем, в основных вопросах он был скептиком и всегда во всем сомневался. Его собственные взгляды боролись с иными убеждениями, полагаю, противоположными. Он никогда не подпадал под влияние эмоций ни своих, ни чужих. Его глубокий рационализм служит ему своего рода защитой, подобно зонтику, защищающему нас от дождя. По ходу, я, возможно, запутался в словах, и не уверен в том, что не только правильно, но хотя бы приблизительно изложил идеи и описал моральные качества этого парня. Я бы хотел к этому вернуться и попытаться охарактеризовать его простыми словами: он великодушный и добрый, готов прощать и даже оправдывать поступки и поведение, которые могут поражать обычных людей, то есть, иными словами говоря, он способен самостоятельно анализировать и осмысливать общепринятые ценности, но очень требователен к самому себе. Он – ярый приверженец рациональности, которая является неизбежной точкой отсчета в его скептическом и дотошном анализе вещей. Он ничего не принимает на веру только лишь потому, что так принято, или кто-то так говорит, но в то же самое время он готов водрузить на операционный стол рациональности – слово-то какое, м-рр, аж в дрожь кидает – свои собственные убеждения, проще говоря, пересмотреть свои взгляды. Все это плоды его доброго, мягкого, открытого, тихого и спокойного характера, его неспособности причинить кому бы то ни было боль, даже в минуты легкого раздражения. Конечно, в последнее время, у меня складывается впечатление, что из больницы он вернулся более раздражительным, хотя нужно все же сказать, что его раздражение сейчас улетучивается со скоростью воздуха.
Его чувство справедливости легендарно... Я хотел сказать, что оно чуть ли не семейное
предание. Оно проснулось в нем, когда он был совсем еще малышом, едва ли не с пеленок.
Уже давно тот, кто всем заправляет, его отец, в шутку, любя, назвал его “приверженцем справедливости”, вспоминая, вероятно, свои собственные уроки детства, когда все главные герои комиксов и более-менее сносных фильмов, взвалив на себя груз имперской политики, были “приверженцами справедливости”. Начиная с Роберто Алькасара с Педрином и Хорхе с Фернандо, почти фалангистом, и заканчивая Эль Койотом с Майорки и Рыцарем в маске, который провел свою жизнь в Сантьяго, совершая убийства и освобождая красивых христианок из когтей сарацинов.
Несмотря на это чувство справедливости Луис Игнасио с пониманием относится к тем,
у кого его нет. Он ненавидит все, что используется для того, чтобы карабкаться по головам, помыкая прочими людьми: продажность, лицемерие и двуличие, вранье, надувательство, насмешки над законом, которые обосновываются демократией. Кажется, что с той аварии он повзрослел и стал мягче. Он проявляет себя более душевным, и его откровенность порой граничит с ребяческой непосредственностью, которая меня удивляет.
В моем анализе есть один большой пробел, касающийся его общения с Богом, в чьем
существовании он нисколько не сомневается. Это я неоднократно слышал в его разговорах с родителями. Сдается мне, что это убеждение – единственный причал в его разрушительном пути полного переосмысления всего своим особенным аналитическим чутьем, которое уже давно решило просеять все через решето разума.
Бегония-мать надеялась на то, что это чудо было своего рода отвлекающим маневром
духовной сущности, чем-то, что подтолкнуло его в любящие объятия Бога, которого он
познал с детства. Здесь до сих пор еще находятся фотографии с его первого причастия. В
