Портрет синей бабочки - Заровнятных Ольга (книга бесплатный формат txt) 📗
У меня все похолодело внутри от ее слов. Вот сейчас все и решится. Сейчас Вита войдет в комнату Дрозда и огорошит меня новостью, что Дрозд вернется еще не скоро, что он очень занят, что ему еще девушку надо до дома проводить…
Я стояла у стола Дрозда в его комнате, дрожащими от волнения пальцами перебирая разложенные как попало альбомные листы. Не подумайте, что я копалась в его вещах! Боже упаси! Мне бы и в голову такое не пришло. Но мне очень нужно было на что-то отвлечься, у меня даже черные точки замелькали перед глазами – вот как я переживала!
– Он вернется с минуты на минуту! – радостно сообщила мне Вита, заглядывая в комнату. – А это его рисунки, наверное. – Она указала кивком на листы под моими руками, и я только тогда сосредоточила на них взгляд.
Это были потрясающие рисунки. После слов Виты я взяла их в руки, чтобы получше рассмотреть. Мне кажется, так мог рисовать только настоящий художник. На одном из листов был изображен самолет – ну еще бы, что еще рисовать парням, как не технику! – я даже невольно улыбнулась. На другом – оживленная улица, тона взяты серые, лица людей невозможно различить. Третий рисунок едва не выпал у меня из рук, так я разволновалась. С чего это Вита взяла, что Дрозду плохо даются портреты? Мой портрет, который я держала в руках, удался ему в совершенстве – насколько я представляла себя со стороны.
Глава 15
Хвост
Пора было сматывать удочки. В таком возбужденном состоянии я не то что с Дроздом – с собственной мамой не смогла бы поговорить. Торопливо сложив листы обратно в кучу, я кинулась из комнаты. На полдороги вернулась, хорошенько разворошила их – кажется, именно в таком беспорядке они до меня лежали. Со стены на меня с удивлением взирали рок-звезды. Я показала им язык: их, может, и фотографируют каждый день всяческие папарацци и поклонники, но вряд ли кто-то из сопровождающей их толпы с таким старанием рисует их портреты. Для этого нужно не поклоняться – для этого нужно…
И тут я задумалась. Нужно что? Что нужно, чтобы нарисовать портрет человека, если тебе за это не платят, не прельщают славой? Если ты знаешь, что твою работу, возможно, никто никогда не увидит и не оценит по достоинству? Ради чего тогда стараться и с таким тщанием прорисовывать черты лица едва знакомого человека, с которым ты толком даже и не успел еще подружиться?
В этот момент в дверь позвонили. Вита стрелой промчалась открывать. Судя по ее скорости и ловкости, она наверняка еще и спортом каким-нибудь занималась – гимнастикой, к примеру, или легкой атлетикой… Первой перепуганной мыслью, пришедшей в мою голову, было спрятаться. Под кровать. Да уж, переполошилась, так переполошилась…
Пометавшись по комнате, я наконец решила, что самое подходящее место для отведения от меня подозрений – у окна. Отвернувшись к окну и приняв невинный вид, я замерла, ожидая, когда Дрозд войдет в комнату и воскликнет что-то типа: «О, вот это сюрприз!»
– О, а мы тебя у кафе ждали! – воскликнула Дина за моей спиной.
Это мне показалось или я в самом деле превратилась в ледяную статую, лишенную возможности пошевелиться? Динин голос убивал меня, превращал мое сердце в бездушную ледышку, как сердце Кая – прикосновения Снежной Королевы. У меня сразу пропадало всякое желание дружить. Да что там… мне жить не хотелось!
И, что самое обидное в этой ситуации, у меня сами собой покатились слезы. Я по-прежнему стояла лицом к окну, и слезы, одна за другой, скатывались и скатывались из моих глаз. Одна из них закатилась в уголок губ, и я тут же почувствовала ее солоноватый вкус. Где бы я ни появилась, Дина следовала за мной, словно хвост.
– Ворон считаешь? – весело спросил Дрозд, подходя ко мне, но, увидев слезы, обеспокоенно спросил: – Ну что опять случилось? Что это за бусинки? – Он ласково вытер слезы с моего лица и – о боже! – прижал меня к себе. Я замерла, словно воробушек, согретый в ладонях, в нос ударил аромат мужской туалетной воды, который прежде я лишь слегка угадывала в воздухе. Я стояла, уткнувшись носом в плечо Дрозда, и жадно вдыхала этот будоражащий запах, стараясь запомнить его надолго, унести с собой. Про слезы я и думать забыла.
– А мы тебя ждали-ждали… – снова завела свою волынку Дина и добавила жалобно: – Я насквозь продрогла!
«Ну ты еще заплачь! – ожесточенно подумала я про себя. – Лишь бы Дрозд и тебя так обнял!» Впрочем, хорошенького понемножку. Я легонько высвободилась из объятий Дрозда и взглянула на Дину, ожидая встретить ее завистливый взгляд. Но нет. Ничего подобного. Дина уселась на стол Дрозда – прямо на его рисунки! – закинув ногу на ногу, так что ее и без того короткая юбка задралась чуть не до бедра, и смотрела на меня с равнодушным любопытством, если такое возможно. Ее взгляд был и холоден и в то же время заинтересован. Наверное, так смотрит ученый на жертву эксперимента.
– Ты почему к кафе не пришла? – спросил меня Дрозд.
– А… зачем? – тупо спросила я.
– Мы думали все втроем погулять! – объяснил Дрозд.
– Надо было предупреждать, – насупилась я. – Я же не знала.
– Если бы я предупредил, ты бы не пришла, – хмыкнул Дрозд. – Вы же, девчонки, поссорились.
– А мы уже помирились, – живенько возразила Дина и внаглую обратилась за подтверждением ко мне: – Правда, Саша?
– Правда, – горячо ответила я. – Мы даже гуляли вместе с…
– А вы знаете, что скоро Весенний бал? – громко перебила меня Дина. – Говорят, будет конкурс самого необычного костюма.
Что-то в ее голосе заставило меня насторожиться. Дрозд в сомнении протянул:
– Да ведь Весенний бал – это вроде когда все в платьях нарядных, костюмах…
И тут Дина ехидно уточнила у меня:
– Кем ты на это раз вырядишься, Саша? Клоуном?
Вот теперь все встало на свои места. Меня бросило в жар. Ну конечно, на Весеннем балу не могло быть никакого маскарадного конкурса. Да и на Восьмое марта его не могло быть ни при каком раскладе. Это был розыгрыш. Наглый, безобразный розыгрыш. И разыграла меня моя единственная подруга. Подставила перед всем классом. Перед всей школой! Потому что это именно от нее я и узнала про «маскарад». Какой же я дурой была, какой дурой!
Я стремительно вышла из комнаты Дрозда. Торопливо одеваясь в прихожей, слушала град его недоуменных вопросов, но ни на один не желала отвечать. Да и что бы я ему ответила? Разоблачила бы Дину? А ради чего? Ее это не исправит. Да и потом, если Дрозд питает к ней какие-то чувства – он все ей простит. Любовь зла…
Наспех попрощавшись, я пошла домой. По дороге я восстанавливала в памяти малейшие детали, подтверждающие Динино предательство. Как давно это все длилось? Когда вообще началось? Кстати, я вспомнила и то, что о моем розыгрыше мальчишек на День Святого Валентина знала одна только Дина. Так, может, это вовсе не мальчишки были такими болтунами? А та открытка на двадцать третье февраля, адресованная мне… Чьим аккуратным почерком она была написана, ведь явно не мальчишеским! А та толпа парней, которая сорвала с меня кошачью маску на Рождество? Может, и тут была замешана Дина? Неспроста же она стояла в сторонке, выжидая, чем все закончится.
Я вышагивала яростно, шлепая по едва наметившимся лужам, так что брызги вскоре облепили мои джинсы, как помутневшие стразы. Солнце уже скрылось, быстро холодало. В сером весеннем вечере не было ничего романтического, ничего привлекательного вообще. Парочки, медленно идущие, взявшись за ручку, выглядели в этой хмари так же неуместно, как я в своем костюме на балу. Не пойду на бал. Ни за что не пойду! Пусть подавятся своим самолюбованием!
С одной стороны, я не желала опускаться до уровня Дины, с другой – мне надоело быть белой вороной. Я не знала, куда деваться, что мне делать. Я всей душой жаждала мести. Ведь, если подумать, благодаря кому Дину признали в классе? Благодаря мне. Благодаря кому против меня началась травля? Благодаря Дине. Это было чертовски несправедливо.
Но бог с ней, с нашей дружбой. Уже понятно было, что она пошла псу под хвост, и ее не то чтобы нельзя было восстановить – можно, почему бы и нет. Можно снова начать разговаривать с Диной, закрывать глаза на ее девчачьи кривляния, простить ей ее подставы, розыгрыши, признать, что она великолепна, что из нас двоих я – никто, а она – королева красоты, ума, очарования.
