Всадник без бороды (Юмористическая повесть) - Привалов Борис Авксентьевич
Но все в ауле уже давно привыкли к причитаниям богатого скряги и только улыбались, когда слышали байские жалобы. Тем более, что бедняки знали истинную цену воплям Шик-Бермеса. Например, такая жалоба, как сегодня, означала, что бай зажарил себе по крайней мере целого барана и выпил уже порядочно кумыса или айрана — овечьей простокваши.
Вокруг юрты Шик-Бермеса был выложен большой круг из стеблей сухого камыша. Кто шел к баю, непременно должен был наступить на камыш, чтобы пройти к юрте. Сухой камыш громко шуршал и хрустел. Это было сигналом: кто-то идет! Бай успевал спрятать еду в тайник и принимался сетовать на судьбу и голод еще громче и жалостливее.
Именно в такой час, когда жалобы бая звенели над аулом, заглушая блеяние и мычание возвращающегося с пастбища стада, у дальних юрт появился лениво шагающий пятнистый верблюд, на котором восседал маленький длиннобородый старичок.
Аульные собаки, которые обычно горланили всем: «Вон! вон! вон! вон!» — на этот раз вели себя спокойно. Может быть, поэтому жители аула и заметили верблюда только тогда, когда он уже поравнялся с овечьим загоном.
— Это бахсы, знахарь! Редкий гость! — приветствуя всадника, говорили друг другу бедняки, жители старых, закопченных юрт. — Видишь, у него кобыз. Знахари всегда играют на кобызе!
— Видно, не из наших мест! — рассуждали другие.
— Уважаемый человек, большой человек, — подтверждали третьи. — Простой бахсы ездит на коне, а этот — на верблюде!
Возле камышового круга, опоясывающего юрту Шик-Бермеса, верблюд остановился.
Так как нижние войлоки были приподняты, то жена Шик-Бермеса увидела гостя и первой вышла из юрты ему навстречу. Затем появился и Шик-Бермес, уже успевший спрятать в тайник то, что он не сумел доесть.
Гладкие щеки Шик-Бермеса обрамляла смуглая, под цвет щек, небольшая полукруглая борода, которая делала лицо бая овальным, как яйцо.
— Какого гостя послал нам аллах! — почтительно склонился Шик-Бермес перед бахсы. — Он поможет нам изгнать из нашей юрты злых духов, которые совсем нас разорили, морят нас голодом!
— Я помогу, — слабым голосом проговорил бахсы, — помогу… Только сперва помогите мне сойти на землю…
— Снимите почтенного гостя, чего стоите, бездельники? — крикнул бай подошедшим мужчинам. — Несите его в юрту!
Старого бахсы, нежно прижимающего к груди кобыз, перенесли через камышовый шуршащий круг и внесли в юрту Шик-Бермеса.
— Мешок вон тот, со священным бараном, тоже несите, — устало сказал бахсы. — Я не могу с ним расставаться. Остальные вьюки положите в гостевую юрту. Мой верблюд любит кумыс, напоите его. Если обманете, я узнаю…
Байбише чуть не упала на землю при этих словах знахаря.
— Поить верблюда кумысом! Вай! Видно, в нем сидит какой-то дух! — пробормотала она.
Но побоялась перечить знахарю и почтительно пошла за мужчинами к юрте.
Шик-Бермес замахал руками, чтобы жигиты, которые внесли знахаря, ушли.
— Идите, идите! Аллах вас благословит! Потом, может, придете! Сейчас мне нужно поговорить с бахсы.
Мужчины ушли: они знали, чего бай боится — как бы всех не пришлось угощать!
— Я устал, — прошамкал бахсы, — я еду из калмыцких степей. Звезды на небе сейчас расположены по-злому… Если будет на то благословение аллаха, я изгоню злых духов из вашей юрты. Завтра.
Он расправил бороду и закрыл глаза.
— Завтра! — простонала байбише. — Завтра!
Шик-Бермес понял свою жену: значит, гостя придется кормить не только сегодня, но еще и завтра!
— Или послезавтра, если звезды не станут добрее! — не открывая глаз, сказал гость.
— О аллах! — молвил Шик-Бермес. — За что ты послал нам такое испытание?
Бахсы открыл глаза, взглянул пристально на Шик-Бермеса:
— Это ты про злых духов, почтенный бай?
— Да, да, — поспешно подтвердил Шик-Бермес. — А про что же еще?
— Я плохо слышу, — слабым голосом молвил бахсы. — Говори громче, добрый человек… А?
Шик-Бермес начал расспрашивать гостя, откуда он сам, из какого рода, кто его сородичи, где живут.
«Ох, и хитер же я! — с гордостью подумал Шик-Бермес. — Пока мы будем говорить, старик устанет, заснет… Тогда перенесем его в гостевую юрту, и до утра он проспит без еды. А сейчас обойдемся одним кумысом, тем, который прокис…» — И он многозначительно повел бровью.
Байбише поняла и вышла за кумысом.
Блеяние овец, рев верблюдов, ржание коней, мычание коров доносились в юрту: стада заворачивали в загоны. То о срубы колодцев, то о корыта для водопоя стучали кожаные ведра.
Кислый кумыс налили только гостю, а себе и мужу байбише наполнила чаши хорошим кумысом из другой миски.
Шик-Бермес, подавая гостю чашу, все продолжал расспрашивать его о сородичах и родственниках:
— Значит, вас было трое братьев? Ты и еще двое?
Гость в это время отхлебнул кумыс и чуть не выплюнул его обратно, такой он был горький.
— Э-э, добрый человек, нас было трое братьев, — сказал он, — но ты меня уже не считай. От этого кумыса я живым не останусь!
— Что ты, о бахсы, — молвил Шик-Бермес, делая несколько глотков из своей чаши. — Отличный кумыс!
Гость посмотрел на свою чашу и сказал:
— Да, я ошибся, кумыс прекрасен. Это злые духи хотят испугать меня… Так с нами, бахсы, часто бывает. Злые духи даже могут внушить вам, что я не голоден и что меня не надо кормить… А? Что ты сказал, добрый человек?
— О аллах, за что ты нас так наказываешь? — взмолилась байбише и сказала мужу: — Давай его уложим спать!
— Тш-ш, услышит! — испугался бай. — И наколдует нам болезнь за это!
— Он же глух, как войлок, — отмахнулась байбише. — Я вот что придумала. Разведем огонь, поставим казан с водой. Гость подождет, подождет и заснет. А мы потом скажем: не хотели будить, ведь гость так устал…
Шик-Бермес поглядел на безучастного бахсы, который, качая головой, что-то беззвучно бормотал, и сказал весело:
— Ставь казан!
Когда был разведен огонь и казан наполнили водой, жена бая громко сказала на ухо знахарю:
— Отдохните, дорогой гость, а то у нас овца варится в казане такая старая, что всю ночь вариться будет!
— Гость тоже не молодой, — ответил бахсы, приоткрывая веки, — и если уж сел, то будет до осени сидеть… Подождем. — И он снова закрыл глаза и забормотал свои заклинания.
Бай и жена переглянулись.
— Придется сварить кусок мяса, — жалобно сказала байбише.
— О-о-о… чем я прогневал аллаха! — застонал Шик-Бермес.
Но делать было нечего — пришлось варить мясо. Один кусочек маленький, а другой — большой.
Но после того как был съеден маленький кусок мяса, гость сказал:
— Сегодня мне нельзя уходить из той юрты, где живут злые духи! А то они могут подумать, что я их испугался!
Хозяева дружно вздохнули, мысленно прокляли еще раз незваного гостя. Делать нечего, пришлось и большой кусок съесть втроем.
Бахсы лег спать у самого входа — возле мешка, в котором что-то шевелилось.
Бай долго шептался с женой.
— Он даже во сне держится за священного барана! — возмущалась байбише. — Как будто мы его украдем или съедим.
— Священный баран, видно, дорого стоит, — предположил бай. — Узнать бы, какая от него польза!
Ночью бахсы все время бормотал во сне, разговаривал:
— У бая золото украли… у бая золото украли… волшебный баран… одна овца… две овцы… украли золото…
Байбише проснулась, прислушалась, растолкала мужа:
— Это не у тебя золото украли? Слышишь, бахсы-то что говорит…
Бай завозился, полез в тайник, потом сказал облегченно:
