Маленький Диккенс(Биографическая повесть) - Чацкина София Исааковна (лучшие книги без регистрации .txt) 📗

София Чацкина

МАЛЕНЬКИЙ ДИККЕНС

Биографическая повесть

ТУМАННОЕ УТРО

Молочница не дает молока. — Диккенсы разорены. — Замыслы Джона Диккенса. — Чарли продает свои книги. — У старьевщика.

Туман все мрачнел и густел. Редкие прохожие едва могли различить друг друга. Казалось, темные тени снуют по улице. Вот из серой завесы выступила большая тяжелая карета: ночной извозчик возвращался домой. Карета проехала медленно, с тяжелым грохотом. Белый иней сыпался с ее крыши. Она снова исчезла во мгле. Потом стало слышно шарканье стоптанных башмаков и унылое покрикивание. Это трубочист пробирался на раннюю работу, стуча зубами от холода. Вдали звучали шаги ночного сторожа; он неспешно ходил от угла до угла. Раздавался стук деревянных молотков в медные дощечки на дверях домов: молочники принесли молоко. Стук не прекращался: в такое темное утро не добудиться хозяев. День наступил, а мрак все больше нависал над городом. На улице как-будто стояла темная ночь. Наконец в лавках стали зажигать свечи; от красноватого отблеска их пламени в окнах повеселело и на улице.

А туман все густел. От него не было спасения. Он проникал внутрь высоких черных домов, пробирался через все щели и скважины. Жители бедных предместий огромного города, дрожа, выползали из-под рваных одеял и поспешно разводили огонь. Но скудный огонь не согревал.

Лондонское деловое утро началось. Стали отпирать лавки. Кучки рабочих шли на работу. Непрерывная вереница тащилась по улицам: мужчины и женщины с корзинами, наполненными рыбой; тележки, запряженные ослами и нагруженные всякими припасами; мясники на телегах, набитых мясными тушами.

Прачки, портные, сапожники, мелочные торговцы — принялись за свой дневной труд.

На одной из улиц бедного предместья, называемого Кемдэн-Тауном, рабочие, исправлявшие газовые трубы, развели большой костер. Озябшие дети, едва прикрытые лохмотьями, протягивали к огню окоченевшие руки и, мигая, уставились в него глазами. Они сбежались сюда из узких улиц, переулков и закоулков. В этих улицах, покрытых грязью, и снегом, воздух был пропитан вонью. Там мало было лавочек, а если и попадалась какая, так в ней почти нечего было купить. И продавцы и покупатели глядели голодными. В старых, полусгнивших домах стекла завешены были тряпками и заткнуты бумагой.

За запутанной сетью этих улиц и закоулков, на самом краю нищенского предместья, стояла небольшая кучка домов, Выглядевших немного чище и веселее. Позади них тянулся пустырь, отгороженный старыми воротами, обручами из бочек, парусинными лоскутьями, плетнем, жестяными котлами с выбитым дном и остатками перержавелой решетки. В этих домах жили огородники. С ранней весны они принимались копать и сеять. Жены их разводили кур, гусей, кроликов. Иные дома сдавались в наем за небольшую плату.

Перед одним из таких домишек стояли молочница с ведрами и какой-то мастеровой. Они уже несколько раз стучали в дверь, но никто не откликался на их стук, несмотря на то, что ставни в доме были открыты и из окон виднелся слабый свет. Наконец рассерженный мастеровой забарабанил изо всех сил. Ответа не последовало. Мастеровой заорал во все горло:

— Оглохли вы, что ли, мистер Диккенс? Ведь я отлично знаю, что вы дома. Выходите! Да что ж в самом деле? Заплатите — и я уйду. Да заплатите же, говорят вам. Честные люди не прячутся. Неужто ж и сегодня не заплатите? Эй, мистер Диккенс! Когда же вы заплатите?

Ответа по-прежнему не было. Тогда посыпалась ругань: «мошенник, вор, мерзавец!..» Мастеровой перешагнул на другой конец улицы, уселся на тумбе и, глядя на освещенное окно второго этажа, орал и ругался. Молочница тем временем барабанила в дверь. В окнах соседних домов показались люди, они с радостью поглядывали на мастерового и злобно хихикали. Наконец в доме послышались легкие шаги, кто-то спускался по лестнице. Дверь приотворилась, из нее робко выглянуло детское лицо.

— Ну выходи, выходи, — сказала молочница. — Чего боишься? Что тебя убьют, что ли?

Тогда дверь решительно открылась и на пороге показалась маленькая девочка в огромных башмаках на босу ногу, в грязном переднике с большим нагрудником. Передник скрывал всю маленькую девочку. Видны были только ноги да лицо. Как будто на нее надели большой футляр. Лицо у девочки было серьезное, не по годам старое. Должно быть, она знала труд чуть ли не с самой колыбели. Увидев ее, мастеровой встал со своей тумбы и грозно подошел к двери. Девочка испугалась, снова шмыгнула за дверь и, выставив оттуда лицо, сказала робким голосом:

— Мистер Диккенс говорит, что он завтра непременна заплатит вам деньги. Наверное, наверное заплатит. Завтра у него будут деньги. А сегодня у него ничего нет. И он болен, не может к вам выйти. Мистер Диккенс очень просит вас уйти и не шуметь. Приходите завтра, вам завтра заплатят.

Она говорила серьезно и убедительно. Мастеровой понял, что сегодня ему все равно не получить денег, к тому же он замерз и ему надоело ждать; он внезапно повернулся и, продолжая бормотать ругательства, пошел прочь.

Тут заговорила молочница:

— Что ж это твоя хозяйка прячется? Ведь обещала сегодня непременно заплатить. По целому месяцу не платите. Совсем у вас не по-людски. Прислугу держат, а детям жрать нечего. Скажи твоей хозяйке, чтобы заплатила, а то не дам молока.

— Тетенька, — робко сказала маленькая служанка, нерешительно протягивая большую кружку, — у нас дети голодные, со вчерашнего обеда не евши. Реветь будут. Хозяйка сказала, завтра непременно заплатит. Дай молока! Дай, тетенька!

Но молочница не давала. «Эка невидаль, что чужие дети не евши сидят; если всем дармоедам отпускать молоко, скоро и свои дети голодать будут». Напрасно маленькая служанка протянула кружку и голодными глазами глядела на полные ведра, — кружка так и осталась пустой. Молочница повернулась и пошла прочь. Маленькая служанка с пустой кружкой медленно и уныло поплелась наверх.

Здесь, верхом на перилах лестницы, сидел мальчуган. Он крепко ухватился за перила руками. Мальчуган был худ, бледен и мал ростом. На вид ему было семь-восемь лет. Густые каштановые волосы свисали на большие глаза. Он внимательно глядел на девочку. Она печально покачала головой и, вытянув руку с кружкой, показала ему, что кружка пуста. Лицо мальчика вытянулось. Он кубарем скатился вниз по перилам лестницы. Внизу он лихо перекувырнулся и прошелся на руках. Девочка улыбнулась и пошла наверх. Мальчуган побежал за ней. Он громко бормотал:

— Оглохли вы, что ли, мистер Диккенс? Ведь я отлично знаю, что вы дома. Эй, мистер Диккенс!

Обогнав девочку, мальчуган быстро взъерошил волосы, засунул руки в карманы, выпучил глаза и грозно подскочил к ней. Он стал так похож на мастерового, что девочка остолбенела от восторга и удивления. Потом, забыв про голод, холод и все свои горести и заботы, маленькая служанка неожиданно залилась веселым смехом. Тогда мальчик вдруг замолчал; его худое, бледное лицо вытянулось, светлые глаза стали маленькими и злыми, крупный рот сжался. Мальчик выпятил живот, подбоченился и заговорил пронзительным женским голосом. Теперь маленькой служанке показалось, что перед ней стоит сердитая молочница. Девочка засмеялась еще громче.

— Кэт, Кэт, — раздался голос сверху, — да где же ты? Чарли, ты куда девался, чертенок? Куда вы оба пропали? Идите же скорее! Маленький плачет, есть хочет.

Веселость девочки мигом прошла, слезы выступили у нее на глазах, она поспешно побежала наверх. Чарли с расстроенным лицом шел за нею. Они вошли в большую, мрачную комнату.

Перед камином, сгорбившись, сидела женщина с измученным, изнуренным лицом. Годовалый ребенок на ее руках заливался плачем. Девочка лет пяти и мальчик немного постарше прижались к матери. Нетерпеливо, голодными глазами глядели они на дверь.