Приключения доктора Скальпеля и фабзавука Николки в мире малых величин: Микробиологическая шутка. - Гончаров Виктор Алексеевич
— Тогда — другое дело, — согласился Николка.
— Ну, так вот, — продолжал врач, небрежно и несколько демонстративно разваливаясь на своем ложе, — если это «бревнышко» попадет на поврежденную кожу человека, оно может вызвать у него кожный туберкулез — язвы, долго не заживающие… Если попадет в легкие — на сцену может появиться чахотка; в кишечнике же «палочки» вызывают кишечный туберкулез, обыкновенно кончающийся смертью…
Николка с большой злобой приглядывался к двум «бревнышкам», таким невинным и безобидным в настоящем их виде.
— Как же они попали в мое одеяло? — спросил он вдруг.
— Очень просто. Какой-нибудь чахоточный больной, будучи у вас в комнате, кашлянул или плюнул; в мокроте или плевке в воздух вылетели из его организма эти палочки… Может быть, сначала они попали на пол, а потом, когда жидкость, окружавшая их, высохла, они с током воздуха поднялись вверх… Ну а на одеяло опуститься им уже ничего не стоило… Та же пыль могла захватить их в своем падении…
«Пыль», действительно, сыпалась вовсю, и, если бы не мощный ствол, под которым расположились приятели, им было бы не до разговоров.
Николка с сердцем пнул одно из бревен и с удивлением заметил, что глянцевитая «кора» его подалась от удара внутрь и так осталась. Врач сейчас же пояснил это:
— Туберкулезная палочка сплошь обтянута воскообразной оболочкой, поэтому стенки ее так податливы, но благодаря своей оболочке она также весьма жизнеспособна и долгое время может сохраняться живой в человеческом теле, вызывая у него длительную, так называемую хроническую болезнь…
— Ах, чертяка! — все более и более распалялся Николка и искал чего-то глазами.
— Послушайте дальше, — спешил высказаться Скальпель, видя, что внимание собеседника начинает приковываться к чему-то другому. — Эта восковая оболочка — палка о двух концах: внутри человеческого организма она является хорошей броней для «палочки», на воздухе же, в особенности на прямом солнечном свету, она никуда не годится: туберкулезные палочки очень быстро погибают на солнце…
— Ладно, они у меня и без солнца погибнут, — ворчал Николка, останавливая глаза на каком-то предмете. — У меня в комнате солнца нет; сами знаете, фабричная стена торчит вместо солнца…
— Да, — согласился врач, — у вас в этом отношении неблагополучно… — И, вздохнув, добавил:
— Куда редко заглядывает солнце, туда часто заглядывает туберкулез и… врач…
Николка нашел, наконец, что надо: это был длинный твердый обломок, только что упавший сверху в двух шагах от приятелей.
— Это вы называете «пылью»? — спросил он ехидно, беря обломок в правую руку.
— Да. Это пыль, — подтвердил врач, — только нам с вами она уже не кажется пылью… Что вы хотите делать!..
— Нуте-ка, слезьте, — вежливо предложил Николка и, когда врач исполнил его просьбу, — он с большой яростью накинулся на «бревнышки», кроша их дубинкой из «пыли»… И успокоился только тогда, когда от них остались одни восковые лохмотья да куски слизи…
2. — Вано Сванидзе — источник электромагнитных волн. — Одеяльный «ландшафт». — Падающие «звезды». — Николка читает мысли Вано. — О психо-радиациях. — Друзья ссорятся. — Сюрприз из воздуха. — Обитатели испорченного мяса. — Амеба проглотила Николку. — Чудовищное побоище. — Друзья избавляются от двух опасностей
— Молодец! — иронически похвалил врач, молчаливо и с полным равнодушием следивший за избиением «палочек». — Мо-ло-дец!.. Подумаешь — подвиг совершил?!
Красный от физического напряжения и от чувств, достойных лучшего приложения, обернулся Даниленко взглянул и ахнул..
С ног до головы врач был покрыт клочьями зеленой слизи и настолько густо, что даже не пытался освободиться от нее.
— Подумаешь — подвиг совершил! — повторял он флегматично. — Две палочки уничтожил, а в одеяле их, может быть, сотни…
— Доктор! — воскликнул «победитель» в глубоком изумлении. — Да почему же вы не отошли? Ведь это я вас так залепил?!
— Вы, вы, друг мой. Нет сомнения — вы. А отойти я не мог, потому что в двух шагах уже ничего не вижу… Ну-ка, освободите меня: чертовски жжется треклятая слизь!..
Удерживая смех, Николка принялся с той же энергией, с какой сокрушал палочки, чистить уважаемого Скальпеля и, между прочим, спросил с лукавством:
— Вы еще не имеете намерения прекратить опыт?
— Как бы не так! — отвечал невозмутимый исследователь. — Не думаете ли вы, что я склонен впадать в уныние от таких пустяков? Мы еще побродим, побродим…
Но далеко брести не пришлось: громадная черная пропасть в самом начале пути преградила им дорогу.
— Вот какие сюрпризы скрываются в вашем одеяле, — философски заметил врач, — придется повернуть лыжи.
На их счастье, в атмосфере вдруг заискрились, заволновались частые, прерывистые излучения, наполнившие ярким синим светом даже самые укромные закоулки дремучего шерстяного леса.
— Ванька Сванидзе вернулся и зажег над столом лампу, — недолго думая, решил Николка и с завистью добавил:
— Сейчас, дьявол, чай будет пить…
— Гм… вы думаете, этот свет от настольной лампы? — пропустив мимо ушей намек о чае, спросил врач. — Но я же вам говорил, что обыкновенные световые колебания нам с вами более не доступны… И этот свет, сами видите, совсем не похож на электрический… Это — электромагнитные колебания…
— Ну-у… — недоверчиво протянул Николка, — разве Сванидзе приволок с завода электромашину?..
— Никакой машины не надо… Эти световые колебания исходят из головы вашего товарища…
— Га! Как от святого на иконке!..
— Я не смеюсь, — серьезно продолжал врач, — наш глаз в своем нормальном виде — не уменьшенном, как теперь — не способен улавливать электромагнитных колебаний, потому что он, так сказать, настроен самой природой, как антенна на радиостанции, на приемку волн только определенной длины, обыкновенных световых; а теперь мы, наоборот, вследствие громадного уменьшения нашего зрительного аппарата неспособны к восприятию световых волн, зато, как видите, воспринимаем какие-то другие в виде синего света…
Сильное освещение, разогнав тьму, представило глазам приятелей совсем иную картину, впрочем, не производившую отрадного впечатления.
Прежде всего, действительно, под их ногами зияла пропасть, где глубоко-глубоко внизу черной полоской блистала вода или какая-то другая жидкость.
— Ох, ох, в какой капитальной санитарной обработке нуждается ваше одеяло, — сказал по этому поводу врач. Вся почва состояла из переплетенных и спутанных между собой корней, бревен, перекладин и т. п.; конечно, все это были шерстяные волокна с примесью суконных, бумажных и пр., залетевших на одеяло с пылью.
Кругом высились тесной стеной великаны-стволы торчащие перпендикулярно вверх, то перекрещенные друг с другом, то почти касающиеся поверхности под разным наклоном.
Сквозь гущу этих стволов и из-за неровностей почвы уже на расстоянии 7–8 метров высилась сплошная стена; чудовища, столь храбрые во тьме, теперь куда-то попрятались. Лишь чистое безоблачное небо, переливно искрящееся синими и фиолетовыми тонами, представляло большой простор для наблюдений или, по крайней мере, хороший объект для восхищения. Однако, приятели принуждены были укрыться под сень того же гигантского ствола и оттуда лишь восторгаться красотами неба, так как дождь из падающих «безделушек», превышающих порой человеческий рост, значительно усилился.
— Ваш приятель беспокойно ведет себя, — заметил врач, — это он поднял и взмутил в воздух целые горы новой пыли…
Николка ничего не отвечал: странное беспокойство овладело им.
— Мне кажется, — через минуту начал он, — мне кажется, что я читаю чьи-то мысли…
— Ну-ну? — с заметным интересом подхватил врач. — Дуйте, это очень возможно…
Ободренный таким образом, Николка решился высказаться определенней:
